***
Мои пожитки уехали вместе с молоденьким и задорным, как апрельский ветерок, курьером, а я медленно шла по улице, рассматривая витрины и своё отражение в них. На душе было погано. Через два дня к нам должны нагрянуть из органов опеки, а я… Что я? Ни работы, ни собственной квартиры. Только кредит и обещание, данное Косте.
Поддавшись инстинкту, зашла в дорогую кондитерскую. На прилавке были выставлены шоколадные фигурки, соблазнительные пирожные и пряники в виде зверюшек.
– Дайте, пожалуйста, лошадку и белочку, – попросила я девушку за прилавком. Посмотрела на конфеты. – Ещё коробку трюфелей и вот эти. – Показала на шоколадные шарики, обсыпанные орешками. И три пирожных. – Снова посмотрела на витрину. – С самыми большими розочками.
– Это авторское. От нашего кондитера, – улыбнулась она, перекладывая пирожные в коробку. – Очень вкусные. Со сгущённым молоком и…
– Главное, чтобы были розочки, – достав карточку, рассеянно сказала я.
Всё казалось странным. Некрасивый финал – больше пяти лет я проработала в компании, каждый день стараясь становиться лучше. Больше пяти лет я упорно шла вперёд, вверх, точно зная, ради чего всё. Ради чего встаю по утрам. А теперь что? Пшик – и мыльный пузырь лопнул. Кремовые розочки стали куда реальнее прежних планов.
Забрав пакеты, я вышла на улицу. С неба падали редкие и крупные капли дождя, но ветра не было. Пахло листвой, пылью и бензином. Запах большого города, в котором никому ни до кого нет дела.
На глаза попался детский магазин, и я, не думая, пошла к нему. А может, это не цели превратились в пшик? Может, они изначально и были пшиком? Или, по крайней мере, совсем не тем, что стоило ставить во главу угла? Может, всё это не просто так? Только вот приход органов опеки это не отменяет. И данное Косте обещание тоже.
***
– Даша сегодня нам стишок прочитала, – улыбнулась новая воспитательница, передавая мне племянницу. – А Костя сказал, что скоро он поедет на Олимпиаду и обязательно станет чемпионом.
Воспитательница смотрела на меня со смешинками в глазах.
Я же опустилась перед Дашей на колени. Она сразу смутилась, и мне стало ясно, что так делать нельзя – нельзя показывать ей, что случилось нечто из ряда вон.
– А мне дома прочитаешь?
Она засмущалась ещё больше, но потом утвердительно кивнула.
– А ты, – перевела взгляд на племянника, – не беги впереди паровоза. Думаешь, олимпийская медаль – это так просто?
– Я так не думаю. Но я тебе пообещал. Слово мужика.
Не сдержавшись, мы с воспитательницей засмеялись, но обиженно насупившийся Костя заставил нас напустить серьёзный вид.
– Слово мужика – это серьёзно, – поддержала воспитательница.
Я улыбнулась уголками губ. На миг я забыла о проблемах, но действительность вернулась быстро. Скоро оплата за сад, а если я хочу отдать Костю на фигурное катание, нужно искать тренера. Ему и так седьмой год, а большинство детей приходят в этот спорт в четыре. Упустим ещё хоть сколько-то времени, всё, никаких Олимпиад. И медалей никаких. Только разрушенные мечты. А в жизни Даши и Кости и так разрушено уже слишком много.
– Спасибо вам, – искренне поблагодарила я воспитательницу.
– Не за что, – ответила она уже со всей серьёзностью. – Я читала в Дашиной характеристике, что она занимается с детским психологом. Не бросайте пока, пожалуйста. Она уже идёт на контакт, но это нужно закрепить. Когда она отвлекается, всё хорошо, но потом замыкается снова.
– Да, я понимаю.
Попрощавшись, мы с детьми пошли к дому. Я крепко сжимала ручки бумажных пакетов и наблюдала за отбежавшими вперёд племянниками. В этот момент мне как никогда не хватало родителей. Не хватало совета, их мудрости. Раздумывая, как быть, я находила только один выход, и он мне не нравился: съездить к Антону и вытребовать у него хотя бы часть денег. Если бы не безвыходность, никогда бы не пошла на это. Но сейчас было не до гордости.
– Даша, Костя, – позвала я и показала на подъезд.
Дети стояли у ведущей на детскую площадку дорожки, но я отрицательно мотнула головой.
