Хихикнув, Татьяна подошла к зеркалу и наложила всю эту несостоявшуюся кашу на лицо. После чего уселась на раскладушку. Эх, сейчас бы в креслице растянуться…
Она и не заметила, как ее сморил сон. Все же сегодняшний день был богат на события. Этот автобус, елка, потом они наряжали елку… С Игорем…
– Таня! – разбудил ее гневный, хмельной голос.
Татьяна испуганно вскочила.
– Ты… Т-татьяна! Т-ты… ты больна! – круглыми, точно у совы, глазами смотрел на нее супруг.
Вероятно, банкет закончился, и он пришел домой в поисках отдыха и внимания. Но вот больная супруга…
– С чего ты взял?
– Таня! У тебя все лицо в коростах! – еле держался на ногах нежный супруг. – Я не могу с тобой жить более… Я заражусь!
– Тьфу ты! – поднялась Татьяна. – Это маска. Для омоложения кожи лица. Из геркулеса.
– Из моего геркулеса?! – вытаращился муж.
Татьяна уже наливала в тазик воды и смывала маску. Да уж, надо было раньше смыть, как же это она?
– А мне?! – стоял прямо над ней Эдмунд и гневно тряс хохолком. – А мне маску? Для омоложения?
Татьяна неторопливо вытерла лицо и посмотрела в зеркало. И в самом деле – результат виден сразу. Вон, какая упругая кожа.
– А мне маску?! – топнул ножкой супруг.
– Извини, Эдик, тебе не осталось.
На банкете было весело. Компания уже набрала нужный градус, непьющий люд отсортировался, и теперь за столом остались только самые крепкие, выносливые и патриотичные. Потому что каждый теперь поднимал рюмку исключительно за процветание театра. И поднимал довольно часто.
– А давайте выпьем за нас! – в который раз подскакивала веселенькая Женька. – Чтобы наш театр пополнялся известными актерами! Например…
– Например, мной, – кивнула Анжела Кузьминична. – Я не покину наш театр никогда!
– А судя по тому, как вы, голубушка, неудержимо растете в весе, театр наш будет непременно пополняться, – размышлял Чеботарев. – Давайте выпьем!
Потом банкет пошел по известному сценарию. Сначала Эдмунд Леонидович высказывал претензии, что его никто не понимает, потом Чеботарев привязался к его прическе, дескать, такие коконы на голове перестали носить еще при Грибоедове, после чего Эдмунд пьяненько икнул и выскочил из-за стола. Чеботарев взял гитару и началась песенная вакханалия. Женю отчего-то тянуло на заунывные, совсем не новогодние песни, в частности, на «Лучину», а вот Анжела Кузьминична была настроена на молодежно-боевой лад, поэтому многострадальная «Лучина» у нее звучала рэпом.
– Ты горрри, гори, моя лучина, ёй! Догорю, чуп-тубу тап, с тобой – трыц-тырынц, и я, ёу! – дергала руками прима.
– Дед Плутон! Срочно позовите вашего внука! – требовала Женька. – Я сейчас Василь Васильичу медляк закажу… «Черного ворона», а меня и пригласить некому.
– Дык, кто ж под «Ворона» пляшет-то? – моргал белесыми ресничками старичок. – Тут это… плакать надо.
– Вот я ему и поплачусь! Зовите!
– Тихо! – рявкнул Чеботарев. – Мне из дому звонят!
Ему и в самом деле звонила Люська. Вот ведь настырная баба! Уже который раз за день трезвонит, прям-таки второй раз названивает! А ведь говорил ей – не фиг звонить!
– Алло! – сурово отозвался в трубку Чеботарев. – Чего хотела?
Услышать он не успел. Анжела Кузьминична подлетела, выхватила трубку и затрещала противным голосом:
– Женщина-а! В чем дело? Я не понимаю! Артист Чеботарев сейчас на репетиции ансамбля, вы его отрываете от трудовых будней! Не смейте звонить сюда!
Чеботарев крякнул. Вообще-то он не хотел, чтобы Люська названивала, но вот, чтобы Анжела Кузьминична лезла в его личные дела – этого он не хотел еще больше!
– Дай-ка! – выдернул он трубку у коллеги. – Люся, и что у тебя? Да, у нас репетиция. Кто с тобой говорил сейчас? Это… техничка наша, у нее работа такая – хватать чужие трубки и быть автоответчиком. А то… на порядочного секретаря наш главреж никогда не накопит…
– Чего это я не накоплю?! – поднялся Анастас Борисович. – Я на порядочный-то… ого-го!
– Что ты игогочешь, увалень? – всхлипнула оскорбленная Анжела Кузьминична. – Он меня автоответчиком назвал! Иуда!
Чеботарев переговорил, отключил трубку и понял, что внес в компанию дискомфорт.
– А я предлагаю, – быстренько налил он всем по рюмочкам, дабы исправить положение. – Я предлагаю… О! Поставить елку! А то Татьяна тут чего-то бегала, ругалась, а завтра утренник, а у нас и елки нет!
Анастас Борисович вытянулся спицей.
– Это как же вас понимать? – страшно прошипел он. – Мы! Сидим здесь! Пьем! Не побоюсь этого слова… А елка еще не наряжена?! Да как у вас рука поднялась с этой рюмкой?! Да я ж вас всех!
– Вот сейчас сам и поставишь, – спокойно перебил его Чеботарев. – А будешь ругаться, я тебе даже помогать не буду. Мог бы сбегать, проверить. Кто у нас начальник по всему этому бардаку? Ну, ребятушки, за елку!
Потом мужчины ринулись в зал, где нужно было устанавливать елку, а женщины собрали с собой бутылочки и закуску и тоже направились туда.
– Ух ты-ы! Новогоднее чудо! – замер на пороге зала Чеботарев. – Елка! Сама нарядилась…
– И ты, главное, заметь, – толкал Чеботарева в бок пьяненький дед Плутон. – Встала, главное, на нужное место, красивенько так. Вот за это я и люблю нашу природу… русскую!
– За елку! – не долго раздумывал Чеботарев. Он потянулся за водкой, но Анжела Кузьминична рядом с праздничным деревом вдруг ощутила себя девочкой и понеслась вместе с бутылкой вокруг елки.
– В лесу родилась елочка, тра-ля-ля-ля-ля-ля! – скакала она, тряся пышными телесами.
– Отдай водку, дура! – сурово орал Чеботарев. – Грохнешься ведь! Разобьешь, убью!
– Анжелочка! Вот так! Вот так! Зафиксируй! – закричал вдруг Криворуков, любуясь собственной супругой. – Именно так ты будешь скакать в роли ведьмы на «Вечерах на хуторе»! Только чуточку легче! Воздушнее!
«Воздушнее» в понимании Анжелы Кузьминичны означало одно: прыгать как можно выше и со слоновьей грацией приземляться на пол. Пол содрогался.
– Да оставь же ты бутыль! – не успокаивался Чеботарев.
Поскольку дама его явно слушать не собиралась, а вожделенная бутылка находилась в ее руках, Чеботарев кинулся на спасение водки. Анжелу Кузьминичну сей порыв воодушевил еще больше, прыгать она стала ретивее, но… Отсутствие тренировок сделало свое коварное дело – прима не рассчитала силы, наткнулась на елку и грохнулась оземь, как и предсказывал Чеботарев.
Однако за мгновение до падения Чеботарев гепардом кинулся на даму, в полете ухватил заветную бутыль, но… отскочить уже не успел. Всем телом он припечатал Анжелу Кузьминичну к полу.
– А-а-а! Вася! Не так страстно! – возопила Криворукова. – Я ж лицом-то на елке!
