— Что опять произошло? — поинтересовалась я у него.
— Это слишком…
— Слишком для чего? — Если бы я не сидела на его одежде, он бы оделся и попытался спровадить меня, но в данном случае всё было не так-то просто. И себя одеть, и меня, и всё это надо сделать как-то так, чтобы ничем не осквернить глаза и не обесчестить руки. Видимо такова задумка Лео.
— Я нарушил многое. Но не пойду на святотатство. И тебя к нему толкать не стану, — он обернулся через плечо туда, где было моё лицо. — Ты ведь и сама не пошла бы на это, правда? — хотел он уверовать в мою невинность. Была ли готова я ему здесь отдаться? Мне нужно подумать об этом подробнее, но для его спокойствия отвечу сразу:
— Нет, конечно, нет, — Так пошла бы или не пошла? Если бы он развернул меня из пледа и дал коснуться кое-чему меня напрямую, я бы испытала страх неизведанного, но, боясь спугнуть Лео, не стала бы противиться, не стала бы противиться ничему, что он захотел бы от меня. Приняла бы это с радостью, получила бы удовольствие, о чем дали мне понять стесненные обстоятельствами ласки Джина. Мне бы понравилось. Но Лео не продолжил, ничего не сделал, совладал с собой, ни на миг не забывая о том, где он, кто он, что он должен делать, а чего не должен. Неподалеку от его босых подошв лежали мелкие камешки, и любой другой парень, да и я, стали бы их нервно хватать и бросать в воду, заряжая так, чтобы он отскочил хоть разок, прыгнул, а потом уже утонул. Но Лео никогда не нарушит покой святого источника такой глупой забавой. — Тебе неприятно то, что ты захотел?.. — робко предположила я.
— Там, где я родился, — тихо сказал он и я вздрогнула. — Говорили так: "Желание способно поднять ураган, который сметет на своём пути всё", — я затаилась, ожидая продолжения и переваривая. Не сомневаюсь, что проститутки развивали в себе именно это мастерство — пробуждения желания, и тем сильнее оно должно было быть, чем больше они хотели получить от клиента денег. Да и вообще, многие такие женщины всеми правдами и неправдами ублажают мужчин и сводят их с ума, в надежде стать неповторимой, чтобы прекратить работать, чтобы на ней женились, забрали из этого вертепа. — Я обучен для того, чтобы разрушать, — выговорил Лео и договорил: — Но обучен также и тому, ЧТО нужно разрушать, а что созидать. И сейчас не тот случай, когда урагану позволено подняться, — я чуть не пошутила, что кое-что уже поднялось, и назад пятками не ходят, но прикусила язык. Он хотел, чтобы я была невинна. Чтобы берегла себя и дорожила своей честью. Как дорожат своею честью воины, хоть для них она и заключается в другом. — Оденься, пожалуйста. Я отведу тебя назад.
— Я не хочу! Я хочу провести с тобой как можно больше времени! Прежде чем… прежде чем мы уйдем и…
— Время нужно тратить не на себя, — заметил он на моё рассуждение о том, что совместный досуг был бы лучшим решением. — Время нужно тратить с умом.
— И что же ты предлагаешь?
— Не ходи со мной оставшиеся субботы. Пожалуйста, не ходи! — вопреки своим словам, он сжал мою ладонь своей, прижав к телу. В этом выразилась вся противоречивость его внутренней борьбы, его желание следовать избранному пути и зудящее желание попробовать то, что подавалось в моём лице. Он отталкивал меня от себя, чтобы стало легче двигаться по направлению к цели, к судьбе воина, но тут же показывал, что я тоже нужна и важна ему. Хотелось верить в это. Но удовлетворит ли меня вторая роль? На первом будет его стезя карателя, мессии или кого там ещё, а я, как Пенелопа… Рубанув ножом, я чуть не порезала себе палец, хмурясь и вымещая злость на остатке моркови. Рядом с разделочной доской приземлился кулак, и я вздрогнула, подняв глаза.
— Да-да, я к тебе обращаюсь, — стоял у стола Сандо, недовольный тем, что я что-то прослушала. — И какой ты после этого ученик Тигриного лога? По тебе можно танком проехать, ты и не заметишь. Хотя должна слышать приближение кого-либо за километр.
— Я задумалась, — перебирая утреннюю тренировку в мыслях, я силилась вспомнить, не напортачила ли, что он пришел ко мне на кухню? Чем-то провинилась?
