Женевьева молчала. Просто гладила его руки.
— Я никак не мог справиться с ударом судьбы. Будто сошел с ума. Прогуливал школу, ввязывался в драки, бил окна, ломал заборы и не приходил домой ночевать. Однажды я угнал машину, и даже мудрый Гейб ничего не мог поделать. Я попал в колонию для несовершеннолетних. А затем меня определили в военное училище. Собственно, армия и спасла меня…
— А я однажды… избила социального работника.
— Как так? — Он фыркнул. — Не может быть.
— Может. После смерти дяди Бена. Весьма неприятная женщина сказала мне, что мы с Сетом не сможем остаться вместе. И я набросилась на нее с кулаками.
— Господи, Жен, ты меня удивляешь. Сколько же тебе тогда было лет?
— Одиннадцать.
— А где находились родители?
— Своих отцов мы с Сетом никогда не знали. А мать бросила нас, укатив за удачей в неизвестном направлении. Ответственность за близких… — голос Женевьевы стал приглушенным, — не в ее характере.
— И вы оказались в приемной семье?
— Да. Но я быстро взрослела, в семнадцать лет вышла на работу, подобрала скромное жилье и забрала к себе Сета. А после смерти дяди Бена мы получили в наследство этот домик и достаточное количество денег, чтобы начать книжный бизнес.
Таггерт внимательно смотрел на девушку.
— Как же я мечтала иметь большую семью. Так здорово, когда вокруг тебя родные, близкие люди, которым ты небезразлична. Увы, видимо, не судьба…
Грусть в ее голосе вызвала у Таггерта искреннее желание помочь девушке: найти родителей Женевьевы и потребовать от них объяснений. Как же они могли так поступить с собственным ребенком? Но он знал, что вряд ли на бессердечных людей подействуют чьи-то нотации. Бог им судья.
— Да. Большие семьи — это хорошо, — заявил он. — Но некоторые минусы есть. Поверь мне.
— Какие, например?
Он решительно настроился поднять ей настроение.
— Я никогда не спал в комнате один, мои телефонные разговоры всегда прослушивались. Еще не страшно? Тогда слушай дальше. Брюки, куртки, футболки, ботинки — практически все общее. Можно забыть, что такое «собственная одежда». В большой семье — общий гардероб. Большая семья — коммуна. Не всем подобное нравится. Именно поэтому я скопил денег и однажды перебрался в отел/)…
Она улыбнулась.
— Остается вместе написать книгу о несчастных детях. — Женевьева привстала. — Господи, да из нас выйдет неплохая парочка. Точно.
Таггерт кивнул. Но он не мог раскрыться перед девушкой полностью. Увы, им никогда не быть вместе. Ведь Боуен не знала о нем всей правды. И он постарается, чтобы не узнала никогда.
Женевьева переворошила всю сумку. Она стояла у камина в трусиках и бюстгальтере. Тряслась, как осиновый листочек. Помещение еще не прогрелось, хотя дрова под каменной аркой и потрескивали. Впрочем, больше Женевьева дрожала, пожалуй, не от холода, а от взгляда мужчины, застывшего у двери в ванную.
Она чувствовала на себе его нежный и в то же время страстный взгляд, от которого кожа покрывалась мурашками.
Ночью они занимались любовью несколько раз. И на ее теле не осталось ни одного местечка, к которому не прикоснулась бы его рука.
Но тогда ее легкое смущение прикрывала темная ночная завеса, а теперь настало утро. Девушка застеснялась. И дело было не только в природной скромности, но и в страхе перед мужским мнением. Вдруг сейчас Таггерт изменит отношение к ней?
Подавив нервный кашель, она выудила из кучи одежды нужную ей вещь и вдруг услышала за спиной странный звук. Джон в шутку причмокивал губами.
Прижав кофточку к груди, девушка обернулась.
— Что? Что такое?
— Ничего, — его голос слегка хрипел. — Просто никогда не думал, что скромницы носят такое убийственно сексуальное белье.
Женевьева усмехнулась. Кружевной, вишневого цвета комплект она приобрела совсем недавно.
— Считаешь меня скромницей? — Некоторое время девушка размышляла над его словами.
Его взгляд вернулся к ее лицу.
— Ты выглядишь… чудесно.
Боуен залилась румянцем. С замиранием сердца она наблюдала, как он оттолкнулся от стены и сделал несколько шагов по направлению к ней. Цепь позвякивала, он подобрал ее, чтобы она не билась о лодыжки.
Ей страстно захотелось кинуться к нему в объятия, ласково погладить, наблюдая за тем, как вспыхивает огонь в зеленой глубине глаз, но холодный рассудок предупреждал: не спеши, не спеши.
Внезапно он издал странный звук.
— Что-то не так?
— Ничего. Я— Нежность вдруг исчезла с его лица. Он внимательно посмотрел на шерстяную рубашку и терможилет, которые лежали поверх ее джинсов. — Похоже, там, куда ты собралась, тебе понадобится специальное обмундирование…
Она улыбнулась.
— Пару лет назад в сарае у дяди Бена я видела старый генератор. Пойду посмотрю, сохранился ли он. Если агрегат там, попытаемся запустить его. Здесь часто отключают электричество.
Таггерт взглянул в окно на угрюмое серое небо, на высоченные сугробы. В некоторых можно было спрятаться, стоя в полный рост.
— Выходить даже не думай, — произнес он, бросая на девушку подозрительный взгляд. — Здесь можно прожить и без электроэнергии. Достаточно свечей и дров.
Она попыталась успокоить его:
— Не волнуйся, не сбегу. По такому глубокому снегу далеко не уйдешь. Ты же сам прекрасно понимаешь это.
Он молчал, наблюдая, как она натягивает колготки, теплые носки, вместо джинсов мягкие фланелевые брюки.
— Проблема не в этом.
— А в чем?
— Будь реалисткой, Жен. — Таггерт наклонился за теплыми рубашками и начал натягивать их через голову. — Не трогай генератор сама. Ты не справишься с ним. Не женское это дело. А если получишь травму? Не дай бог. — В голосе мужчины чувствовалась тревога. Он резко дернул цепь. — Я по твоей милости на привязи. Не смогу помочь. Пока не поздно, лучше освободи меня.
Он действительно беспокоился о девушке. На душе было тревожно.
А Боуен растрогалась — есть человек, который волнуется за нее, она не одна в этом суровом мире.
— Джон, со мной все будет в порядке. — Женевьева застегнула жилет, надела ботинки и наклонилась к шнуркам, радуясь, что есть возможность спрятать от него светящееся, довольное лицо. — И еще я не могу жить без горячей воды, — заявила она. — В общем, нам нужен генератор. Дров осталось совсем мало…
— Согласен. Но молю об одном — расстегни эти проклятые наручники. Я должен пойти с тобой. Возиться с механизмами должны мужики. Заведу мотор сам…
Женевьева выпрямилась и замерла. Уж очень велико было искушение выполнить его просьбу.
А как же Сет? Если она попадет в ловушку, кто спасет брата?
