дивана. Такая хрупкая и беззащитная… Как я вообще мог принять ее за убийцу? Так ошибиться. Заставить пройти через всё то дерьмо?
Вспоминаю Ольгу в больнице в то утро, в подвале — напуганную и в то же время обескураживающе упрямую. В этой маленькой женщине проскальзывает то, чего я давно не видел в своем пластмассовом окружении. Достоинство, настоящее, не наигранное. Она как будто не слышала, когда я говорил о деньгах, лишь едва уловимо пренебрежительно морщилась. Как оскорбили ее мои обвинения, мой образ жизни.
Презрение.
Вот что едва уловимо сквозило в ее взгляде. Сраная докторша, живущая в богом забытом Мухосранске, влачащая жалкое существование от зарплаты до зарплаты, презирает меня — владельца колоссального состояния.
Это одновременно удивляет, злит и… подкупает.
В отношениях с женщинами я не являюсь асом или гуру. Мне незачем обременять себя иллюзией чувств. Я их покупаю. Покупаю любовь, которой был лишен с детства. Я плачу, они играют. Кто-то хорошо, кто-то хуже, но игры заканчиваются всегда однотипно: яркая вспышка легкой увлеченности неизменно сменяется привычной серой скукой с устойчивым запахом пластмассы. Раньше меня всё устраивало… Нет чувств, нет привязанности, а значит, нет слабостей и ты неуязвим, находишься там, куда долго взбирался стиснув зубы, — на вершине иерархии. Так и было до тех пор, пока я не уловил совсем другой аромат… Тянущийся из далекого прошлого, когда я еще не был обывателем мира, в котором живу сейчас.
Протягиваю руку и осторожно обхватываю женскую ладонь, свисающую с дивана. Подношу к губам и целую, не отрывая взгляда от подрагивающих ресниц. Я буду полным кретином, если упущу подарок судьбы в виде голубоглазой бестии, что так неожиданно ворвалась в мою скучную, размеренную жизнь.
Окинув напоследок взглядом сжавшуюся фигурку, поднимаюсь на ноги и, обернувшись, вижу в проеме незапертой двери Нину Николаевну. Тихо выхожу из комнаты и прикрываю за собой дверь.
— Чего это она спит в бильярдной? — щурится подозрительно.
Не женщина, а Шерлок Холмс прямо.
Двигаюсь по коридору, она семенит за мной не отставая.
— И вам доброе утро, Нина Николаевна.
— Я задала тебе вопрос, — не унимается, заходя следом за мной в спальню.
— Изучала игру в бильярд, видимо, устала и решила прилечь отдохнуть.
Захожу в гардеробную и достаю тонкий плед с верхней полки шкафа.
— Она еле двигалась вчера, а ночью решила сыграть в бильярд?
— Кто вас поймет, женщин, у вас же мысли и желания меняются по сто раз на дню, — впихиваю ей в руки плед, старательно пряча улыбку. — Прошу меня извинить, срочная деловая встреча, — обходя Нину Николаевну, иду на выход из спальни. — И покажите ей, пожалуйста, гостевые комнаты, пусть выберет любую, какая понравится. Утренними процедурами можете спокойно заниматься здесь, до вечера я буду занят.
В холле ощущается божественный аромат свежей выпечки. Захожу на кухню, встречаясь взглдяом с пожилой женщиной в веселом цветастом переднике, месящую тесто. Невысокого роста, полненькая, но с добрыми глазами и приятным морщинистым лицом. Если бы я рос в нормальной семье, очень хотел бы себе такую бабушку. Я уважаю Зинаиду по-своему, она вхожа в мой дом уже больше десяти лет. Может и побурчать, и поддержать дельным советом. А главное, я ей доверяю. Чего только она не повидала в стенах этого дома, но всегда хоронила это здесь же!
На столе противень, на котором в ряд лежат румяные булочки с маком.