– Не сегодня, – сказала громко и приподняла пакеты. – Тем более у меня для вас кое-что есть.
– Ну пожалуйста, – заканючил племянник. – Хотя бы десять минут. Тётя Еся-а-а…
– Да, тётя Еся, – неожиданно присоединилась к нему Даша. Сегодня она была непривычно оживлённая.
Должно быть, несколько дней сидения дома в четырёх стенах сделали своё дело. Поколебавшись, я всё же разрешила детям немного поиграть.
Сама присела на металлическую ограду и уставилась на разноцветные горки и качели. Шумной стайкой на площадке резвились дети. Думала, мои прибьются к ним, но нет. Они играли отдельно, вдвоём.
– Куда уходит детство… – фальшиво пропела я шёпотом.
На глаза навернулись слёзы, а отчаяние нахлынуло с такой силой, что противостоять ему я не смогла.
– В какие города? И где найти нам средства…
Слёзы вырвались резко, голос сел. Как ни сдерживалась, я всё-таки зарыдала. Глухо, неслышно и оттого с ещё с большим отчаянием.
– Ч-чтоб внов-вь…
Мимо, покосившись на меня, прошёл мужчина. Я изо всех сил сжала кулаки. Нельзя. Я должна встретить инспектора из органов опеки, должна показать, что со всем справляюсь. И забрать часть денег у Антона тоже должна. В конце-то концов, когда-то я по доброй воле вышла за него замуж. Просто в один момент мои ценности поменялись, а его остались прежними, и права судить его за это у меня нет.
***
По очереди сводив детей в ванную, я заварила чай и переоделась в пижаму.
– Как насчёт домашних посиделок? – спросила, зайдя к ним в комнату. – Готовы к подаркам?
Даша неуверенно кивнула. Её оживление сменила прежняя застенчивость. Я мягко улыбнулась ей и вытащила из-за спины свёрток.
– Это тебе. – Отдала ей в руки. – А это тебе. – Другой вручила Костику.
Дети живо зашуршали крафтовой бумагой.
Сосредоточенно, разве что не пыхтя от натуги, Костя распаковал подарок. Даша справилась со своим быстрее и, достав нежно-розовую пижамку, рассматривала её.
– Я это не буду носить! – возмущённо заявил Костя и посмотрел из-под бровей. – Не буду!
Протеста я не ожидала, тем более такого яростного. Выбирая подарки, я провела в магазине около получаса. Даше купила розовую пижаму с кармашками на штанах и майкой на лямочках, Косте – нежно-бежевую, с жирафом на футболке.
– Кость, – позвала его Даша и замолчала.
Он так же хмуро повернулся к ней. Она уже переодела кофту и стояла в новой маечке.
– Что? – набычился племянник.
– Надень, – попросила она.
– Не буду я! Она девчачья.
– Надень.
Вот тут он засопел. Сжимал в руках пижаму и смотрел на сестру. Она – на него. Не вмешиваясь, я наблюдала за ними и в какой-то момент внезапно осознала: Даша не маленькая напуганная девочка. Это личность с сильным характером. Настолько сильным, что это мне нужно брать с неё пример, а не ей с меня.
Костя что-то буркнул и принялся переодеваться.
– Тебе идёт, – сказала я, как только он надел пижамные штаны. – Очень идёт, Кость.
– Она девчачья, – повторил он, насупившись. – Тут даже вот, – показал на карман, – бантик.
– Это не бантик, а шнурочек. Если он тебе не нравится, мы можем его вытащить.
Племянник недовольно потрогал карман, жирафа, потеребил завязочки.
– Не надо, – буркнул он. – Раз шнурочек. Он такой… нормальный.
Я подошла к детям. Хотела позвать пить чай, но вместо этого обняла сразу обоих. Потом села на пол рядом с ними и обняла ещё крепче. Даша шлёпнулась попой мне на бедро, Костя прижался с другой стороны.
– Еся, – шепнула Дашка, – мы тебя любим. Ты сегодня опять плакала, но не надо, не плачь.
Я судорожно вдохнула. Ещё раз – носом, шумно. Открыла глаза и задрала голову, чтобы весь вечер стоявшие у горла слёзы снова не выступили на глаза.
– Да, Есь. Мы тебя любим, – повторил за сестрой Костя.
– И я вас люблю, – отозвалась я, и это была правда, которую я поняла только сейчас. Я люблю их. И как знать, может, это не у них нет никого, кроме меня, а у меня, кроме них? Ведь их двое, а я без них одна.
