— Есть, босс, — цежу сквозь зубы, дожевывая проклятый салат, и иду, топая на всю комнату, мимоходом наблюдая, как горничная, вышедшая из средней Азии, убирает разбитую вазу.
Дошла до своей комнаты и хлопнула дверью. Что я здесь делаю. Зачем вообще согласилась увидеть его. Что хотела себе доказать. Что он такое же чудовище? Так оно и есть. Вспомнить, кто именно стал тем стоп-краном, который пустил поезд моей жизни под откос? А может, хотела посмотреть, как сильно сын похож на своего отца?
Как же я хочу, чтобы он сам узнал меня. Чтобы понял, что я пережила. Чтобы хоть малой частью души ощутил ту боль, что меня преследовала все эти годы, страхи, которые стали частью меня. Мне очень хочется ему отомстить, но боюсь, в этом огне справедливости сгорю и я сама, а как иначе, если без отвращения отвечаю. На каждый его поцелуй, если трепещу каждый раз, когда он находится рядом, называет по имени, касается.
«Хочешь, чтобы я носила форму? Смотри, как бы ты сам потом плакать не начал», — думаю я, раскладывая все вещи, которые были куплены по моим размерам, и первым делом смотрю на чулки.
Хочешь поиграть? Смотри, не проиграй сам себе.
Глава 24. Харитон
Я принял душ и надел свежую футболку, чувствуя, как гудят ноги. В этот момент в дверь постучали, и я решил, что это Ева, но зашел худощавый паренек Леня. Судя по словам Марка, он ставит на ноги при самых безнадежных случаях.
— Харитон. Вот здесь препараты. Их нужно ставить каждое утро и вечер.
— Ставить? — не понял.
— Да, в ягодицу. Они болезненные. Но это необходимо, чтобы разгонять кровь в мышцах, иначе наши тренировки будут бесполезны. И еще, Харитон. Мне нужно знать, что вы настроены работать над собой, а не просто баловством занимаетесь.
Мне хотелось послать его к черту. Я не собираюсь перед ним оправдываться. Но тут в дверях показалось ведение. Я помню это платье. Синие, шерстяное. И я почти падаю, следя взглядом за Евой, прошелестевшей мимо.
— Харитон, — отвлек меня Леня. — Вы меня слышите.
— Что ты до меня докопался. Я же позвонил? Тренировку мы провели.
— Препараты? Может быть, медсестра нужна?
— Я найду того, кто будет ставить уколы. Не парься и свали уже. Меня раздражает твоя холеная рожа.
Леня, не смотря на оскорбление, улыбнулся.
— Я рад, что вы полны энергии. Она вам понадобится.
— Ты еще по головке меня погладь и в попку чмокни. Хватит десна сушить, свали уже… Навалять я тебе могу и в сидя в коляске.
— Не сомневаюсь. Вы же были реслером? Я был на ваших боях… Не хотели бы вернуться?
— Ты решил окончательно меня из себя вывести. Пошел вон! Ева! — заметил я, как она трется возле двери, такая красивая в этом платье, что зубы сводит. — Выведи этого чебурашку, пока я не пришиб его.
— Я и сам дорогу найду. Тогда до четверга?
— Завтра придешь…
— Но вашим мышцам нужен…
— Завтра, я сказал! Или у тебя есть дела поважнее?
— Ну тогда до завтра. Ева, приятно познакомиться, — кивнул он и смылся, а она зашла внутрь с подносом и усмехнулась.
— Ну какие дела могут быть важнее вас. Вы же центр вселенной.
— Посмейся мне еще. Садись, — жадно смотрю на ее ноги в черных колготках. Или стоп. Я же покупал только чулки.
— Ну уж нет. В этом свинарнике я слушать вас не буду. Пойдемте в библиотеку.
— Каком еще… — осмотрел я комнату, где разве что тараканы еще не завелись, настолько везде все грязно. Вещи разбросаны, а пыль кучками витает в воздухе в солнечном луче, который просачивается сквозь плотные портьеры. — Нормально вроде.
— Пригласить горничную?
— Ну… Пригласи.
— Может быть, тогда еще парикмахера?
— Не наглей, милая. Я еще не знаю, какие у тебя там заросли, чтобы так спешить.
— Что, простите? Какие … — до нее только дошло, о чем речь, и она густо покраснела. — Мои, как вы называете, заросли касаются только меня и видеть их могу только я. А вы общаетесь с людьми, думаете, им приятно видеть в вашей бороде крошки бисквита?