— Доброе утро, — здороваюсь и, наклонившись, чмокаю морщинистую щеку, измазанную мукой. Заправляю кофемашину и тянусь к горячей выпечке.
— Погоди, пока остынут, — не оборачиваясь буркает Зинаида. — Как наготовила, так и остался полный холодильник. Хоть бы мальчиков покормил, а так опять выкидывать всё придется.
— Так вы и на мальчиков готовите столько, что они съедать не успевают. Вон уже разжирели все, не ходят по двору, а катаются как пингвины, — замечаю, откусывая махом полбулки.
— Пусть едят мордовороты, им сила нужна тебя, борова, защищать.
Вынимаю чашку со сварившимся кофе, с наслаждением отпиваю и беру еще одну булку, садясь напротив женщины.
— У нас в доме гостья, когда определится с комнатой, подготовьте ее, пожалуйста. И к вопросу о ее питании, несколько дней нужно ограничиться легкоусвояемой пищей. Организуете?
Зинаида замирает, смотря на меня поверх очков удивленным взглядом.
— Конечно.
Вот за это я ее и люблю. Ни лишних вопросов, ни пререканий.
— И еще. Скажем, с неделю вы сможете приходить каждый день?
— Смогу, конечно, что мне сейчас одной-то делать. У внуков школа началась, забрали в город кровиночек моих.
Довольно киваю и выхожу из кухни.
— Спасибо, — кричу уже из холла.
Настроение приподнятое. Выхожу на улицу и даю охране знак готовиться.
— Через пятнадцать минут выезжаем.
— Макар Сергеевич, — окликает Миша, один из охранников. В руках у него ворох пакетов. — Привезли ночью, не стал входить и тревожить вас.
Оставив пакеты на столе в спальне, спешу в гардеробную и переодеваюсь в деловой костюм. Обувая до блеска начищенные туфли, слышу голос Нины Николаевны.
— Пошли, моя хорошая, нужно принять душ и осмотреть тебя. Бандаж не слишком туг?
— Всё в порядке, — отвечает хриплый голос, от которого у меня по телу проходит неконтролируемая дрожь. А память услужливо вспроизводит ее хриплые стоны.
— Вот скажи, тебе доктор что назначил? Постельный режим. Ты чего ночью пошла в этот бильярд играть?
Замираю, с улыбкой прислушиваясь, что ответит Оля. Но в комнате воцаряется гробовая тишина. Многое отдал бы, чтоб увидеть сейчас ее выражение лица.
— Кошмар приснился, не могла уснуть, решила хоть как-то отвлечься, — прокашлявшись отвечает Ольга.
— И как? Понравилось игра? — не унимается Нина Николаевна, явно намекая на что-то другое.
Вот теперь немного напрягаюсь.
— Не понравилась, — тяжело вздыхая, отвечает эта вредина.
Хмыкаю, поправляя галстук перед зеркалом.
Врушка маленькая.
Я же видел, что понравилось.
— Я тебе электрошокер завтра привезу, помню, точно где-то завалялся, — уверенно заявляет Нина Николаевна, повысив голос, чтобы я наверняка услышал.
Шокирует доброта этой женщины.
Как Борисович с ней живет? Не страшно ему? И Оля подозрительно молчит.
Я ведь не заставлял ее. Ну, может, немножечко был настойчив, но не заставлял.
— Сомневаюсь, что меня это спасет, — как-то мученически выдохнув, отвечает она.
— Он обидел тебя?
Воцаряется напряженная пауза. Какого черта они вообще обсуждают «бильярд»?
— Нет, не обидел, — отвечает так тихо, что я едва слышу. — Я просто… У меня перед глазами всё время этот ужасный подвал…
Слышу приглушенный женский всхлип. Настроение начинает стремительно падать.
— Тш-ш… Всё прошло. Слышишь меня? Он больше не посмеет. Я уверена, Макар и сам сожалеет о своем поступке. Поверь, со временем он сам накажет себя за
