– Марина. Меня зовут Марина. А я вас как увидела, так сразу и поняла – вот хозяин кафе идет. По вам это сразу видно, знаете. Только вот вид у вас немного нездоровый, а это вам не на пользу… И цвет лица сероватый, и белки глаз пожелтели совсем, мутноватые такие, знаете…
– Да? – испуганно схватился руками за щеки Сергунчик. – Неужели? А я не замечаю…
– Ой, да это же сейчас не проблема, знаете ли, свой внешний вид улучшить! Сейчас многие обеспеченные люди к этому вопросу очень серьезно относятся и за презентабельностью своей следят, поэтому для них и препараты такие специальные существуют. Правда, их с трудом можно найти, но вот я, кстати, могу вам в этом вопросе помочь…
Сергунчик и сам не заметил, как перед ним на столе чудесным образом образовались три красивые пластиковые баночки распрекрасного американского средства для поддержания респектабельной его хозяйской внешности, а триста долларов из кармана быстрыми птичками перекочевали в Маринин большой тисненой кожи кошелек. Доверчиво вертя баночки в руках, он продолжал завороженно слушать ласково-уверенный Маринин голосок:
– Только это, знаете, курс длительный. Резко его прекращать ни в коем случае нельзя. Вот я оставлю вам свою визиточку, позвоните обязательно. А лучше всего так поступим: я через месяц где-то снова в ваших краях по делам буду, вот и заскочу к вам сюда…
Так всего за полчаса в ожидании Василисы Марина заработала себе чистых двести долларов, а заодно и убедилась лишний раз не столько в своих профессионально-высоких способностях, сколько в непробиваемости женской своей привлекательности: Сергунчик улыбался ей все шире и шире, глазки его начинали все больше масляно поблескивать, и вовсе не было в них никакой такой желтизны да мутности, о которой она толковала ему испуганно и озабоченно пять минут назад…
– А у вас тут ничего, миленько так, – окинула она быстрым взглядом интерьер кафе. – Прибыль хорошую получаете от этого дела?
– Да как сказать, Мариночка… – вздохнул доверчиво и грустно Сергунчик. – Раз на раз не приходится, знаете. Народ сейчас все больше по домам питаться норовит, картошку жарит да пироги печет – копеечку испуганно жмет после дефолта того распроклятого, не очухался еще как следует…
– Ну да, это понятно… – на той же грустной ноте вздохнула и Марина. – Сейчас с народом все труднее и труднее работать, это точно… А вы у себя заманухи какие-нибудь устраивайте, бесплатные конфетки придумывайте! Люди же бесплатные конфетки ой как любят, знаете ли. Вот, например: каждый пятый ужин – за счет заведения! А? Как вам?
– Да что вы, Мариночка! Я так быстренько в трубу вылечу, что вы, – засмеялся Сергунчик, кокетливо откинувшись на спинку стула.
– Да ничего подобного! – увлеклась вдруг своей идеей Марина. – Это ж надо психологию людскую знать! Человек, отужинав бесплатно, обязательно еще захочет это сделать и соседу да сослуживцу непременно похвастает такой вот возможностью, так что с оборота вы точно свой плюс поимеете, это я вам говорю! А за каждый третий ужин можно кружкой пива, например, угощать – тоже неплохо, кстати… И вообще надо больше от простоты плясать, от открытости…
– Да я и так тут перед каждым посетителем козликом приплясываю, Мариночка, – хохотнул игриво-грустно Сергунчик. – Это в моем-то почтенном возрасте…
– А сколько вам?
– А телефончик дадите – скажу!
– Так я ж вам визитку свою оставила! – рассмеялась кокетливо Марина.
– Нет, не деловой телефончик-то я прошу, личный…
– Не дам! Замужем я! – вдруг посерьезнела и вся подобралась Марина, заметив вышедшую из увитой искусственным плющом арки Василису. Помахав ей приглашающе рукой, улыбнулась Сергунчику вежливо-снисходительно: – Спасибо вам за приятную беседу, Сергей Сергеич. Очень рада была познакомиться. Извините, у меня тут срочный деловой разговор намечается…
Сергунчик с удивлением уставился на подошедшую к столу Василису, моргнул растерянно и уступил ей свое место. Отойдя уже от стола, с любопытством еще раз оглянулся на странную, как ему показалось, эту пару: и какие такие могут быть общие разговоры у судомойки-коняшки и до жути деловой бизнес-леди, такой красавицы, такой умницы, такой блондинки…
– Я вас слушаю, только покороче, пожалуйста, – никак не реагируя на приветливо-снисходительную Маринину улыбку, произнесла быстро Василиса, садясь за стол и по привычке очень прямо держа спину. Монгольские ее глаза смотрели холодно и равнодушно, и в то же время слегка будто встревоженно, словно не ждали ничего хорошего от предстоящего разговора.
Марина отчего-то почувствовала вдруг некую робость, словно перед строгим преподавателем на экзамене. Будто не знает она толком ни одного ответа на возможные вопросы и запросто может оконфузиться. Что-то насторожило ее вдруг в этой девушке. Может, слишком прямая спина ее, а может, особенная какая-то посадка головы на гордой шее, может, глаза эти монгольские необычные… Нет, совсем, совсем не простой показалась ей эта судомойка. Что-то здесь вовсе не так. Побыстрее надо выцарапывать оттуда Сашечку, мужа своего гражданского, со всеми его квартирными удобствами да и сматывать скоренько удочки…
– Так о чем вы хотели со мной поговорить, простите… Как вас зовут? – не проявляя к Марининой персоне никакого ответного интереса, тем же холодно-равнодушным тоном спросила Василиса. Вообще Марина ей тоже не особо нравилась – слишком много косметики на лице, слишком вычурно-блондинистые волосы, слишком любопытно-хамоватый взгляд, – но Василиса была из той породы людей, которым легче спрятать свое неприятие за равнодушным тоном, чем улыбаться лживо и натужно-приветливо.
– Мое имя Марина, Василиса. А поговорить я хотела с тобой о муже своем. Мой муж, как выяснилось, уже три дня в вашей квартире комнату снимает… – изо всех сил стараясь придать себе побольше дамской презентабельности, проговорила Марина.
– Муж? Саша – ваш муж? – вдруг искренне и несколько разочарованно удивилась Василиса, и даже улыбнулась чуть-чуть недоверчиво. – Так… И что?
– Как это что? У него, знаете, свое собственное жилье есть! И он именно там и должен жить, а не углы какие-то снимать! Я требую, чтобы он жил в своем доме, в своей семье…
– Вы именно от меня хотите этого потребовать?
– Да нет, при чем тут вы…
Марина замолчала растерянно, досадуя на себя, что так неловко запуталась, что начала свой разговор неправильно, не с того как-то… И чисто интуитивно, пытаясь половчее выбраться из сложившейся неуклюжей ситуации, перешла совсем на другой тон, искательный и просящий, тон женской простой солидарности, против которой мало кто и устоять-то умеет…
