– Я не должен это делать, потому что я – мужик!
– Дима, мне уже легче. Сегодня я смогу потихоньку готовить сама. Я же говорю, мне стало легче дышать. При таких переломах, как у меня, нужно вообще лежать в стационаре. Ты понимаешь? Всё произошло только по твоей вине, ведь ты же меня избил. Ты говоришь, идёшь на жертвы типа жарки яичницы по утрам, но ведь ты сам виноват. Я не готовила есть всё это время и не пекла твои любимые пирожки, потому что лежала пластом и умирала от боли. А тебе, между прочим, было наплевать.
Увидев, что Дима побледнел и сравнялся по цвету лица со стеной, я подошла к нему и виновато произнесла:
– Димочка, миленький, прости меня, пожалуйста, но я не могла не поехать. Мне было очень и очень больно. Ни дышать, ни встать… Чёрт с ними, с зубами. Я всё равно своё лицо никому не показываю. Буду шепелявить. Но жить с переломанными рёбрами я не могу. Это нестерпимо. До сумасшедшего крика… Я ведь живой человек.
Я хотела положить руку на плечо мужу, но он резко её откинул, и я вскрикнула от боли в груди.
– Ты что делаешь?! Мне же нельзя делать резких движений!
– Я просил тебя не выходить из дома. Сначала просил, потом запретил. А ты всё равно не хочешь меня слушать и делаешь всё по-своему. Даша, скажи: почему ты такая неблагодарная сука?! Мерзкая, уродливая, неблагодарная гадина! Если я велел не выходить из дома, значит, ты не должна выходить. Хоть сдохни, но из дома ни ногой…
– Послушай, ты чудовище! Ты моральный урод! Хуже фашиста! Даже фашисты относились к своим пленным лучше, чем ты ко мне! Если хочешь меня убить – убей! Я больше так жить не могу! Не хочу и не буду!
Зарыдав, я бросилась в спальню. Господи, как же я ненавидела себя за свою жизнь, за то, во что превратилась! Жалела, что не я распорядилась своей судьбой, а судьба распорядилась мною. Полежав так пару часов, я успокоилась и сошла вниз, чтобы разобраться с лекарствами и начать лечение, которое прописал врач.
Дом был пуст. И во дворе не было Диминой машины. Он сказал, что приехал за какими-то документами. Вероятно, забрал их и уехал. Разобравшись с таблетками, я выпила то, что нужно было выпить именно сейчас, и вышла во двор. Ворота были закрыты. Садовника тоже нигде не было видно. Направившись в беседку, я чуть не споткнулась о тело Петра Ивановича. Он лежал лицом вниз. Его голова была окровавлена. Рядом валялся кирпич, на котором чётко виднелась кровь.
– О боже! Пётр Иванович, вы живой? Что с вами произошло? Вы упали? Вам плохо?
Я села на карточки рядом с садовникам, стала его переворачивать, бить по щекам, просила очнуться и прийти в себя. Попыталась нащупать пульс, но пульса не было. Может, у него схватило сердце? Сердечный приступ, он упал и умер? Инфаркт, инсульт… Но кирпич! Создавалось впечатление, что садовника ударили сзади по голове. Но кто? Конечно же Дима!
Недолго думая, я набрала номер мужа и, сбиваясь, с придыханием сообщила:
– Дима, Пётр Иванович умер. Я не знаю, как это получилось. Я вышла, а он лежит.
– Даша, ты можешь позвонить попозже? У меня совещание.
– Какое, к чёрту, совещание? Ты слышишь, что я тебе говорю? Пётр Иванович умер.
– А кто такой Пётр Иванович?
– Садовник наш. Он у нас один-единственный.
– Я не запоминаю, как обслугу зовут. У меня на них память плохая.
– Он умер, Дима.
– А я здесь при чём?
– Я сначала думала, что сердце. Но рядом лежит кирпич в крови, и на голове у Петра Ивановича страшная рана. Видно, его кирпичом по голове ударили несколько раз. Мне кажется, это не просто смерть. Это убийство.
– Даша, а ты какие лекарства принимаешь? Не наркотические, случаем?
– Ты шутишь?
– Мало ли… Может, тебя в твоей больнице спиртом накачали вместо обезболивающего. Даша, у меня совещание. Созвонимся позже.
– Дима, это же срочно. Что мне делать?
– Если садовник умер, вызывай труповозку. Если это убийство, вызывай полицию.
– А ты? – На минуту я потеряла дар речи.
– Что я? Я целый день на работе.
– Ты же его убил, Дима. Больше некому.
– Ты что, совсем сбрендила? У тебя с головой всё в порядке?
В трубке послышались быстрые гудки. Я попыталась набрать мужа ещё раз, но он сбросил вызов. Чуть позже абонент был недоступен. Я присела на корточки у Петра Ивановича и взяла его за холодную руку.
– Пётр Иванович, миленький, родненький, как же так? Почему же вы меня бросили? Осталась я одна-одинёшенька. Никого у меня больше нет. За все эти годы общение было только с вами. Господи, помоги…
Не помню, сколько я так просидела, как вдруг услышала звонок. Я направилась к воротам.
– Кто там?
– Откройте, полиция.
– Полиция?
Открыв калитку, я увидела людей в форме. Они тут же прошли на участок, прямиком к телу Петра Ивановича. Я наблюдала за ними с недоумением и думала, как же хорошо, что я в вуали и в перчатках… Главное, никого не напугать своим внешним видом. Через пару минут к дому подъехал автомобиль мужа, я бросилась к нему навстречу.
– Слушай, я не знаю, откуда взялась полиция… Понятия не имею, как они узнали про Петра Ивановича.
– Я вызвал, – как ни в чём не бывало ответил муж.
– Ты?
– Я. А что тебя удивляет? У нас в доме человек умер. Нужно провести расследование.
– А полиция зачем?
– Как зачем? Кто-то же должен этим заниматься… И кто-то должен ответить по всей строгости закона за то, что произошло. Ты же сама позвонила и сказала, что, скорее всего, это убийство.
На меня надели наручники. Я ничего не понимала. «Что происходит?» – спрашивала я, но не получала ответа.
– Дима, пожалуйста, скажи им, что это не я!
– Я очень прошу вас быть с моей женой как можно более корректными. Она больной, психически нездоровый человек. Она не виновата в своей болезни и очень плохо понимает, что происходит. В момент убийства садовника она не ведала, что творила.
– Дима, ты что говоришь? Какое убийство? Ты что за спектакль устроил? – Я почувствовала, как от нервного стресса у меня стало темнеть в глазах. Предметы стали терять свои очертания…
Я и подумать не могла, что чувство страха может быть таким сильным. От страха нарушается координация движений, путаются мысли, теряется контроль. Перестаёшь понимать, что происходит. Наступает оцепенение и даже шок. Паника парализует и лишает способности реально мыслить.
– Ты только не волнуйся, дорогая. Только не волнуйся. Я обещаю, всё будет хорошо. Я сделаю всё, что надо. Тебя не посадят в тюрьму, а поместят в психиатрическую клинику. Тебя будут лечить…
– От чего? Я что, душевнобольная? Дима, зачем ты устроил этот цирк? Ты таким способом решил от меня избавиться? Да? Ну ведь это же ты убил Петра Ивановича. Ты! За то, что он меня в больницу возил. Я пошла в комнату, прилегла, а ты взял кирпич, разбил ему голову и уехал на работу. Ведь на этом кирпиче с кровью моих отпечатков пальцев нет. Пусть проверят. Я кирпич в руки не брала.
