«Э-э, да у неё просто истерика», - думал Аркадий.
Женские истерики. Сколько и каких только он не перевидал за свою жизнь: пьяных и трезвых, при расставаниях и просто от скуки, с битьём тарелок и с унизительным валянием в ногах, искренних и театральных. Здесь было, пожалуй, даже чересчур искренне, и это не нравилось.
Самым простым способом прекратить Маришину истерику, было залепить ей пощёчину. Да ещё наорать в придачу, сразу бы остыла. Но бить её по лицу, маленькую и беззащитную, перед которой и вправду чувствовал свою вину, не хотелось. Истерить-то прекратит, но ведь обидится на всю оставшуюся жизнь, и не только на него, а на всех мужчин на свете, поймёт, что они могут быть злыми и несправедливыми.
Решение пришло само собой. Одним рывком притянул к себе и крепко обнял, прижал так, чтобы дёрнуться не могла. Девушка попыталась упереться в грудь руками, оттолкнуть, продолжая что-то выкрикивать, но объятия становились только сильнее. И вот уже его лицо оказалось близко-близко, губы коснулись волос и скользнули ниже, прямо к ушку.
- Ну, тихо, тихо, девочка. Ну, всё, прости меня. Прости. Я же просто испугался за тебя. Ты ведь не понимаешь, что могло бы произойти. А я знаю, видел не раз, как подсаживают на эту дрянь. Ну, всё, не плачь. Ты хорошая девочка, умная, талантливая. Прости меня.
Очутившись в сильных объятиях, Марине сразу захотелось прекратить бесполезную борьбу. А теперь ещё тихий, вкрадчивый шёпот вынуждал замолчать, чтобы разобрать слова. И первое произнесённое «прости» тут же смело все обиды, злость растворилась бесследно. Вся горечь переживаний теперь просто хлынула потоком слёз.
Поняв, что она уже никуда не убежит, Аркадий слегка расслабил объятия, начал гладить рукой волосы и продолжал успокаивать.
Марина как будто вынырнула из глубокого омута истерики. И хоть девушка ещё продолжала всхлипывать, к ней уже вернулась способность думать. Она вдруг поняла, что стоит в объятиях мужчины, ощутила запах табака и алкоголя, смешанных с запахом дорогой туалетной воды, почувствовала крепость настоящих мужских объятий, сильных и властных, услышала проникающий в самый мозг рокочущий баритончик. И где-то внутри вдруг зародилась горячая волна, которая покатилась по всему телу, обдавая жаром и заставляя трепетать и задыхаться. Щёки запылали, закружилась голова, ноги начали подкашиваться. Это были новые необыкновенно сладкие ощущения, которых раньше она не испытывала ни с кем из своих друзей. Хотелось стоять так целую вечность.
Однако, поняв, что она больше не злится, мужчина легонько отстранил её от себя, и заглянул в заплаканные глаза.
- Ну что, мир? Больше не обижаешься? Не будем больше ссориться? – Марина согласно кивнула в ответ. Её била мелкая дрожь.
- Что, замёрзла?
- Да, немного, - быстро ответила девушка, думая: «Господи, только бы не догадался».
- Платка конечно нет? Возьми мой.
Постояв ещё несколько минут, и подождав, пока она окончательно придёт в себя, они побрели домой. Шли медленно, молча, просто рядом, изредка посматривая друг на друга. Снег выпал этой ночью и ещё был чистым, не испачканным выхлопами проезжающих автомобилей. Аркадий сгрёб немного снега с ограждения моста и стал автоматически задумчиво лепить снежок. Когда в руках оказался плотный ровный шарик, начал искать глазами, во что бы его запустить.
- Только попробуй, - с угрозой в голосе выпалила Маринка, перехватив хитрый, насмешливый взгляд. Но было уже поздно. Увернуться успела, но не до конца. Снежок зацепил рукав пальто.
- Ах, так! Ладно!
- Нет! Не смей! Уволю! Останешься без работы! – после каждой фразы ему приходилось с хохотом уклоняться от очередного снежного сугроба, ибо эстетике снежных шариков в пылу битвы Марина значения не придавала и действовала по принципу «чем больше - тем лучше».
Они сбежали с моста, смеясь, и обстреливая друг друга. Уже на пальто у каждого было по несколько белых отметин. После его очередного удачного выстрела Мариша не удержалась на ногах и полетела в сугроб.
- Ты похожа на снеговика, - Аркадий с улыбкой протянул ей руку.
- А ты – на Деда Мороза! – рывок, и через секунду он уже лежал рядом.
- Ой, прости, - на мгновение Марина испугалась того, что наделала, но реакция мужчины была скорее насмешливо-ироничной.
- Какая злая девочка. Что за молодёжь пошла? Никакого уважения ни к статусу, ни к возрасту. Чего смотришь? Звезда упала, загадывай желание.
Они дружно поднялись, начали отряхиваться, и только теперь он обратил внимание на то, что обута Марина в тоненькие сапожки под замшу на высокой шпильке, обувь для сцены и чтобы перебежать из машины в клуб и обратно, и никак не подходит для прогулок по снегу, пусть даже при небольшом морозце.
- Ноги замёрзли? – его взгляд опять стал злым. - Ты чего молчала?! Не дай Бог завтра заболеешь, голос потеряешь - придушу! Давай бегом!
До дома оставалось квартала два, не больше, но ноги действительно были холодные. Словить такси в пять утра тоже было непросто. Он схватил её за руку и потащил через дорогу, нарушая все правила движения, прямо к огромному гипермаркету. В предпраздничные дни магазин работал круглосуточно, но в этот час народу было не много. Быстро сориентировавшись, они зашли в небольшое кафе, прошли к самому дальнему столику.
- Садись! Снимай сапоги!
Он опустился на корточки, и начал руками растирать ей ступни. Марине стало ужасно неловко.
- Аркадий, давай я сама.
- Сиди, - отрезал мужчина.
Он опять злился на неё. Ну что за бестолочь! Почему не сказала!? Он снова готов был сорваться и наорать, но тут его взгляд упал на разорванные колготки и распухшее колено, на котором уже отчётливо проступало тёмное пятно.
«Это что, я её так? Ну, да, у стойки в баре».
А она не видела его замешательства и начала оправдываться:
- Я действительно не чувствовала, что замёрзла. Там на мосту мне вообще всё равно было, а потом мы бежали, и ноги немного согрелись. Я не заболею, - она по-детски наивно и виновато посмотрела ему в глаза. – Ах, это? Да ерунда, пройдёт. Забыто.
И всё. И никаких женских уловок, вроде попыток пристыдить, наиграно надуть губы, покапризничать, выторговать что-то из этой ситуации для себя. Нет. Для неё всё было просто: простить – значит, ничего не вспоминать!
Ему вдруг стало стыдно перед этим ребёнком. Злость на себя он непозволительно сорвал на ней.
«А ведь она сейчас оказалась на голову тебя выше, Аркаша», - с укоризной самому себе подумал певец.
Через несколько минут ноги стали горячими. Пока Маринка обувалась, он сходил к барной стойке и вернулся с чашкой горячего чая, полной рюмкой коньяка и пачкой сигарет. Отлив часть спиртного в чашку, придвинул её Марине.
