— Хорошо, — соглашается он после минуты обдумывания.
— Ну и отлично, — не скрываю того, что довольна его положительным ответом, попутно думая о том, что продюсер снова странно ведет себя. Заикается, витает в облаках… Неужели мои голые ноги так на него подействовали? От этих мыслей по телу быстро пробегают мурашки, пуская огонь по позвоночнику.
Потянувшись к столику, беру в руки пачку влажных салфеток. Аккуратно протерев синевато-темную область кожи на скуле, покрытую очень тонким слоем явно какой-то мази, но точно не тоналки, погружаю палец в мазь. Следующие несколько минут проходят в тишине, пока я стараюсь максимально осторожно обработать его синяк, чтобы не причинить боли. Получается плохо, потому что Владислав изредка вздрагивает, но мужественно терпит мою неуклюжесть.
— Ведешь себя совсем как взрослая, — говорит он вдруг, перехватывая мою руку.
— Мой папа всегда так говорит, только в конце добавляет «Ксения Тимофеевна», — улыбаюсь в ответ.
— Ксения? Ксюша, значит…
— Ну, да.
— Ксюша, зачем тебе такая жизнь? — спрашивает Златогорский чуть ли не шепотом.
— Как зачем? Хочу петь!
— Я о другом. Почему ты выбрала такую жизнь? Ты же ведь красива и молода. Зачем ты так испоганила свою жизнь? Думаешь, у тебя бы не было всего живи ты обычной жизнью?
— Я не совсем понимаю вас. Это моя жизнь, и мне решать, какой она будет.
— Да, ты права. Извини. Просто не могу сидеть сложа руки, когда вижу, что кто-то ломает свою жизнь, и я ничего не делаю.
— Я не ломаю свою жизнь, а иду к цели!
— Тебе лучше знать, — вымученно улыбается Владислав, словно в одно мгновение устав спорить со мной. Точнее, не спорить, а навязывать свое мнение, которое имеет какой-то странный подтекст.
— А вы? Почему вы выбрали такую жизнь?
— Меня всегда тянуло к музыке.
— Вот и меня тянет, — подхватываю его идею.
И вновь передо мной другой Златогорский. Тот, что спокоен, ласков и добр ко мне. Куда делся тот напыщенный индюк — совсем не понимаю этого. Вроде минуту назад сидел передо мной, а сейчас я касаюсь уже другого человека. Того, что смотрит на меня заинтересованными глазами и, кажется, узнает с каждой секундой все больше и больше.
И пусть единственное, что я скрываю, точнее, о чем не хочу говорить, кто мои родители, но продюсер находит в моих глазах совсем другое. Он почти затрагивает ту самую грань, что заставляет меня бороться за мечту. Но Златогорский снова понимает что-то неправильно в моих глазах, потому и несет ересь, что кажется верной только ему. Но все это мелочи, по сравнению с тем, что творится со мной рядом с добрым Златогорским. Рядом с ним я хочу быть собой: смешной, доброй и заботливой — и это странно.
— Твоя мазь помогает, — произносит он, когда мы продолжаем, вернувшись к анкете. В этот раз Златогорский спокойно записывает мои ответы, порой улыбаясь.
— Охлаждает, — комментирую я, чтобы сказать хоть что-то. — Да! Она классная и помогает. Еще парочка таких сеансов и синяк сам собой рассосется, — радостно говорю ему, ловя себя на том, что назначаю ему подобие встречи.
Добрая ты, Ксюша! Счастье получаешь от того, что помогаешь.
— А как называется? Хочу купить и провести эти парочку сеансов.
— Ой, а она не продается в аптеках. Ее делает мой родственник для нашей семьи.
— И как мне тогда эту парочку сеансов провести? Может, отдашь свою? Я заплачу, — спрашивает продюсер и достает портмоне.
— Не могу отдать, — виновато опускаю голову. — Она последняя, а у меня тоже синяки на теле есть.
— У тебя? Откуда?
— Упала, — смущенно признаюсь, но он явно мне не верит. — Вы можете по вечерам заходить, и я буду давать вам, — предлагаю ему отличное решение проблемы, по моему мнению.
Владислав вскидывает брови, глядя на меня. В его взгляде загорается незнакомый мне огонек — там начинают свою дикую пляску черти.
— Мазь давать! — подхватываюсь я, понимая, что сморозила. — А я еще попрошу у дяди и для вас баночку тоже.
