— Бред, — зло выплевываю я. — И вы прекрасно это знаете. Хотите, чтобы с моей легкой руки вас затаскали по всем инстанциям с проверками?
— Хочу, чтобы вы успокоились и сделали тест на отцовство, — обманчиво доброжелательно усмехается она. — Если вы говорите правду и это ваш сын, то зачем так нервничать? До этого вы даже приплатили, чтобы мы подольше подержали его здесь, так что еще несколько дней, думаю, потерпите.
— Хорошо, — сквозь зубы цежу я. — Давайте своё направление, я все сделаю в частной клинике, так быстрее.
Я вспоминаю, что жена моего одногруппника заведует одной из лабораторий в городе. Возможно, они окажут мне небольшую услугу, выдав на руки «правильные» результаты теста. Либо же вот это все знак того, что мне не стоит связывать себя с ребёнком?
— Нет, вы сдадите тест на территории областной больницы, у нас здесь все есть. Я выпишу точно такое же направление для ребёнка, медсестра сама возьмёт у него мазок.
Проклятье.
Я стараюсь держать лицо, не выражая разочарования, но мысленно уже проиграл бой. Мы смотрим друг на друга, не отрывая раздраженных взглядов, я собираюсь сказать ей много резких слов, но наше противостояние прерывает звонок телефона.
— Да? — не отводя от меня взгляда, резко произносит женщина. — Правда? И как ее состояние? — Длинная пауза. — Угу, да, хорошо. Нет, но он сейчас у меня в кабинете. Да, конечно, ага.
Она странно смотрит на меня, и я догадываюсь что речь сейчас шла об Ирине. Сердце пропускает удар. Я напрягаюсь, ожидая услышать худшее.
— Ирина пришла в себя. Так что поздравляю, теперь сможете забрать ребёнка вместе с матерью. Не сегодня, конечно, но в скором времени, — хмыкает она, явно раскусив мой фарс насчет отцовства.
— Что? — не веря своим ушам, спрашиваю я.
— Жена ваша очнулась, говорю, — повышая голос и с насмешкой в словах повторяет Евгения Александровна, а я чувствую себя так, словно с плеч свалился тяжёлый камень, и дышать становится намного легче.
Глава 12
Ирина
Мое пробуждение странное. Словно я перенеслась на три года назад, когда после празднования дня рождения моей подруги мы все дружно бросили пить и очень долго не могли смотреть на алкоголь.
Меня медленно выталкивает из сна, но веки не разлипаются как бы я не пыталась. Чернота затягивает мое сознание, не давая прийти в себя, и я снова проваливаюсь в сон.
Второй раз я просыпаюсь резко. Словно кто-то ударил меня по голове. Открываю глаза и впиваюсь взглядом в слегка пожелтевший потолок. Несколько минут пытаюсь совладать с головокружением и сфокусировать взгляд. Странный писк над головой не дает покоя, что-то инородное в носу вызывает дискомфорт и я пытаюсь притронуться к своему лицу, но не получается. Я настолько слаба, что с трудом могу пошевелить пальцами. Делаю глубокий вдох. Потом выдох и еще один. Закрываю и открываю глаза, в надежде что это просто сон, а потом понимаю одну страшную вещь — я не чувствую шевелений ребенка.
В последние несколько недель сынок почти все время бодрствовал, пинал меня и не давал спать по ночам, поэтому это чувство стало привычно для меня и теперь дискомфорт вызывает именно его отсутсвие.
Я нахожу в себе силы прикоснуться к плоскому животу, внутри назревает паника, его нет. Я не понимаю что происходит, не могу вспомнить как оказалась в этом странном месте. Паникую. Пытаюсь встать, но в этот момент в глазах начинают мелькать чёрные точки, а в ушах появляется звон.
Я сопротивляюсь, но тьма сильнее меня и я, кажется, теряю сознание.
В третий раз пробуждение такое, словно я долго проспала: голова ватная, тело размякшее, но зато сознание абсолютно ясное.
В одно мгновенье я вспоминаю все что произошло вчера ночью. И странного мужчину, который утверждал что квартира его, и роды. Я была записана на кесарево сечение на следующей неделе, мой сын должен был появиться на свет четырнадцатого февраля, и никак раньше, и уже тем более не естественным путем.
