Именно тогда он мысленно вернулся назад, пытаясь вспомнить Ронни Родригеса. Родригес все запорол в середине второго курса, но за полтора сезона до этого, провел на поле до хрена игрового времени. Поэтому Уокер его припоминал, но не четко, если не считать того, что брат был худым, высоким и черным. Откуда у него взялась фамилия Родригес, Уокер не знал.
С другой стороны, у Шифта была фамилия Мартинес, и он тоже был черным. Может, в Техасе это какая-то фишка.
Что Уокер знал точно, что многие белые сучки не возражали повеселиться с черными, но они, черт возьми, не вели их домой знакомить с папочкой, черный оставался черным, будь он им таким полностью, наполовину или просто смуглым.
Он также знал, что у Лекси нет папы, но если бы и был, она бы привела черного домой и, как он предполагал, папе бы это не понравилось, но с ее нахальством она бы сказала ему идти на хрен.
Подумав об этом, он спросил:
— Завтракала? — и она покачала головой.
Повернувшись, снаружи, у бассейна он увидел ресторан.
Потом он снова посмотрел на нее.
— Я голодный.
— Я тоже, — согласилась она, отпустила его руку и мгновенно задвигалась.
Скатившись с шезлонга, она низко наклонилась, чтобы забрать засунутую под него одежду. Затем натянула обтягивающую футболку с короткими рукавами под цвет купальника и короткие черные шорты. Она села, наклонившись вперед и начала надевать черные сандалии на высоких каблуках.
Какое-то покалывание впилось в кожу на затылке, и Тай оторвал взгляд от своей новобрачной, чтобы взглянуть на три лежака, стоявших в стороне. На одном из них он увидел мужчину, определенно много времени проводящего за работой над своим загаром. Весь покрытый маслом. В узких черных плавках. С золотом на шее. Его очки были нацелены на декольте Алексы Уокер, выставившемся на всеобщее обозрение, когда она наклонилась.
— Эй! — рявкнул он, скорее почувствовав удивленное движение Лекси, чем увидев его, но также заметив, как «узкие черные плавки» дернулся в его сторону. Уокер медленно покачал головой. Парень быстро отвел взгляд.
Покалывание исчезло.
Лекси встала, оказавшись в поле его зрения.
— Что это было? — тихо спросила она.
— Я рядом, — ответил он.
Она склонила голову набок. Она была озадачена или, возможно, не увидела того парня. Он полагал, что второе, так как обнаружил, что она не замечает внимания мужчин, которое ей часто доставалось.
Но замечал он.
Обойдя шезлонг, он приблизился к ней и опустил голову, чтобы посмотреть в ее темные очки.
— Он пялился на твои сиськи.
Ее голова медленно повернулась к лежаку, рассматривая «узкие плавки».
Потом она повернулась к нему, откинула голову назад, и их очки снова устремились друг на друга.
И она пробормотала:
— Фу.
Абсолютная чудачка. Очень милая.
Послала мужика на хрен.
— Да, это для тебя «фу», но для меня, когда моя женщина надевает туфли, а я стою рядом, никто, бл*ть, не пялится на ее сиськи.
— Ох, — прошептала она.
— Вот именно. Ох. — Он мотнул головой в сторону шезлонга. — Ты будешь забирать вещи?
Она покачала головой.
— Нет, оставлю здесь. Я буду следить за ними от столика.
Его это устраивало, поэтому он пошел вперед.
Она присоединилась к нему и сделала то же, что и накануне: взяла его за руку и переплела их пальцы. Держала крепко. За ней наблюдал «скелет», и она отрабатывала свои пятьдесят кусков.
Они сидели за квадратным столом, где он мог следить за ее барахлом; она сидела рядом с ним, а не напротив. Сканирование бассейна и ресторана показало, что «скелет» исчез, вероятно, потому, что утреннее солнце Вегаса оказывало мучительное воздействие на его бледную белую кожу.
Они сделали заказ, он еще раз осмотрелся, проверяя, не вернулся ли «скелет», когда почувствовал на руке прикосновение ее пальцев, склонив голову, он увидел на своей руке, лежавшей на столе, ее руку, и она теребила его широкое обручальное кольцо из белого золота.
— Он ушел, — сообщил ей Уокер.
Она тут же отдернула руку, резко вскинув голову, чтобы взглянуть на него, и оба движения указывали на то, что по какой-то причине он ее напугал.