Я невольно стряхнул бороду и сузил глаза.
— Как только ты покажешь мне свой кустик, я избавлюсь от своего.
— В таком случае быть вам всегда заросшим, — задирает она подбородок и собирается выйти, но я не могу не напомнить о дурацком и таком невечном слове «никогда».
— Ой, не зарекайся, милая. Кстати. Ты умеешь ставить уколы?
— Умею, а зачем… — и тут ей на глаза попадается пакетик с лекарством и шприцами. — Я не буду. Я не медсестра. Или что, опять будете меня шантажировать?
Она повернулась и посмотрела так строго, что яйца сжались до состояния изюминки. Стереть бы эту извечную строгость, посмотреть, какой она будет, когда я войду в нее очень глубоко.
— Удвою тебе зарплату.
Она открыла рот и тут же его закрыла. Поджала губы, очевидно, считая выгоду.
— Надеюсь, игла большая, насколько велика ваша наглость.
— Не жалеешь ты меня.
— Время уже три. Или мы идем слушать вашу историю, или я пошла готовить ужин. И что вы будете делать без Генриха? Он же везде вам помогал.
— Точно. Хорошо, что напомнила. Иди в библиотеку. Я сейчас буду.
Стоило ей уйти, как я позвонил на пост охраны. Там был паренек, на которого я давно положил глаз. Гриша. Я его еще в армии встретил, когда до дембеля оставалось пара месяцев. Неуравновешенный, но надежный.
— Гришу к телефону позови, — начал без предисловий.
— Харитон Геннадьевич, — тут же отозвался он. — Слушаю.
— Водить машину умеешь?
— Да, конечно. Нужно куда-то…
— Не перебивай. Зайди ко мне. Дам денег. Купишь себе костюм. Теперь ты мой водитель. Ну и по дому там помогать будешь. За горничными следить, чтобы не свинтили ничего.
— Я могу, я готов.
— Даже не сомневаюсь. Жду. И только одно правило. На Еву смотреть, как на мать родную и никак иначе.
— Понял.
Глава 25. Харитон
Когда дела с новым водителем были покончены, а в мою комнату вторгалась целая орава горничных, я наконец смог доехать до библиотеки, где застал Еву, читающую книжку в кресле. Но она словно почувствовала меня, отложила все и стала наливать чай, даже не посмотрев на меня.
— Скажи, я тебе противен?
— Напротив, — удивляет она меня и замолкает, словно сама не ожидала от себя подобного слова. А я подъехал ближе, рассматривая, как идеально сидит платье на ее фигуре. Еще приятнее будет его снимать.
— И все. Продолжения не будет?
— Уверена, вы уже все додумали сами. Пейте чай. Ваша история поведает о вашей болезненной тяге к спорам.
Я даже поперхнулся и вытер бороду рукавом. Ева закатила глаза, поднялась и сама, сама, черт возьми, обтерла салфеткой мои губы, потом сложила ее мне на коленях. Я окончательно запутался, но хотел, чтобы она продолжала оставаться так близко. Смотреть в глаза, наклоняться, демонстрируя изгиб спины и кружевную резинку чулок.
Но стоило мне протянуть руку, чтобы поиграть в эту ее игру, как она поднялась и села на свое место.
— С огнем играешь.
— Ну так что. Будет история?
— Конечно. Очередной спор. Но ты и сама знаешь. Это была любовница отца, а мне было лет шестнадцать. Она щеголяла у нас в доме в легком халатике. Под которым было видно все. Я говорил отцу, что это неприлично, но ему было плевать. Он тогда заявил, что я сам ее хочу, но мне ничего не светит, потому что я молокосос. Сам не знаю, что на меня тогда нашло, но я предложил ему поспорить. Если я трахну его телку, он даст мне свою машину. Порше. Новенькая красная. Ты бы ее видела.
— Никогда не понимала тяги к спортивным машинам.
— Ты просто в них не ездила.
— Неправда.
— Серьезно? — наклоняюсь над столом, внимательно рассматривая ее лицо. Не врет ведь. — Когда?
— Сейчас ваша история, Харитон Геннадьевич.
— Так вот. Отец знатно поржал, уверенный, что у меня ничего не будет. Наверное, поэтому за проигрыш я всего лишь должен был быть милым со страшненькой соседкой, которая была дочерью его партнёра по бизнесу.
