От его слов я чувствовал себя еще хуже, чем когда проснулся.
— Пап…
— Когда ты станешь старше и у тебя появятся свои дети, когда у тебя появится сын, ты поймешь, что я имел в виду, — добавил отец, спокойный, как всегда. — А пока тебе придется поверить мне на слово.
Я кивнул, чувствуя себя дерьмом и прекрасно зная, какие слова услышу дальше.
— Что же ты наделал, Джонни? Как ты мог так рисковать собой? — Отец покачал головой и судорожно выдохнул. — Нет слов, чтобы описать наше опустошение вчера, когда нам позвонили. — Он подался вперед, сцепив пальцы. — Каково нам было узнать, что наш мальчик рискует своим здоровьем и будущим и это длится несколько месяцев подряд?
— Пап, прости меня, — пробормотал я, стыдливо опустив плечи.
— Мне не нужны твои извинения, — ответил отец, но в его тоне не было ни намека на гнев. — Мне нужно твое понимание. Нужно, чтобы ты прекратил гнаться за своей мечтой и понял, что ты живешь прямо сейчас, каждый день.
— Пап, но я так сильно этого хочу, — признался я, кусая нижнюю губу.
— И я хочу того же, — ответил он. — Джонни, я хочу, чтобы ты стремился к своим мечтам, чтобы все они осуществлялись. Я хочу, чтобы исполнилось каждое твое желание. Но мне нужно, чтобы ты все это делал в здравом рассудке. — Он снова подался вперед и долго смотрел на меня. — Сынок, даже лучшие порой падают. Но определяет тебя то, что ты делаешь после падения, твои дальнейшие действия: четкие, просчитанные, логичные.
Да.
Я понял.
Я его услышал.
Я тяжело выдохнул, провел рукой по лицу и спросил:
— И каков план?
Отец усмехнулся.
— Почему ты так смотришь на меня?
Он склонил голову набок и, все так же посмеиваясь, ответил:
— Я смотрю на своего мальчика и благодарю судьбу за то, что снова вижу огонь в его глазах.
— А что, он исчезал? — спросил я, беспомощно пожимая плечами.
— Ненадолго, — успокоил меня отец. — А план таков: полный отдых и постельный режим семь-десять дней.
Я судорожно выдохнул.
— Пап, но это…
— Таков план, сынок, — сурово произнес он. — Потом реабилитация.
— А что Академия? — спросил я, сглатывая. — Тренер Деннехи звонил тебе?
— Они очень сердиты на тебя, — резко ответил отец. — Вполне ожидаемая реакция, когда их центровой, первый в рейтинге, чуть не закончил карьеру еще до совершеннолетия.
— Не говори так! — застонал я.
— Правда всегда лучше лжи, — ответил отец и понимающе улыбнулся. — Больнее, но на длинной дистанции от нее больше пользы.
— И это говорит адвокат, — проворчал я. — Тебе платят целые состояния, чтоб ты врал.
— Но не тебе, — с невозмутимой улыбкой ответил он. — Ты получаешь мои услуги бесплатно и то, что я говорю тебе, — стопроцентная правда. Если хочешь, чтобы с тобой сюсюкались, лучше поговори с мамой.
— Ладно, ладно, — пробубнил я. — Мог бы чуть срезать углы. А то колется.
— Уколы только закалят, — сказал отец. — Сынок, мир большой и жестокий, одни острые углы.
— Что с моим академическим контрактом? — решился спросить я.
— Он в значительной степени сохраняется.
Я испустил шумный вздох облегчения.
— Тут нечему удивляться, — рассуждал отец. — Ты великолепен. Безрассудный, упрямый, склонный к самоубийственным поступкам идиот, который при всем при том великолепно играет в регби, безупречно владеет стратегией игры и имеет талант ставить себе цели любой сложности и достигать их. Джонни, в Академии это знают. Они не выгонят тебя.
Услышав это от отца, я понял: он говорит правду.
Мне он действительно никогда не врал.
— Пап, ты считаешь, у меня получится? — спросил я, глядя отцу в глаза. — Думаешь, я смогу?
— Да, — не задумываясь, ответил он.
Мое сердце ожило и воспарило.
— Правда?
Отец кивнул:
— Да, Джонни. Правда.
Я почувствовал, как внутри меня пробился маленький росток надежды.
Я сумел удержаться на краю и не рухнул в пропасть.
