— Я его пригласил пойти с нами.
Элизабет с громким стуком уронила вилку на тарелку.
— Ты, верно, шутишь! Не может быть! Скажи, что ты меня разыгрываешь, Мэтт! — сурово проговорила Элизабет, обретя дар речи.
Мэтт, несколько встревоженный реакцией матери, осторожно взглянул на нее снизу вверх и, опасаясь сказать лишнее, лишь кивнул, скупо добавив:
— Пригласил. Сегодня после обеда.
— И что он ответил? — Элизабет со страхом ждала ответа.
— Он сказал, что непременно пойдет.
Элизабет прикусила губу, чтобы с языка случайно не сорвалось одно из бранных слов, не предназначенное для нежных детских ушек.
— Как ты мог так поступить, Мэтт, не посоветовавшись со мной? Я не могу поверить…
— Она сказала, что можно.
— Кто сказал?
— Моя учительница, мисс Бланчард. На праздник должны прийти мама и папа. У всех других ребят в классе есть и мама, и папа. А у меня нет папы. Вот я и спросил ее, могу ли я пригласить кого-нибудь еще, и она разрешила. — Нижняя губа у Мэтта отвисла и начала подрагивать. — Но ты не разрешишь Теду пойти с нами. Ты не разрешишь нам повеселиться. Ты ничего нам не разрешаешь! Ты вредина! Ты самая вредная мама на свете!
В слезах мальчик вылетел из-за стола, опрокинув стакан с молоком. Элизабет не стала его останавливать. Уронив голову на руки, она тупо смотрела, как лужица молока растекается по столу и тонкой струйкой стекает на кафельный пол, но не могла заставить себя пошевелиться.
Для Мэтта трудные времена наступили еще в детском саду, когда он осознал, что у всех детей есть отцы. У большинства ребят папы жили в семье, но даже если родители были разведены, все равно каждый знал, что у него есть отец, которого он, если захочет, сможет увидеть и поиграть с ним. Мэтт был совсем крошкой, когда погиб Джон, так что он не помнил отца. Элизабет показывала сыну фотографии. Когда он вырос и начал задавать вопросы, Элизабет потратила не один час, пытаясь объяснить Мэтту, что у него был папа, но умер. Однако пятилетний ребенок так и не понял, что такое покойный отец, и, конечно, не смог вспомнить или представить его по фотографиям.
— Мама, молоко растеклось. Мне убрать?
Элизабет подняла голову и погладила дочь по прямым пшенично-русым волосам.
— Нет, дорогая, я сама. Но все равно спасибо за предложение.
— Я сказала Мэтту, что ему стоило вначале спросить тебя.
— Я поговорю с ним, когда он успокоится.
— Ты разрешишь Теду пойти с нами?
Дочь говорила проникновенным тоном, не по годам серьезным, и эта неожиданная для ребенка мудрость сразила Элизабет. Она почувствовала себя припертой к стенке. Каждой маленькой девочке нужен отец, и Мэган так же нуждалась в отцовском внимании, как и ее брат, хотя и не говорила об этом.
— Конечно, он может пойти, — ответила Элизабет с вымученной улыбкой.
Перемыв посуду, она поднялась в спальню сына. Мэтт лежал поперек кровати, сжимая в руках медвежонка Пуха. На щеках остались следы от слез. Элизабет присела на край кровати и нагнулась, чтобы поцеловать его в лоб.
— Прости, что я на тебя накричала.
Он ничего не ответил, только сдавленно всхлипнул.
— Я просто очень удивилась, и все.
Элизабет терпеливо объяснила, почему ему следовало поставить в известность о своих намерениях мать, прежде чем идти к соседу и приглашать его.
— Но я думаю, что на этот раз все вышло не так уж плохо, — заключила Элизабет.
Затуманенные глаза ребенка мгновенно прояснились.
— Так он может пойти?
— Если захочет.
— Классно! Просто здорово!
«Да, здорово», — подумала Элизабет. После того как дети легли спать, она вновь принялась размышлять и пришла к выводу, что Тед Рэндольф мог пылать тем же «энтузиазмом» по поводу приглашения, как и она по поводу того, что его пригласили. Возможно, он притворился обрадованным и принял приглашение только из жалости к ее детям. Возможно, стоит дать ему шанс отказаться от навязанного похода на детский праздник, не потеряв при этом лица…
Элизабет сняла фартук и подкрасила губы, прежде чем выйти на темную лужайку позади дома. Тед сидел на застекленной веранде в своем любимом плетеном кресле. Раньше веранда не была застеклена. Въехав, он заново покрасил фасад и внес ряд усовершенствований, застеклил веранду. Видимо, Рэндольф был человеком основательным и готовился к зиме заранее. В голубоватом свете, исходившем от телеэкрана, Элизабет заметила поднос с остатками ужина на маленьком столике — отбивная и пиво.
Но он не смотрел телевизор, а читал журнал. Элизабет вдруг пришло в голову, что это, возможно, иллюстрированный сборник типа «Плейбоя» с фотографиями обнаженных див. Если это так, то она выбрала неудачное время для визита. Но поскольку решение было принято, Элизабет собралась довести дело до логического конца, чтобы больше не переживать. Тед не замечал ее, пока она не постучала. Затем обернулся, и синие лучистые глаза, как два лазера, вонзились в нее.
Тед поднялся с кресла и выключил телевизор, перед тем как подойти к двери. Поскольку журнал он положил лицевой стороной вниз на сиденье кресла, Элизабет лишилась возможности узнать, что за литературу изучает ее сосед.
— Привет, — неловко произнесла она.
— Привет, проходите.
— Нет, я… Я, знаете, только на минутку. Я оставила детей одних, они спят.
Элизабет не хотелось заходить в его дом одной. Что, если кто-нибудь из соседей увидит ее? Надо знать людей: сплетни распространяются со скоростью лесного пожара.
Рэндольф вышел к ней и взялся за ручку двери, прикрыв ее.
— Что-то случилось?
— Нет… Вернее, надеюсь, что нет.
Элизабет отдавала себе отчет в том, что говорит сбивчиво и странно. Тед мог решить, что она набитая дура, и был бы прав. Они ни разу не побеседовали спокойно. Не ее вина, что рядом живет он, а не какая-нибудь дама. Стоило ли так переживать из-за того, что в доме по соседству поселился мужчина? Стоило, если мужское начало в нем такое… мощное.
— Мэтт сказал мне, что пригласил вас на осенний праздник в школу, — на одном дыхании выпалила Элизабет.
— Да, это так.
— Вы собираетесь идти?
— Я обещал ему, что пойду.
— Я знаю, мне Мэтт так и передал. Но я не хочу, чтобы вы чувствовали себя обязанным идти только потому, что вас попросили.
Какое-то время Рэндольф молча смотрел на нее, чуть склонив голову набок, словно старался понять что-то очень важное для себя.
— Вы не хотите, чтобы я шел, так?
— Нет! Вернее, да. Я хочу сказать… — Элизабет набрала в грудь побольше воздуха. — Если вы и в самом деле решили посетить детский праздник в начальной школе — пожалуйста. Но учтите, там будет куча маленьких шумных ребятишек и все будут носиться вокруг, прыгать, кричать, словно племя диких индейцев, а их обезумевшие от шума и толкотни родители будут носиться за ними. Шум, гам, суета и… и… — Элизабет беспомощно развела руками. — Короче, — заключила она, — не думаю, что вам там понравится.
