только буду уверена, что новость о том, что я директорская дочь, не сведет всех с ума, то обязательно перестанем. А пока мне нужно влиться в коллектив.
– Как только, так сразу всем расскажу, кто я такая. Договорились?
Отец только качает головой.
Заходим внутрь, и руки начинает покалывать от ощущения тепла. Отходняк после улицы.
Обдаю кожу горячим воздухом и пытаюсь расслабить напряженные мышцы.
Папа скрывается в крыле для администрации, а я бреду в сторону комнаты.
– Эй, Снежка, – откуда-то из-под лестницы доносится громкий шепот Лизы.
Дергаюсь и кручу головой, но подруги не нахожу.
– Я тут, внизу, – опускаю глаза и замечаю, как Лизка, согнувшись, выглядывает из какого-то лючка, – дуй сюда.
Наклоняюсь и ныряю в небольшое пространство под лестницей.
– Это что ещё за тайное убежище?
Лизка фыркает и закрывает дверцу.
– Это место уединения страдающих душ, – заговорщицки шепчет она. – Ой, короче, просто как-то нашли эту комнатку и обустроили, чтобы можно было свалить от проблем бытия.
– Понятно, – фыркаю я и окидываю взглядом помещение.
Оно не высокое, в полный рост тут точно не встать. На полу три кресла-мешка, в одно из которых и падает Лиза, и небольшой просвет, через который в комнатушку попадает свет из коридора.
– Я смотрю, ты избавилась от своих друзей, – кивает на трость.
Угукаю.
– Это же хорошо? Можно считать это прогрессом?
– Определенно, осталось только собрать сумму на операцию.
– А что за операция?
Я вижу, что интерес Лизы искренний, но я все ещё не люблю поднимать эту тему. Хотя, если я так и буду закрываться от остальных, то и Лиза постепенно отвернется от меня. Никто не любит секреты.
– Эндопротезирование голеностопного сустава.
Глаза Лизы расширяются, и она прикусывает губу.
– Ой, звучит весьма внушительно и малоприятно. Это тебе протез будут ставить?
Киваю.
– Дорогая операция?
Снова киваю. Стоит только вспомнить эту цифру, и мне становится дурно.
– Около тринадцати тысяч евро.
Я, кажется, слышу, как Лиза сглатывает. Её глаза округляются, рот открывается в немом возгласе.
– Офигеть. Это немало.
Сжимаю губы.
– Это единственная возможность восстановить ногу. Сама виновата. Надо было слушать врача и не прыгать как ненормальная, когда ещё не поправилась полностью.
– Так что случилось?
Откашливаюсь. Всматриваюсь в лицо Лизы, решая, могу ли открыть эту часть правды о своей жизни.
– Я не хочу, чтобы об этом узнал кто-то еще.
Лиза закрывает губы на замок и выкидывает ключ.
– Да и знаешь, чтобы я с кем-то что-то обсуждала? Да я язык лучше себе откушу, – скептично кривит губы.
Задумчиво накручиваю прядь на палец. Возвращаюсь мысленно в тот день, когда все рухнуло.
В один миг из школьной звезды я стала никем.
– Я приехала из другого города сюда. Отца перевели по работе, – стараюсь избегать лишних уточнений, – ну а он меня в эту школу устроил. Там, в другом городе, я тоже училась в одной из лучших школ. Была типа Ники.
Лиза брезгливо передергивает плечами.
– Ты? Да ну, не поверю никогда в жизни.
– Ага, я тоже думала, что я лучше всех и все мне обязаны. Звезда школы. Капитан группы поддержки баскетбольной команды. Только, Лиз, – бросаю на неё умоляющий взгляд, – пожалуйста, никому. Пусть все думают, что я никто и звать меня никак.
– Снеж, да я клянусь, что ни одна живая душа от меня ничего не узнает. И ты не никто.
Хмыкаю. Она прекрасно понимает, в каком смысле я это сказала.
Делаю глубокий вдох. После всего, что произошло тогда, мне стало трудно доверять людям.
Я думала, что меня окружают настоящие друзья, а по факту, стоило мне стать слабым звеном, и на меня напали со всех сторон.
Остался только Антон.
– Мне внушали, что у меня потрясающие способности и талант. Я могла стать самым лучшим капитаном в рейтинге. Только вот завистники никуда не девались. Моя одноклассница подговорила мальчика из нашей группы поддержки, чтобы он организовал мне проблемы.
Лиза хмурится. Слушает внимательно, не пропуская ни одного звука. Стискивает кулаки от злости, и я даже её понимаю.
– Ну и на одном выступлении на соревнованиях меня просто уронили. Травма, полная изоляция от спорта.
Перед глазами мутнеет. В носу неприятно зудит.
– Капец. Он специально тебя уронил, чтобы помочь какой-то курице? И все ради чего? – закипает Лиза.
– Ради славы. Ради места в группе поддержки. Ради признания. Чтобы этого не потерять, я плюнула на предписания врача и пошла на тренировку. Наврала тренеру, что я в норме.
– Но твоя нога явно была против?
Киваю.
– Очень против. И вот, привет костыли. Хромулька, калека, хромоножка, –не сдерживаюсь и горько усмехаюсь. И операция, которая стоит как крыло самолета.
По щеке ползет прохладная слеза. Быстро смахиваю ее и шмыгаю.
– Ну-у-у-у-у, ты что это раскисла?
Лиза притягивает меня к себе. Цепляюсь за неё как за спасательный круг. Чтобы не уплыть в океан отчаяния.
– Я уже не верю, что смогу нормально ходить, – голос срывается.
– Сможешь конечно. Что за негативные мысли?
Закусываю губу, чтобы не завыть в голос. Когда одна переживаешь все, что внутри, так гораздо легче. Но стоит ощутить чью-то молчаливую поддержку, тебя несет. Утаскивает в пучину скорби.
Дверка распахивается, и в комнатку вваливается Глеб.
Вытираю глаза и отворачиваюсь, чтобы он не увидел моих красных глаз.
– О, девчонки, а что это вы тут делаете? – подозрительный весь такой.
– А ты, Морозов, что тут забыл?
Лиза косится на меня. Проверяет мое состояние, но я успеваю себя в руки взять.
– Так это, – оборачиваюсь к Глебу, а у него глазки как-то подозрительно бегают, – ну-у-у-у...
– Что, Морозов, слова кончились? – ржет Лиза, а парень в ответ корчит кислое лицо.
– У меня, Лизок, всегда есть для тебя слова.
Дергает бровью и одаривает её своей очаровательной улыбкой.
Лиза прищуривается и упирает палец в его грудь.
– Что ты тут делаешь, Глеб?
– Может, прогуляемся, девчонки? Я вас кофе угощу.
– Морозо-о-о-о-о-о-ов, – Лиза наклоняется ближе, и мне кажется, что Глеб даже перестает дышать, – а что это ты юлишь?
– Ну что, Глебас, чисто? – доносится голос Ромы.
Лиза вздергивает бровь и переводит взгляд Глебу за спину.
Я следую её