Я смогу восстановиться.
Отец думает, что у меня получится.
— Но ты освобожден от игр и тренировок, — добавил отец.
— Ожидаемо, — тяжело выдохнул я.
— И тренер Деннехи ждет тебя для серьезного разговора.
— И это ожидаемо, — поморщился я.
— И тебе придется пройти три независимых обследования, прежде чем ты выйдешь на поле, будь то в Академии, клубе и в школьной команде, — сообщил отец. — Так что эти ноги до мая не ступят на траву стадиона.
— Замечательно. — Я провел рукой по волосам и вздохнул. — Господи…
— Не паникуй, — спокойно произнес отец. — План тебе известен. Он прямо перед тобой. Чтобы вернуться в команду, нужно выздороветь. Отдых для твоего тела сейчас так же важен, как любая тренировка или игра.
Я понял.
— И все равно жестко, — пробормотал я.
— Посмотри на это по-другому, — улыбаясь, предложил отец. — У тебя будет неограниченное время для общения с Гибси.
— Черт!
— И он, полагаю, не даст тебе забыть прошлую ночь, — засмеялся отец.
— Уж наверное… Кстати, а сколько мне торчать в больнице?
— Еще пару дней, — ответил отец. — Потом мы заберем тебя домой, и ты сможешь начать реабилитацию.
— Пап, ты всерьез веришь, что я это вывезу?
— Если будешь придерживаться правил, я абсолютно уверен, что вывезешь.
Я снова покачал головой:
— И почему я не поговорил с тобой еще несколько месяцев назад?
— Потому что твой отец-трудоголик должен был тратить больше времени на то, чтобы уберечь от опасности собственного сына, чем на то, чтобы уберегать от тюрьмы сыновей других отцов.
— Пап, да ладно, — не выдержал я. — Это не твоя вина. И не мамина.
— Разумеется, вина целиком твоя, — сказал он, вновь резанув меня правдой. — Но ты еще молодой, неопытный и упрямый, и мне следовало быть рядом, чтобы умерять твой пыл. Но теперь, Джонни, я буду рядом. Чаще, — добавил он.
— Я не упрекаю тебя за любовь к своей работе, — ответил я. — Я такой же.
— Знаю, что ты в меня, — усмехнулся отец. — Но освободил свое расписание до конца пасхальных выходных.
— Ты приедешь домой? — удивился я.
— Да, сынок.
— А мама?
Отец снова засмеялся:
— Джонни, дай ей волю, она бы посадила тебя в детскую коляску и таскала бы за собой везде. Теперь она с тебя глаз не спустит.
— Черт.
— Тебе придется снова его заслужить.
— Доверие? — подхватил я.
— Совершенно верно.
— А где она сейчас? — проворчал я, представляя, сколько материнских слез будет пролито, когда она снова появится в палате.
— Скоро вернется. Отправилась раздобыть тебе одежду.
— А Гибси?
— В кафетерии, — с улыбкой ответил отец. — Строит глазки девице за стойкой.
— Не сомневаюсь, — пробормотал я.
Похотливое животное.
— Гибси останется с нами до возвращения в Корк, — сказал отец. — А после каникул его, вероятно, отстранят от занятий. — Отец усмехнулся. — Слышал бы ты, как он называл вашего тренера, когда тот приезжал в больницу. Потому-то я задержался и не сразу пришел к тебе. Джерард наотрез отказался возвращаться в школьный автобус. Утром он уже нарушил правила, когда ушел из отеля и поехал тебя навестить. У него серьезные проблемы с вашим директором. Мне пришлось звонить в школу и родителям Гибси, чтобы Малкахи разрешил ему остаться с нами.
— Ради бога, — простонал я. — Ну не могу же я везде таскать его с собой.
— Джонни, он твой верный друг, — сказал отец. — Тебе повезло, что у тебя есть Гибси.
Я это знал.
— А Шаннон? — прохрипел я и вздрогнул, вспомнив, как отвратительно вел себя с ней, когда очнулся. — Как она? Тоже в кафетерии вместе с Гибсом? — Я сглотнул, ощущая себя выставленным напоказ. — Пап, пусть она придет. Мне очень нужно с ней поговорить.
— Шаннон уехала домой, Джонни, — тяжело вздохнув, ответил отец.
Я упал духом.
— Она ушла от меня, — прохрипел я.
Вот оно.
