Фейт вздернула подбородок.
– Ты хочешь их застраховать или нет? – повторил брат.
– Конечно, хочу, – почти срываясь на крик, сказала она.
– Тогда позволь нашему эксперту по рубинам объяснить мне, что к чему.
– Не волнуйся, – сказал Уокер. – Камни настоящие.
– Конечно, настоящие, – подтвердила Фейт.
– Арчер просто перестраховывается, – успокоил ее Уокер. – Иногда приходится иметь дело со странами, где старый порядок сдает позиции новому, криминальному.
– С каких это пор «Донован интернэшнл» имеет дело криминалом? – поинтересовалась Фейт.
– Ты смотришь на мир сквозь розовые очки, – пробормотал Уокер.
Она не обратила на него внимания.
– К сожалению, мир захлестнула коррупция, – сказаля Арчер.
– Маневры должны совершаться предельно точно, – сухо заметил Уокер.
– Точно, – сказала Фейт и засмеялась. Потом вдруг поймала себя на мысли, что этого ей говорить не надо было, и сжала губы. Она ведь сердится на него, а с улыбкой на лице сердиться трудно. Фейт застонала. – Теперь я понимаю, почему нельзя по-дружески относиться к врагу.
– Я не враг, сладкая моя.
– Посмотрим, сладкий мой.
– Смотри-ка, мы уже достигли взаимопонимания, – съязвил Уокер.
Фейт раздраженно покачала головой. Ей трудно было на него сердиться.
Улыбаясь, Уокер склонился над микроскопом, чтобы рассмотреть первый драгоценный камень.
– Готов ли ты повысить уровень своего образования, Арчер? – спросил он.
– Всегда готов.
– Это вторая характерная особенность, которую я у тебя заметил, – сказал Уокер.
– А первая какая? – поинтересовалась Фейт.
– Твой брат не выламывается и не важничает перед тем, кто в покер играет лучше.
– Уж не ты ли играешь лучше Арчера? – ехидно спросила Фейт.
– Он, – ответил за Уокера Арчер. – Мы застряли из-за непогоды на Аляске, и к тому времени, как закончился шторм, на мне были только жокейские бриджи и куртка на меху, которую он ссудил мне под бешеные проценты.
Фейт засмеялась и посмотрела на старшего брата. Если его и задел проигрыш в покер, он этого не показал. Арчер улыбался и качал головой, вспоминая тот случай.
– Ну вот, босс, – сказал Уокер, выпрямляясь. – Смотри.
Арчер, который сидел на диване, наклонился и посмотрел в микроскоп. Через несколько секунд он спросил:
– А что это за облачка?
– Это так называемый шелк, – сказал Уокер. – Торговый термин, или, другими словами, техническое название. «Шелк» – это крошечные вкрапления. Если их слишком много, то камень становится непрозрачным.
– Получается, что «шелк» работает на меня, – заметил Арчер.
– И на цвет тоже, – добавил Уокер, – если «шелка» много. Рубины обладают повышенной чувствительностью. Когда дело доходит до огранки, главное – срезать грани не слишком глубоко и не слишком мелко, чтобы не возникли так называемые окна, из-за которых камень кажется потухшим. Если «шелка» много, рубин «горит» в любом случае.
Фейт подошла к столу и посмотрела на камни, которые разглядывал Арчер. Невооруженным глазом увидеть вкрапления она не могла.
( «Окна»? – переспросил Арчер. – Я специалист по жемчугу, а не по твердым камням.
– «Окна» возникают тогда, когда свет проходит только через грань драгоценного камня, без преломления, – объяснил Уокер. – Камень становится обычным стеклом. Случается, что «потухает» какая-либо одна грань. Это бывает заметно, когда свет, проникающий в камень, избегает какой-то стороны и преломляется обратно в центр. Рубинам это здорово пакостит.
Фейт, послушав Уокера, тоже захотела посмотреть на рубин, пылающий, словно живой уголек, в стальной хватке микроскопа. Она положила руку на плечо брата и подтолкнула его. Арчер понял намек.
Уокер замер. Он почувствовал тепло и аромат, исходящие от Фейт, которая была так близко от него. Усилием воли он заставил себя думать о рубинах.
– Хорошая огранка позволяет свести к минимуму «потухание» граней, – добавил Уокер, – но невозможно избавиться от него совсем. Такова особенность рубинов. Ценность и прелесть бирманских рубинов состоит в том, что их естественный «шелк» передает свет граням, которые иначе могли бы казаться тусклыми из-за «потухших» граней. В результате получается более мягкий цвет. Он кажется теплым и бархатным, словно рот женщины.
Фейт потрясение посмотрела на него.
– Разве у тайских рубинов нет «шелка»? – спросил Арчер.
– У них нет ничего общего с бирманскими рубинами. Ничего. То же самое могу сказать и про действительно хорошие вьетнамские рубины. Великолепный цвет, но в каждой грани камня видны темные области, независимо от тщательной огранки. Посмотри на это через лупу.
Арчер переключил свое внимание на ограненный красный драгоценный камень, который Уокер держал длинным пинцетом. Когда он навел на него лупу, то увидел, что не все грани одинаково яркие и одинаково красные, хотя на первый взгляд камень был весьма хорош. Но в сравнении с бирманским рубином явно проигрывал… Стоит раз увидеть бирманский рубин высокого качества – и все остальные покажутся просто ограненными красными стеклышками.
– Если добавить еще, что бирманский рубин обладает естественным свечением, – сказал Уокер, – то можно с уверенностью констатировать, что это и есть тот самый драгоценный камень из сказок, камень, который пылает внутренним светом. Он живой. Нет в мире ничего подобного.
Уверенность и страсть в голосе Уокера заставили Фейт внимательно посмотреть на него. Ей казалось, она чувствовала то же самое, когда заканчивала работу над эскизами, которые создадут красоту из металла и камней. Ничто не может сравниться с этим чувством. Память о пережитом творческом волнении поддерживала ее даже тогда, когда жизнь становилась совсем тусклой. Мысль о том, что Уокер способен испытывать столь глубокие эмоции, как и она, удивила ее и запала в душу.
Уокер был прав. Его южная манера говорить плавно и размеренно словно погружала собеседника в тихий омут, в глубине которого скрыто больше того, чем видно на поверхности.
– Посмотри, – тихо сказал Уокер.
Он взял пинцет и положил второй камень под ультрафиолетовые лучи. Потом освободил от бумажной обертки другой камень Фейт и проделал то же самое. В первом рубине не проявилось никаких изменений. Бирманский рубин загорелся ослепительным темно-красным светом.
Фейт тихо ахнула.
– Флюоресценция, – проговорил Уокер. – Бирманские камни флюоресцируют очень сильно в диапазоне от красного до оранжевого. Красный цвет ценится выше, поскольку он глубже. Камень прекрасен, по-настоящему прекрасен. К тому же он хорошего размера и должен потянуть на сорок тысяч за карат, оптом. И выше, если покупателю не терпится его иметь.