— Что? — тихо спросила она.
— «Скелет». Он ушел.
Ее темные очки немедленно осмотрелись вокруг, и она прошептала:
— Он был здесь?
Что-то острое пронзило левую сторону его груди.
Затем он спросил:
— Ты его не засекла? Когда я пришел, он был здесь.
Ее темные очки вернулись к нему, она покачала головой и сказала:
— Полагала, он следит за тобой. Почему он преследует меня?
— Ты его не засекла, — повторил Уокер, на этот раз, утверждая, а не спрашивая.
Она снова покачала головой и сказала:
— Нет. Нет, я… — она сделал паузу. — О, боже. Жуть какая. Для чего ему следить за мной?
Она его не заметила.
Она ослепительно улыбнулась ему. Назвала этим чудаковатым именем. Продолжала улыбаться. Притянула его к себе на шезлонг. Почти все время, пока он был с ней, держала за руку и теребила его обручальное кольцо, словно была им поглощена, и он перепугал ее, когда она поняла, что привлекла его внимание.
Какого хрена?
Как только этот вопрос пришел ему в голову, принесли кофе, что избавило его от необходимости угадывать ответ и предоставило возможность отложить объяснение, почему «скелет» следил за ней. Придет время, когда ей нужно будет знать, что за ней станут следить.
Сейчас время еще не пришло.
— Сегодня у меня куча дел, — сказал он, пока она наливала молоко в кофе.
Она кивнула.
— Хорошо. Я пока поджарюсь.
— Тебе тоже есть чем заняться.
Она перестала добавлять сахар в кофе и посмотрела на него.
— Чем?
— Через два дня мы возвращаемся домой. Ко мне домой. В Карнэл. Тебе нужно уволиться с работы, и оборвать все связи с прежней жизнью. Ты должна начать с этого.
Ее темные очки не отрывались от его, потом она пробормотала:
— О боже, я не подумала об этом.
— Завтра можешь наслаждаться отдыхом. Сегодня разберись с этим дерьмом.
Кивнув, она вернулась к сахару. Пока ее рука двигалась, он считал. Четыре кусочка сахара. Неудивительно, что у нее такая задница.
— У тебя есть тот, кто поможет, или нам нужно выкроить время, съездить туда и со всем разобраться? — спросил он.
Она перестала помешивать, отложила ложку, сделала глоток и, поставив чашку, взглянула на него.
— Мне помогут мама и сестры Ронни. Если я им скажу, что отделаюсь от Шифта, они возьмут напрокат наряды болельщиц «Даллас Ковбойз» и пройдутся колесом по стадиону «Ковбоев».
— Наверное, им следует приберечь энергию, и направить ее на паковку твоего барахла и отправку его в Карнэл.
Она тихо рассмеялась и пробормотала:
— Да, Тай, ты, вероятно, прав.
— Понадобятся грузчики, пусть узнают расценки, скажешь мне, я дам деньги. А также адрес.
Ее голова склонилась набок.
— Адрес?
— Моего дома.
— Твоего дома?
— Да.
— Что за дом?
— Тот, что в Карнэле.
— У тебя в Карнэле свой дом?
— Я попал в тюрьму, но это не значит, что у меня отобрали все имущество. Я сел, а Мэгги присматривала за домом.
Он с интересом наблюдал, как ее плечи выпрямились, а потом она спросила:
— Мэгги?
— Мэгги, — подтвердил он.
— Что за Мэгги? — спросила она таким тоном, какого он от нее еще не слышал. Не дерзким. Не характерным. Не раздраженным. Но резким. Больше похожим на тот, каким говорят женщины, когда злятся. И под «злятся» он подразумевал «бесятся».
— Бывшая жена моего бывшего босса. Хотя он уже вытащил голову из задницы, понял, что облажался, и теперь они пытаются помириться. Так что, видимо, мне следует сказать, что в прошлом году за моим домом присматривали Мэгги и Вуд.
— Вуд?
— Бывший Мэгги. Он владеет гаражом, в котором я когда-то работал.
— О, — прошептала она.
— Когда мы вернемся домой, тебе нужно будет осмотреться. Если твое барахло лучше моего, мы его перевезем, а мое выкинем. Если нет, пусть твои люди избавятся от него, а деньги положат в банк.
