Женя украшала елку, и время от времени наклонялась и вдыхала терпкий лесной аромат. Она посмотрела в окно, забранное морозной узорчатой рамкой, и увидела, как к дверям салона подъехал огромный черный джип и из него вышел безмолвный Танькин обожатель в потертых джинсах.
«А мне он нравится, — подумала Женя. — У него лицо хорошее и глаза, и… вообще».
Она подошла к стойке администратора одновременно с посетителем и сказала:
— Здравствуйте! Как ваша фамилия?
— Ильин, — ответил тот неожиданно низким приятным голосом. — Я записан к Карташовой на двенадцать.
— Проходите, пожалуйста, — приветливо повела рукой Женя и подумала, что, наверное, он и правда водитель — усталый, слегка помятый, и машина вся заляпана грязью — отвез шефа, а сам в парикмахерскую…
Николай Ильин был потомственным дворянином Бог знает в каком колене. Сразу после Октябрьской революции его семья выехала в Германию и там осела, бережно сохраняя традиции и уклад русской жизни. И дед, и отец, и сам он, Николенька, родились в Майнце. Младший Ильин получил два высших образования в Германии и Англии, в обеих странах имел свои процветающие фирмы, работающие в сфере высоких технологий, а с некоторых пор утвердился и в России, в Санкт-Петербурге.
Он выкупил старый двухэтажный особняк своих предков и отреставрировал его, оборудовав на первом этаже офис, а на втором — холостяцкую квартиру.
В Москве приходилось бывать часто. И в один из таких визитов, направляясь к припаркованной неподалеку машине, он увидел через огромное ярко освещенное окно парикмахерского салона девушку своей мечты и остолбенел — так она была прекрасна.
Оправившись от шока, Ильин решительно распахнул двери салона и направился к стойке администратора.
— Я записан на восемнадцать часов к этому мастеру, — указал он на Татьяну.
— К Карташовой? Как ваша фамилия?
— Ильин.
— Странно, но вас нет в журнале, — удивилась администратор.
— Этого не может быть! Я сам звонил… Мне просто необходимо сегодня быть в форме. Это для меня очень важно, — загорячился Ильин.
— Да вы не волнуйтесь. Она вас пострижет. У нее на сегодня все равно больше никого нет. Вы подождите, сейчас она закончит. Хотите чашечку кофе?
— Хочу, — сказал Николенька неожиданно севшим голосом и откашлялся.
Но голос так и отказался ему служить, и на вопрос Татьяны «что будем делать?» он ответил так невнятно и невразумительно, что она, с сожалением запустив руки в его густую шевелюру и приводя его тем самым в состояние полного анабиоза, взяла машинку и — желание клиента закон! — обрила его почти «под ноль».
С тех самых пор Ильин носил эту короткую стрижку и раз в две недели приезжал из Питера в Москву на прием к своему мастеру Татьяне Карташовой.
За все это время, кроме «здравствуйте» и «спасибо», он, пожалуй, не произнес ни одного слова. Но на сей раз Ильин собирался нарушить затянувшееся молчание.
— Как обычно? — спросила Татьяна, возложив руки на его слегка обросшую голову и завораживая его одним этим легким прикосновением.
Но Ильин заставил себя стряхнуть наваждение.
— Не совсем, — хрипло ответил он. — Сегодня я хотел бы пригласить вас в театр.
Они встретились в зеркале глазами.
— В Мариинку. На «Щелкунчика», — решительно закончил Ильин.
— В Мариинку? — удивилась Татьяна. — А почему не в «Ла Скала»?
— О, — сказал Николенька. — Вы только скажите, какой спектакль вас интересует!
— Нет, нет, — мягко погасила она его порыв. — Я давно мечтала посмотреть именно «Щелкунчика».
— Представление состоится в субботу, — сообщил Ильин. — Если это не нарушит ваших планов, мы могли бы выехать уже сегодня. В воскресенье вечером я привезу вас обратно.
— Пожалуй, я смогла бы выкроить эти три дня в своем расписании, — раздумчиво проговорила Танька и оглянулась на Женю, которая крутилась поблизости с елочными игрушками, стараясь не пропустить ни слова. Та энергично затрясла головой.
— Я очень рад, — поклонился в зеркало Ильин. — Куда и в котором часу я могу за вами заехать?
— Я буду ждать вас здесь в пятнадцать часов, — сказала Татьяна, убирая наконец ладони с его головы.
— Благодарю вас. Постараюсь быть точным. — Ильин встал, поцеловал ей руку, еще раз поклонился и вышел из салона.
Они смотрели через окно, как он подошел к своей замызганной машине, сел за руль и уехал.
— А что же клиент-то не постригся? Передумал? — прозвучал в тишине удивленный голос администратора.
Собирали Таньку всем салоном, хотя никто и, прежде всего, она сама, не мог бы объяснить, почему этот человек привел всех в такое сильное возбуждение. И как это Танька — Танька! — сразу и безоговорочно приняла его в общем-то дерзкое предложение? Но факт оставался фактом — предложение Татьяна приняла, все сочли ее решение единственно верным, и теперь надо было не ударить в грязь лицом. А времени оставалось в обрез — два с половиной часа.
— Так, — сказала Женя. — Главное, не суетиться. Домой ты уже не успеешь. Соберем все деньги, какие есть, — и в бутик. Купим что-нибудь элегантное для театра. А поедешь прямо так.
Она с удовлетворением оглядела подругу: узкие кожаные брючки, туго обтягивающие стройные бедра, малиновый джемпер — то, что надо.
— Потом массаж, волосы, лицо, легкий обед и вперед на Питер! — Она уже натягивала на себя дубленку.
— Жень! — тихо остановила ее Татьяна. — Мы что все, с ума сошли? Я даже имени его не знаю. Может, он меня в первом же лесочке прикончит. Ты вообще понимаешь, что происходит? Я согласилась уехать на три дня с человеком, который никому из нас не известен! А если он сексуальный маньяк?
— Господи, действительно! — растерялась Женя. — Посмотри на наших: он будто околдовал всех. Я ничего не понимаю, но… но у меня нет ощущения опасности. Он мне нравится!
— А мне нет! — запальчиво ответила Татьяна. — Он совершенно не в моем вкусе. — Она зашнуровала ботинки, выпрямилась и накинула полушубок. — Ну, что ты копаешься? Время-то идет!
— Так ты же говоришь…
— Жень, я, наверное, самая последняя дура, но я поеду.
К назначенному сроку путешественница была полностью экипирована и приведена в боевую готовность: легкий макияж, роскошная грива пепельных волос, отличный маникюр. И волнение, окрасившее румянцем щеки и зажегшее огонь в глубине серых глаз.
Ровно в пятнадцать часов к салону подкатил отмытый до блеска джип, и в дверях возник виновник переполоха. И в полной тишине, в перекрестье устремленных на него любопытных глаз обратился к Жене, безошибочно угадав в ней первое лицо:
