– На меня, – поперхнулся Фадеев, – похожим не надо. Успеется.
И все. Больше Антонов к их разговору ничего не добавил. А Фадеев почувствовал, что от стыда стал красный как рак. Знал бы Андрей, что он думал о нем минуту назад! Знал бы, какие демоны терзают его начальника, – ни за что бы не пожелал себе такой участи.
Одна у него заслуга, что ни говори – команду он создал достойную. Пилотов собрал лучших в отрасли. Но теперь, видно, пора уступать место молодым – нечего все процессы на себе замыкать и думать, что незаменим. Опустив голову, Фадеев побрел в кабину, оставив Антонова помогать коллегам с размещением девушки.
– Как техподготовка? – задумчиво спросил он у Михалыча, едва переступив порог.
– В норме, – отчитался тот, – дефектов не обнаружено.
– Топливо? – машинально спросил Фадеев.
– Заправили по расчету.
– Приборы? – на автопилоте продолжил он.
– … тридцать.
– Чего тридцать? – встрепенулся Михаил Вячеславович.
– А чего приборы?! – расхохотался Михалыч, довольный тем, что так ловко поддел хмурого командира.
– Не умничай, – пригрозил Михаил Вячеславович, вспомнив наконец бородатый анекдот про Чапаева с Петькой в самолете, и расстроился, что так глупо попался, – садись в правое кресло. Ты сегодня за второго пилота.
Михалыч послушно пересел и достал контрольные карты.
– За второго так за второго, – проворчал он, – значит, наше дело – правое, не мешать левому. А чего Андрюха? Без работы всю дорогу маяться будет? Не любишь ты парня!
– Устарела твоя информация, – буркнул Фадеев, – я себя не люблю. Андрюха твой за штурвал сядет.
– Вот это правильно, – с жаром похвалил командира Михалыч, – тонкий ты руководитель, Михаил Вячеславович! Зришь в корень.
– Уймись, – попросил Фадеев, – без тебя тошно.
Михалыч удивленно взглянул на пребывавшее не в духе начальство и счел за благо не лезть к командиру в душу. Захочет – сам скажет. Такой уж он человек: все свои проблемы привык решать сам.
Тут в кабину, словно свежий ветер, ворвался счастливый Антонов.
– Мне куда?! – удивился он, заметив, что его рабочее место занято пилотом-инструктором.
Борис Михайлович вопросительно смотрел на пребывавшего в задумчивости Фадеева, ожидая, что тот даст ответ.
– Тебе, – очнулся наконец Михаил Вячеславович, – за штурвал. Поведешь самолет.
– Спасибо! – не поверил своим ушам Андрей и все еще продолжал стоять в нерешительности.
– Приступайте к проверке, – скомандовал Фадеев, – а в Москву прилетим, заявление на перевод мне принесешь. Я подпишу.
– Кто? Я?! – Андрей все еще стоял, широко раскрыв глаза.
– Ну не я же! – удивился Михаил Вячеславович, а про себя подумал, что, может, и ему не мешало бы в свете последних событий написать заявление, только совсем другого толка. – Пора тебе, брат, в командирах летать. Или уже не хочешь?
– Не просто хочу, – Андрей опустился в левое кресло, – мечтаю! Только, – он помолчал, – я же недавно у вас работаю, мне в коллективе обжиться надо.
– Обжился уже! – махнул на него Михаил Вячеславович под радостное поддакивание пилота-инструктора. – Вон Бориса Михайловича спроси. Он-то соврать не даст.
Фадеев посмотрел на сияющего Антонова, и сердце его оттаяло: столько силы, столько мечты может быть в человеке! А он все со своими душевными бурями носится. Все ему кажется, что жизнь мимо прошла.
Нет! Обязан он с Надеждой увидеться, почувствовать ее, снять камень с души! Хотел быть честным перед женой, да не получается. Мало того, что мысли о любви из прошлого не уходят, так еще это мучительное ощущение, что, если не увидит Наденьку, кончено все. Такая короткая у человека жизнь, такая хрупкая – вон хоть на девушку эту бедную посмотреть. Нельзя отталкивать от себя то, что приносит судьба: во все встречи и события вложен свой смысл. Не разгадает его сегодня, значит, потом безутешно жалеть. Кому он будет нужен такой, убитый своими тайными мыслями и несчастный? Детям? Людмиле? Нет. Каждый человек обязан сам в жизни своей разобраться! Все понять, все решить, а не отмахиваться от трудностей и проблем. Один раз он уже допустил ошибку – сбежал. Второго раза не будет.
Фадеев, дождавшись, когда Михалыч с Антоновым закончат проверку, поднялся из кресла.
– Я не лечу, – загробным голосом сообщил он.
– Что случилось? – тут же отозвался Михалыч, а Антонов просто застыл, раскрыв от удивления рот.
– Останусь. Надо помочь с остальными рейсами. – Фадеев уже открыл дверь кабины и собрался выйти.
– А мы?
– Вам я не нужен, – Фадеев улыбнулся и подумал, что не мешало бы заодно проверить, как долго обойдутся без него и в Москве, – сами с усами.
– Счастливо оставаться, командир, – пожелал Борис Михайлович, который слишком хорошо знал Фадеева, чтобы рассчитывать на перемену решения.
– Вот это спасибо, – улыбнулся он, – за понимание и поддержку.
Фадеев подхватил свой портфель и, приложив руку к козырьку, решительно вышел из кабины. Что-то подсказывало ему, что добиться такого же понимания в глазах собственной жены будет гораздо сложнее. Но уходить с самолета как дезертир, даже не попрощавшись с Людмилой, он не хотел.
– Ты не летишь? – к его изумлению, она догадалась сама.
– Не лечу.
– Почему?
– Думаю, надо помочь ребятам, – начал бормотать Фадеев, – неизвестно, когда закончатся демонстрации…
– Прекрати, – она взяла его за руку, – здесь прекрасно справятся без тебя. В чем дело?
– В том, – Фадеев не знал, как правильно ответить на этот вопрос, – в том, что я встретил человека из прошлого. И должен с ним поговорить.
– Ясно. – Люда отвернулась.
– Я быстро, честное слово! И сразу в Москву.
– Этот человек – женщина?
– Да. – Фадеев даже не успел подумать о том, что можно соврать.
– Вы встретились в Baiyok Sky, – не спрашивала, а утверждала она, повернувшись и теперь глядя ему прямо в глаза.
Он в ответ промолчал, ошарашенный ее проницательностью и тем, как умело она скрывала свое знание все это время. Наверное, ждала, когда он сам обо всем расскажет. Честное слово, так и надо было поступить! А теперь он решил остаться, и менять что-то поздно.
– Людочка, – он хотел сказать «до свидания», но она перебила:
– Миша, послушай. – Встревоженные голубые глаза смотрели прямо в душу. – Я без тебя не смогу. Ты нужен мне и детям. Детям и мне!
Фадеев схватил жену в объятия, поцеловал в губы и, боясь, что она заметит подступившие к глазам слезы, выскочил из самолета на трап. Его разрывало на части…
Ларин, терпя невыносимые муки в широком кресле бизнес-класса, смотрел в иллюминатор и лечил нестерпимую головную боль мыслями о том, что скоро увидит Дашу. Обнимет ее, прижмет к себе, и все его несчастья растают просто потому, что утратят смысл. Как же он от этой жизни устал!