— Упала, значит… Показывай синяки! — приказывает Златогорский, метая молнии глазами, что уже обшаривали мое тело.
— Зачем? — спрашиваю нахмурившись, но встав, показываю ему икру с четырьмя синяками. — Обычные синяки!
Пару дней назад я доставала крупы с верхней полки и свалилась со стула. Чтобы люди не говорили, но маленький рост доставляет одни проблемы.
— И правда… обычные, — задумчиво подтверждает Златогорский мои слова и, взяв анкету обратно в руки, произносит: — И последний вопрос: Количество половых партнеров.
— Я не буду отвечать на этот вопрос.
— Почему?
— Не хочу!
— Значит, сам напишу, — заявляет он и начинает внимательно меня разглядывать. — Самые короткие отношения?
— День.
Один день в школе с одноклассником считается? Это мои единственные отношения.
— Значит, семь!
— Что семь?
— Семь половых партнеров.
Ого! Это когда же я успела? Семь! На каждый день недели по одному?
— Все возможно, — отвечаю, улыбнувшись. Не буду реагировать на его провокации. — Вы попали в самую точку!
Нет, ну а что? Проверять меня у гинеколога не будут, а раз продюсер так хочет думать, то пусть думает. Нет, ну он серьезно? Семь в восемнадцать лет? Или он это даже еще скидку сделал?
— У тебя с Ташей все серьезно? — задает очередной вопрос.
— Очень.
— Не боишься, что он может узнать?
— Кто — он? — вообще уже ничего не понимаю.
Почему Златогорский вечно на что-то намекает, а когда я спрашиваю, то мы попадаем в мир Гарри Поттера, где нельзя произносит имя сами-знаете-кого?
— Ладно, это не моё дело. Проехали! — отвечает он, поднимаясь на ноги, чтобы направиться к выходу. — Спасибо за анкету, Рокси! Спокойной ночи!
Ну вот! Опять… Кто «он»? Загадка века, блин!
— Стойте! А днем мне можно выходить из центра? — спрашиваю его в тот момент, когда рука Влада касается ручки двери.
— А тебе надо?
— Да, у меня завтра встреча.
— С кем?
С братом. Завтра Гриша возвращается. Последние две недели он провел в горах. Я обещала встретить его.
— С парнем! — отвечаю продюсеру.
— Хмм… хорошо! Я завтра поеду по делам и вывезу тебя из центра, — вновь превратившись в Нарцисса, говорит продюсер.
— А сама я не могу? — спрашиваю, подойдя к двери для того, чтобы закрыть ее.
— Нет. После последнего случая все конкурсантки под строгой охраной центра. Покидать центр запрещено, но раз тебе надо, то…
— Спасибо, — благодарю его и закрываю дверь, прямо перед его носом.
Не хочу портить себе ночь образом Нарцисса. Лучше пусть перед глазами будет добрый Златогорский, который мне нравится намного больше.
Глава 17
Влад
— Конкурсантка номер семнадцать! — доносится до меня голос из коридора. — На сцену.
— Ооо, — довольно потирает руки Дима. — Сейчас будет жарко! Смотри, и в этот раз не выгони зубастую милашку.
Куда уж выгонять? Не могу!
— Да, Влад, не надо! Она будет шикарно смотреться на сцене! Маленькая, миленькая и красивая — то, что нужно!
— Главное, чтобы пела хорошо, — отвечаю им и бросаю взгляд на дверь в тот момент, когда в зал заходит Ксюша с высоко поднятой головой и улыбкой на все лицо.
Я каждый раз залипаю на ее улыбку — с милыми ямочками на щеках и невинным выражением глазах, которые соответствуют ее возрасту. Вот такой она была совсем не похожа на любовницу Воронцова.
А может быть Воронцов именно на это и попался? На эту ее лженевинность?
И не надо переубеждать меня, что она по-настоящему невинна. Видел я, как она меня соблазняла в тот вечер, когда я принес анкету, а я, как слепой глупец, повелся! Скажу больше, в какой-то момент, глядя на ее ноги, представлял их на моих плечах. Мечтал узнать такие же мягкие ее губы, какими кажутся. С трудом удавалось отводить глаза от выреза ее ночной рубашки, что она намеренно расстегнула. Мог бы взять ее, но не делал этого, потому что знал, что играет со мной, дразнит. Только зачем? От скуки или потому, что решила соблазнить по-настоящему и тем самым получить мою протекцию?