время, чтобы осмыслить услышанное. Сказать, что я в шоке, значит, ничего не сказать.
— В-вы уверены?
— Абсолютно. — Лев Алексеевич зачитывает фамилию, имя, отчество Насти и называет её дату рождения. — Это ваша дочь?
— Д-да.
— Ясмина Анатольевна, тогда я не вижу повода переносить дату. Или у вас есть какая-то другая причина?
— Н-нет. Другой причины нет, — я всё ещё не могу поверить, что это правда.
— Значит, ничего переносить не надо? — уточняет мужчина с какой-то чересчур вежливой интонацией.
— Нет-нет, — отвечаю поспешно. — Если… — я запинаюсь не в состоянии выговорить эту фразу. Мне приходится перевести дыхание, чтобы хоть немного прийти в себя. — Если деньги есть, то ничего переносить не нужно.
Я не знаю, откуда они взялись, но это неважно, главное, что они есть, а об остальном я буду думать после операции. Если будет нужно, верну всё до последней копейки!
— Ну мало ли. Может, вы хотели сначала отпраздновать день рождения, или ещё что-нибудь. Я бы мог передвинуть вас на любой день, — предлагает в самом миролюбивом тоне.
— Пусть останется двадцать седьмое.
— Как пожелаете. Значит, ждём вас на госпитализацию.
— Спасибо. Лев Алексеевич, ещё вопрос: я могу узнать, кто оплатил лечение?
— Этого я вам сказать не могу. Я вижу только сам факт оплаты, а вот кто это сделал, вам скажут только в бухгалтерии, если вы сделаете запрос.
— А они скажут?
— Думаю, да.
— До свидания, Лев Алексеевич, — прощаюсь, и Авилов отключается, а я продолжаю стоять, держа телефон возле уха.
«Оплата поступила в полном размере».
Такое бывает?
После всего, что я пережила за эту неделю, мне очень сложно поверить, что Настину операцию не придётся откладывать. Я никогда не верила в чудеса, но что это, если не чудо?
Стою посреди улицы и не могу сдержать эмоции. Радость и неимоверное облегчение заполняют всё внутри. Мне хочется смеяться и плакать одновременно.
— Спасибо! — шепчу, поднимая глаза к небу, чтобы сдержать слёзы, но они сами катятся по моим щекам.
— Мама! — в меня врезается моё маленькое торнадо. Настя обхватывает за ноги, вырывая меня из блаженного оцепенения.
— Яся, что случилось? — следом подбегает испуганная мама.
— А мы тебя в окошко увидели. Ты шла, шла, а потом остановилась. Как заколдованная, — тараторит дочка, подняв своё светлое личико вверх.
Смотрю на своё Солнышко, а в глазах всё расплывается от слёз.
— Тебя заколдовали, да? Мне бабушка сказку читала про принцессу.
— Яся, что случилось? — спрашивает мама. — Тебе не дали кредит?
— Не дали, мам.
— И что теперь? — голос звучит взволнованно. — Может, отложить операцию? Папа машину попробует продать.
— Не нужно ничего продавать, мам.
— А как же… — мама переводит взгляд на Настю, и в её глазах стоит боль.
— Всё хорошо, мам. Операция будет по плану, — обнимаю свою малышку и выдавливаю слабую улыбку. Сил на то, чтобы радоваться, у меня нет.
— А деньги где взять?
— Лев Алексеевич сказал, что им уже поступила вся сумма.
Мама смотрит на меня неверящим взглядом.
— Ты уверена?
— Не знаю, мам. Но Лев Алексеевич сказал, что деньги они получили.
— Откуда?
— Я не знаю, мам. Не смотри на меня так, пожалуйста.
— Яся, ты же не… не продала себя?
— Боже, мама, как тебе в голову такое могло прийти?
— А что мне остаётся ещё думать? — оправдывается.
— Не знаю, мам. Ты сама-то веришь, что кто-то готов заплатить деньги за… сомнительное удовольствие?
— Извращенцев разных хватает, — бурчит мама.
— Нет, мам. Я, правда, не знаю, откуда поступили деньги.
В мамином взгляде неверие, осуждение и миллион вопросов, на которые у меня всё равно нет ответов.
— Может, это всё-таки Олег? — высказывает предположение.
Честно говоря, у меня нет никакой другой мало-мальски правдоподобной версии, кроме того, что Олег одумался и заплатил за операцию дочери, или же Лазаревой сообщили о моём визите. Но в последнее как-то очень слабо верится.
— Мам, я не знаю.
— Может, ты подумаешь и заберёшь заявление о разводе?
— Зачем? — смотрю на мать в полном недоумении.
— Потому что женщине очень трудно одной вырастить ребёнка.
— Не переживай. На своего ребёнка сил у меня хватит. И даже, если это Олег заплатил за операцию, заявление я забирать не буду, — отрезаю. — Это не обсуждается, мам.
— Яся, давай ты немного успокоишься и подождёшь.
— Кого ждать? «Отдохнувшего» мужа? Нет, мам. Я никого ждать не собираюсь. Свой выбор Олег сделал неделю назад.
— Ох, Яся, Яся.
— Мам, мы пойдём. Нам нужно собираться, — пытаюсь избежать назревающей ссоры.
Мои переживания, где найти деньги, капля в море по сравнению с тем, что я испытываю сейчас. Бездействие, когда от тебя уже ничего не зависит, невыносимо.
Пока Настю готовили к операции, я ещё держалась. Но потом… Потом потянулись бесконечные минуты самого долгого в моей жизни ожидания. Мне казалось, что секундная стрелка на висевших на стене больших круглых часах перед каждым делением зависает, словно преодолевает высокий барьер прежде чем сдвинуться с места. И так каждый раз. Одна минута тянется целую вечность, и можно сойти с ума от неизвестности. Я никогда не верила в бога, но сейчас прошу небеса помочь моей дочери.
Лев Алексеевич выходит сам, сообщает, что всё прошло хорошо, и Настя большая молодец. Объясняет мне некоторые моменты, но всё, что я хочу — это увидеть дочь.
Мне позволяют зайти к дочке в палату интенсивной реанимации и терапии. Моя девочка лежит на огромной высокой кровати и кажется такой маленькой. Её глаза закрыты. Она спит, ещё не отойдя после наркоза. Изо рта тянется дыхательная трубка. К Насте вообще подключено очень много трубок, катетеров и электродов.
— Дыхательную трубку мы уберём через два часа, — произносит Авилов, замечая мой взгляд.
— А с ней она сможет говорить?
— Не волнуйтесь. Медсестра обязательно поймёт, что потребуется вашей дочери.
— Как долго Настя здесь пробудет?
— Один-два дня. Завтра она уже сможет садиться. Как только Настю переведут в обычную палату, вы сможете находиться рядом с ней. Сейчас вам лучше пойти домой и отдохнуть. Идёмте, я вас провожу. К сожалению, правилами запрещено здесь находиться посторонним. — Авилов жестом просит меня покинуть палату.
Я бросаю ещё один взгляд на дочь уже через стеклянные перегородки, но уйти из больницы у меня не хватает сил.
Я бесцельно сижу в фойе, где и находит меня Майка. Подруга забирает меня к себе, потому что дома я точно сойду с ума от беспокойства.
— На, держи. — Майя протягивает мне чайную чашку с какой-то мутной жидкостью.
— Что это?
— Ты не спрашивай, а пей.
— Май, я не хочу.
Я действительно ничего не хочу.