Я пытаюсь привстать чтобы осмотреть палату и найти кроватку с малышом, убедиться что с ним все в порядке, даже думать не хочу о плохом. Конечно мой сыночек здоровенький и сейчас крепко спит. Но подняться не получается, сил совершенно нет, рука словно онемела, особенно в том месте, где из нее торчит катетер из под капельницы. Все на что меня хватает — повернуть в сторону голову и заметить, что на соседней больничной койке лежит женщина с кислородной маской на лице. Дышит тяжело, а монотонный писк, исходящий от монитора — это звук работы ее сердца.
Нет ни моего сына, ни кроватки, вообще нет никаких признаков того, что сюда когда-либо приносили ребёнка.
Где я? Где мой малыш? Что с ним?
Мое Дыхание учащается, вслед за ним и ритм сердцебиения. Мне хочется выдернуть шнур, чтобы монитор перестал издавать раздражительные звуки.
— Эй, кто-нибудь! — я пытаюсь закричать. Громко. Но получается лишь неразборчивый хрип. Во рту сухо, все тело ломит. — Кто-нибудь! — с отчаянием сквозь слёзы произношу я, но мой голос сродни тихому шёпоту.
Паника нарастает. Я не могу ждать пока кто-то заглянет ко мне. Я должна знать где мой ребёнок. Должна увидеть его. Я собираю все свои силы, вопреки ноющей боли внизу живота, переворачиваюсь набок. Несколько секунд не шевелюсь. Вдох. Выход. Главное добраться до двери. Но я переоцениваю свои возможности, вместо того чтобы встать с постели и придерживаясь за стенку дойти до выхода, я просто-напросто падаю на пол и больше не могу сделать ни одного движения. Прозрачная трубка от капельницы вместе с иглой вырывается из моей руки. Из глаз брызгают слёзы, из горла вырывается всхлип.
— Помогите…
Так меня и находит медсестра. На холодном полу и молящей о помощи.
— Где мой ребёнок? Мой ребёнок, что с ним? — С силой хватаюсь пальцами за кисть девушки и пытаюсь найти ответ в ее серых глазах.
— Давайте я помогу вам вернуться в кровать. Держитесь за меня, — игнорирует мои вопросы медсестра и пытается поднять меня с пола.
— Скажите, что с моим сыном, пожалуйста, — хриплю я, не в силах сдвинуться с места. Отчаяние затапливает меня до отказа.
— Я только вышла из отпуска, поэтому ничего не могу вам сказать, — с сожалением отвечает она, и я хочу верить, что это правда, что медперсонал не скрывает от меня настоящего положения дел.
Я стараюсь не думать о плохом. Мой малыш живой, я бы почувствовала, если бы с ним что-то случилось. Ведь не зря столько всего говорят о материнском сердце, оно всегда знает, в порядке ли дитя.
— Я сейчас позову вашего лечащего врача, он вам все объяснит. Давайте, осторожно поднимайтесь, вот так вот. Что же вам не лежалось-то, в вашем то состоянии? — бурчит она, и я с трудом встаю на ноги.
С помощью медсестры я забираюсь обратно в постель и с замиранием сердца жду доктора. Несколько минут растягиваются в целую вечность. Я пытаюсь вспомнить какие-то детали родов, и кажется, последнее, что слышала тогда, — пронзительный детский плач. Или же мне это привиделось? Неизвестность убивает меня, я пялюсь в потолок и отсчитываю секунды, чтобы хотя бы чем-то занять свои мысли.
Когда в палате появляется мужчина лет сорока, я напрягаюсь всем телом, словно ожидаю приговора. Не отвожу от него взгляда, стараясь разглядеть выражение его лица.
— Ну наконец-то вы очнулись, Антонова. Напугали всех знатно. Как чувствуете себя? Сколько пальцев видите? — Доктор направляет мне в глаза луч света, просит следить за ним взглядом, что-то записывает в тетрадь. Мне измеряют давление, температуру, задают несколько стандартных вопросов, чтобы исключить провалы в памяти, потом ставят капельницу, а я все боюсь спросить о ребенке. Молчу. Слежу за движениями мужчины и наконец-то набираюсь смелости.
— Доктор, скажите, — прокашливаюсь я и прикрываю глаза, — что с моим ребенком? — Ком сдавливает горло до такой степени, что я не могу даже дышать.
