Вот бы посмеялся отец, будь он жив. «Не такая уж ты теперь звезда, правда, мисси?»
Нора прошла на кухню и остановилась перед импровизированным баром, который держала для гостей. Сама она не пила так давно, что уже забыла, когда это было в последний раз. Однако сейчас ей совершенно необходимо выпить, ей нужно хоть что-нибудь, что помогло бы выбраться из этой дыры. Норе казалось, что она тонет.
Она налила себе полный стакан джина. Вкус напитка поначалу показался отвратительным, но после нескольких глотков язык онемел и спиртное пошло легче, обжигая холодные внутренности.
На обратном пути в гостиную Нора остановилась у рояля. На полированной крышке стояло несколько фотографий в позолоченных рамках. Обычно Нора на них не смотрела, во всяком случае, не задерживала взгляд — это было бы так же болезненно, как сжать в руке осколок стекла. Но сейчас одна фотография привлекла ее внимание. Это был семейный снимок — Нора, се муж Рэнд и две их дочери. Они стояли, взявшись за руки, перед своим домом на берегу моря и жизнерадостно улыбались в объектив.
Нора допила джин и вернулась за добавкой. Опустошив второй стакан, она едва держалась на ногах. Ей чудилось, что внешний мир отделен от нее слоем вощеной бумаги. И это было к лучшему, сейчас она не хотела сохранять ясную голову. Когда сознание было ясным, она понимала, что всю жизнь куда-то бежала и в конце концов наткнулась на кирпичную стену. Теперь правду о ней знает весь мир, в том числе собственные дети.
Нора пьяно покачнулась, глядя на фотографии. Здесь были снимки, сделанные на рождественских утренниках, на детских концертах, где девочки выступали в розовых балетных пачках. Были и фотографии, снятые еще тогда, когда они во время отпуска жили в старом брезентовом трейлере, который возили на прицепе за машиной.
Чуть в стороне помещались фотографии женщины, казавшейся одинокой даже в толпе. Выглядела она всегда прекрасно, за этим следил целый штат парикмахеров, визажистов и персональных тренеров, дорогая одежда сидела на ней безукоризненно. Часто она была снята в окружении служащих или поклонников.
Обожаема чужими людьми.
Нора, пошатываясь, отошла от рояля, включила телефон и, с трудом различая цифры затуманенным взглядом, набрала номер своего психиатра.
— Кабинет доктора Олбрайта, — ответил женский голос.
— Здравствуйте, Мидж, это Нора Бридж. — Нора надеялась, что говорит достаточно четко, не заплетающимся языком. — Доктор у себя?
В трубке раздался какой-то звук, очень короткий, но Нора его узнала: Мидж хмыкнула.
— Мисс Бридж, его нет. Ему что-нибудь передать?
— «Мисс Бридж». Еще недавно она была Норой.
— Он дома?
— Нет, ему сейчас нельзя позвонить, но я могу соединить вас с клиникой. Кроме того, он оставил телефон доктора Хорнби для экстренных случаев…
Нора с трудом держалась на ногах. В трубке запищал сигнал вызова. Замигала лампочка, показывающая звонок по другой линии.
— Спасибо, Мидж, в этом нет необходимости.
Нора подождала ответа несколько секунд, показавшихся ей бесконечностью. Когда молчание стало слишком тягостным, она повесила трубку и снова выдернула шнур из розетки.
Она смутно сознавала, что вязнет в болоте жалости к себе и может совсем в нем утонуть, но не знала, как из него выбраться.
Эрик!
Он уже должен быть на острове. Если она поторопится, то может успеть на последний паром.
Нора схватила с кухонного, стола ключи от машины и, пошатываясь, поспешила в спальню. Там она нахлобучила на свои темно-рыжие волосы светлый парик и надела темные очки, закрывающие пол-лица. На прикроватной тумбочке стоял флакончик со снотворным. Конечно, не стоит принимать таблетку прямо сейчас, Нора понимала это, даже будучи пьяной, но ей очень хотелось. А еще ей хотелось… Она положила пузырек в косметичку.
Из вещей она взяла только старую семейную фотографию, сделанную в Диснейленде, когда девочки были еще маленькими. Сунув снимок в сумочку, Нора распахнула дверь, даже не придержав ее, и вышла на площадку. Дверь громко стукнулась о стену, но Нора уже входила в лифт. В лифте она вцепилась в полированные деревянные поручни, моля Бога, чтобы никто не подсел на других этажах. Ей повезло: зеркальная кабина доставила се сразу в подземный гараж. Двери открылись. Нора с опаской высунула голову. В гараже никого не было. Она нетвердыми шагами поплелась к машине, наконец добралась до своего «мерседеса» и привалилась к черному блестящему боку. Вставить ключ в замок ей удалось только после нескольких попыток, но все-таки удалось.
Нора неловко плюхнулась на кожаное сиденье. Мотор завелся легко, в тишине его звук казался неестественно громким. Сразу же заработало радио. Бетт Мидлер пела что-то о ветре, надувающем ее крылья.
Нора посмотрела на себя в зеркало заднего вида. Лицо бледное, на щеках следы слез, нижняя губа распухла оттого, что она ее жевала.
— Что ты делаешь? — спросила она свое отражение.
Язык заплетался, голос звучал так, что Норе захотелось плакать. Горячие слезы заволокли глаза, мешая видеть.
— Господи, — шепотом взмолилась она, — сделай так, чтобы Эрик еще был там.
Нора дача задний ход и выехала из гаража, потом переключила передачу и нажала на газ. Взвизгнув покрышками, «мерседес» обогнул угол и понесся вверх по пандусу. Даже не посмотрев налево, Нора выехала на Вторую авеню и помчалась вперед.
Дин стоял на щелястой дощатой пристани. Гидросамолет, проскользив по голубой водной глади, взмыл в небо, развернулся над озером и полетел обратно в Сиэтл. Дин успел забыть, как здесь красиво, как спокойно.
Наступил отлив. Широкая полоса пляжа, которую Дин знал как свои пять пальцев, пахла раскаленным на солнце песком и водорослями. Подсыхая на солнце, водоросли превращались в темные кожистые полоски и скручивались. Дин знал, что, если спрыгнет на песок, его ноги провалятся по щиколотку, дорогих мокасин не будет видно и он снова станет мальчишкой.
Знакомый запах и плеск волн, ударяющих в обросшие ракушками сваи, — вот что перенесло его в прошлое. К нему пришли воспоминания, завернутые, словно в подарочную бумагу, в запахи прибрежного песка во время отлива.
Здесь они с Эриком строили песчаные крепости, закапывали сокровища (фишки для покера, обернутые в фольгу), здесь, припадая к земле и обдирая коленки о плавник, перебегали от валуна к валуну и искали маленьких черных крабов, живущих под скользкими серыми камнями. В те дни они с Эриком были лучшими друзьями, они были неразлучны, часто казалось, что даже разум у них был общим. Из них двоих Эрик был сильнее, он был многообещающим юношей, все, за что брался, он делал отлично и уме добиваться поставленной цели. Эрику было всего семь лет, когда он, увидев фотографии дедушкиного дома на острове Лопес, в тот же день потребовал, чтобы их туда отвезли. Именно Эрик уговорил мать, и она разрешила им остаться.