— Вообще-то, помимо владения телом, истинный воин владеет и разумом. Трезвость ума. Поэтому, наверное, сюда берут только мужчин, — Сандо ехидно улыбнулся. — Девушки ведь пустые мечтательницы и совершенно не умеют сосредотачиваться.
— Я сосредоточусь на твоей тарелке, когда буду сыпать туда перец и класть васаби, — пробурчала я в ответ.
— Да, именно как завхоз ты мне и нужна, кстати. — проигнорировал парень мой выпад, как настоящий самурай.
— Какой ещё завхоз? — сгребла я с доски в котел овощи, поглядывая на него.
— Ну, ты же владеешь доступом к пищевым запасам и знаешь, что тут есть, а чего нет.
— И что тебе нужно? — мне вспомнился Хонбин. — Наркотиков не держим, в достатке только сухофрукты и крупы.
— Мне нужен алкоголь, — я ошалело уставилась на Сандо. Он безмятежно уточнил: — Можно чистый спирт. Я разведу.
— Ты решил спиться? Тут и близко нет подобного.
— Это не для удовольствия, а в лечебных целях. Я прошу тебя, — пересилив себя, снизошел он до просьбы, как однажды снизошел до извинений. Хоть бы зафиксировался в этой оседлавшей его вежливости! — Добудь, и чем больше, тем лучше.
— Да откуда мне взять?.. — подумав о Хенсоке, я притормозила. А кто знает? От старика можно ожидать чего угодно. Вдруг и бутылочку вина припас? — Что собрался лечить? Свою душу?
— Мою не надо, — покривился Сандо на бок спесивой улыбкой. — Я не хрупкий мальчик, как-нибудь перебьюсь.
— А чью же?
— Кидо, — сказал он, опустив взгляд и подтянув губы в узкую нить. — Ты же слышала его историю…
— Да, у него никого не осталось. Я знаю.
— Я хотел расшевелить его хоть немного, — плечи передернулись, как перезаряд автомата. — Вышла небольшая драка… То есть, я думал, что мы подеремся и ему полегчает. Ему же надо как-то выйти из своей ракушки. Заговорить с кем-нибудь. Но он даже сопротивляться не стал. Просто дал себя бить… — Сандо сердито и грозно свел черные брови. Было ощущение, что он собой недоволен в большей степени, чем тем, кто терпел удары. — Остаётся одно средство, которым пользуются все нормальные люди — напиться, забыться, выплакаться, и начать жизнь заново.
— Ты волнуешься о братьях, — с восхищением украдкой заметила я. Сандо встряхнулся, словно думал, что один, а тут вдруг оказалась я.
— В общем, найди, пожалуйста, литра два. Чего-нибудь покрепче, — оттолкнувшись от столешницы, он быстро протараторил: — Я буду очень благодарен.
Посмотрев вслед, я подумала о том, что уйду в тот момент, когда даже с Сандо отношения наладились, когда все ребята станут спокойнее, радостнее, одухотвореннее. Почему я должна буду покинуть Лог именно тогда, когда он наполнится счастьем? И будто в ответ всплыл в голове голос Хенсока о птице, которой залечили крылья. В клетке она заболеет снова. Выпустит ли он всех своих птенцов досрочно? Или выздоровевшей птицей в какой-то мере была я? Да, возможно, полная трудностей, склок и выяснений жизнь в монастыре не даёт мне расслабляться, праздно шататься и страдать ерундой, как другой девчонке в моём возрасте, благодаря этому всему я взрослею, осознаю, думаю и пытаюсь умнеть и просветляться. А когда всё наладится, чем займусь тут я? Рутиной, готовкой и уборкой, которые и так присутствуют; но сейчас они подкрашены какой-то невидимой и неясной целью, неочевидной, что приходится догадываться, но это и придаёт мне заряд энергии, толкает вперед, заставляет исполнять долг с энтузиазмом, а не ждать окончания, считая часы. Считать часы до выхода отсюда, лишенные по субботам моей главной награды. Лео, кому ты делаешь легче и лучше? Неужели тебе проще уходить одному, неужели ты умудряешься там ни о чем не думать? Неужели Сандо прав, и истинный воин владеет даже мыслями. Он подчинил себе всего себя, и если я не мельтешу перед глазами, то и думать обо мне не стоит. Вот бы и мне научиться такому! Но я всего лишь девочка, которая не умеет сосредотачиваться… Взявшись за маленький острый ножик, я посмотрела на черри и зелень. Ладно, васаби и острый перец отменяются, кое-кто заслужил бонуса.
