Чтобы не упасть, Джимми машинально схватился за дверцу и долго стоял неподвижно, со всхлипом втягивая воздух сквозь стиснутые зубы. Запах ее духов щекотал ему ноздри и тревожил больную память, и вскоре Джимми начало казаться, будто Маргарет — живая Маргарет — стоит у него за спиной, совсем рядом, и что достаточно только протянуть руку…
— И что мне теперь делать? — пробормотал он вслух, чувствуя, как жгут глаза готовые пролиться слезы. — Что мне теперь делать, Мэгги?..
«Жить, Джимми, жить, — раздался у него в голове ее явственный голос. — Не сдавайся, живи, и когда-нибудь мы непременно увидимся».
— Но почему когда-нибудь, почему не сейчас?..
Впрочем, он знал ответ. Уступить, уйти из жизни сейчас было бы трусостью, и Маргарет, его мужественная Маргарет, никогда бы ему этого не простила. Сама она никогда не сдавалась, даже когда до конца осталось совсем немного. До самого последнего дня Маргарет красила губы и ресницы, мыла голову и надевала платья, которые нравились ему больше всего.
И такого же мужества она требовала от него.
— Но я не хочу! — вырвалось у него. — Не хочу без тебя! Не могу!
«Не распускай нюни, мистер Джон Кеннеди Двадцать Восьмая Вода на Киселе», — слышался ее голос, и Джимми, услышав ее неподражаемый ирландский акцент, улыбнулся сквозь слезы.
— О'кей, Мэгги, о'кей, — пробормотал он, одно за другим снимая ее платья с вешалок и укладывая их в коробку так аккуратно, словно ожидал, что когда-нибудь она вернется за
Лиз снова приехала в «Версаль» в воскресенье, чтобы встретиться с риелтором и договориться о сдаче внаем гостевого крыла и флигеля. Она решила ковать железо, пока горячо, вернее — пока Куп не передумал. Деньги нужны были ему как воздух, и Лиз решила, что, пока она еще может, она должна сделать для Купа все, что только в ее силах.
Встреча была назначена на одиннадцать, но, когда Лиз и риелтор подъехали к особняку, Купа уже не было. Он повез Памелу завтракать в «Беверли-Хиллз-отель». Лиз знала, что завтра Куп собирается отправиться со своей пассией на Родео-драйв — улицу, где располагались фешенебельные магазины и бутики. О том, как может отразиться эта поездка на бюджете Купа, Лиз старалась не думать.
Отговаривать Купа она даже не пыталась. Лиз заранее знала: он скажет, что Памела — роскошная женщина, но ей совершенно нечего надеть. Куп обожал баловать своих подружек, и это ему удавалось. Он покупал им наряды и драгоценности, не считаясь ни с расходами, ни с тем, что при виде счета Эйба Бронстайна может хватить удар. Лиз знала, что Куп непременно повезет двадцатидвухлетнюю модель в магазины Теодора, Валентине, Диора и Ферре, и непременно — к Фреду Сигалу, и истратит на подарки не меньше пятидесяти тысяч, особенно если ему вдруг приглянется какая-нибудь безделушка, выставленная в витринах салона Ван-Клифа или Картье. Что до Памелы, мрачно подумала Лиз, ей и в голову не придет отказаться от подарков. С какой стати, ведь это сбывались мечты простой девчонки из Оклахомы — мечты, ради которых она и оставила отцовскую ферму и перебралась в Лос-Анджелес.
— Признаться, — сказал риелтор, молодой человек лет двадцати двух, — я удивлен, что мистер Уинслоу решил пустить жильцов. Во флигель еще куда ни шло, но в жилое крыло… — Они как раз вошли в дом и приступили к осмотру, и Лиз с вполне объяснимой неприязнью подумала, что риелтор пытается выудить у нее какие-то подробности личной жизни звезды, чтобы потом передать их своим друзьям и коллегам и, может быть, будущим жильцам. Увы, избежать подобных вопросов было, скорее всего, нельзя, и Лиз знала, что отвечать на них придется. Она хотела сдать для Купа эти комнаты и не могла позволить себе гордо отмалчиваться, хотя бы это и означало, что она отдаст обожаемого патрона на растерзание досужим сплетникам, которые бывали особенно безжалостны к большим знаменитостям.
— В гостевом крыле есть отдельный вход, так что жильцы вряд ли столкнутся здесь с мистером Уинслоу, — сухо ответила она. — Кроме того, он много путешествует, и большую часть времени его здесь просто не будет. Ну а жильцы — это дополнительная страховка против воров и вандалов. Если станет известно, что на территории поместья постоянно кто-то живет… В общем, вы меня понимаете.
Риелтор озадаченно наклонил голову. Об этом он не подумал. В словах Лиз был здравый смысл, однако молодой человек подозревал, что за подобным решением стоит что-то еще. Ему было известно, что Купер Уинслоу уже давно не снимался в главных ролях — риелтор, во всяком случае, не мог припомнить ни одной его большой роли последних лет, — так что похоже было, что за творческим кризисом наступил кризис финансовый. Вместе с тем Куп оставался звездой самой первой величины, живой легендой Голливуда и по-прежнему производил фурор в любом месте, где бы он ни появился. И риелтор живо сообразил, что это обстоятельство, пожалуй, поможет ему сдать гостевое крыло и флигель довольно быстро и за приличную цену. Жить в одном доме со звездой было более чем престижно, да и само поместье оказалось поистине уникальным. Другого такого не было во всей стране, может быть, даже во всем мире. По мнению риелтора, снять здесь комнаты было равнозначно тому, чтобы поселиться в Тадж-Махале, Лувре, Вестминстерском аббатстве. А если жильцам посчастливится, они могут даже увидеть живую звезду в бассейне или на теннисном корте.
«Об этом обязательно надо написать в рекламе», — подумал риелтор.
Внутри гостевое крыло выглядело более чем пристойно, хотя в первые минуты Лиз и пожалела, что не велела слугам здесь прибраться. Здесь были такие же высокие потолки с росписью, элегантные французские окна с двойными стеклами выходили на каменную террасу, окаймленную аккуратно подстриженными кустами живой изгороди, в тени которых стояли мраморные скамьи, приобретенные Купером в Италии много лет назад. В гостиной стояла антикварная французская мебель ручной работы; рядом помещался небольшой кабинет, также обставленный с изяществом и роскошью. Небольшая лестница вела на второй этаж, где находилась одна большая спальня и гардеробная с таким количеством стенных шкафов, что в них можно было блуждать, как в пещерах. Нормальному человеку столько шкафов было, конечно, ни к чему, но для Купа такая гардеробная была бы даже мала.
Напротив гостиной на первом этаже располагались две меньшие спальни, обитые английским вощеным ситцем с затейливым цветочным орнаментом, и кухня с большим обеденным столом, которая, как сказал риелтор, напомнила ему кухни в провансальском деревенском стиле. Столовой в гостевом крыле не было, но Лиз сказала, что жильцы могут обедать как в гостиной, так и на кухне, где было очень уютно благодаря изразцовой печке-голландке и камину.
