Галия Мавлютова - Нежное имя мечты

– Инесса, а ты меня не бросишь? – спросил Гоша. И опять опустил свою бедную патлатую голову. И страдающие глаза спрятал. Ленивый Саакян, конечно, как все мужчины. Не хочет Гоша бросаться в бездонный омут предпринимательства. А жизнь заставляет. И тогда я решила увести беседу в безопасное русло. Гошин вопрос повис в воздухе. Разве я могу выдать гарантию в том, что никогда не брошу Саакяна? А вдруг это случится? Разве женщина может знать свое будущее, каким образом она поступит через год, через два, через пять лет; может, это Гоша бросит меня, возьмет и предаст в одночасье. Обольет клеветой, разнесет порочащие слухи. Никто не может заглянуть в будущее.

– Гоша, тебе что, расписку написать? – воскликнула я, обегая взглядом стол, залитый бурой липкой жидкостью. Можно, конечно, разбить кружку и осколком стекла осторожно царапнуть палец, чтобы расписаться кровью, убеждая Гошу в личной преданности. Саакян передвинул кружки подальше от меня, поближе к себе.

– А ты уже забыла, как ты Бобылева подставила? – спросил Гоша, передвигаясь вместе с кружками на безопасное расстояние.

– Гоша, а что там на фирме? Может, посвятишь меня в секреты делопроизводства? – спросила я, будто не расслышала подлый вопрос.

Саакян молча кивнул, соглашаясь со мной. Не слышала – значит, не расслышала. Гоше явно не хотелось разбираться с чужими чувствами.

– Да-а все по-прежнему, производственный котел бурлит и кипит. Бобылев со Слащевым поцапались. Органически не переносят друг друга. На совещаниях открыто поливают друг дружку из шланга, даже не обращают внимания на подчиненных. Не здороваются, проходят мимо, будто вообще не знакомы. – Гоша не говорил, он вещал, как радиодиктор. Кажется, юрист здорово струхнул. Он уже передумал лить воду на мельницы российской экономики. Но слово – не воробей, теперь Саакян обречен на механическое действие. Он вынужден изображать из себя образцового фабриканта. Гоша даже мизинец манерно оттопырил, поднося кружку с пивом ко рту. Важничает.

– Гоша, меня не интересуют взаимоотношения двух партнеров, пусть их, сами разберутся, – я раздраженно поморщилась. – Лучше скажи, что ты будешь делать дальше? Завтра, послезавтра… – Я прижала ладонь к губам.

Мне тоже было страшно. Я смотрела на Гошу, на его согнутый мизинец, на коричневые капли под носом и жутко боялась. Страх разрастался во мне рыхлыми метастазами. Я почувствовала озноб. Пускаться в предпринимательские бега на пару с Саакяном, неужели победный сон предрекал именно такой исход дела? Саакян не годится на роль сверхзвукового воздушного лайнера.

– Завтра? – окончательно сник Гоша. – Завтра подам заявление. А послезавтра пойдем с тобой регистрировать наше предприятие. Ты придумаешь название. У тебя ничего нет такого в голове, – Гоша щелкнул пальцами, – какого-нибудь звучного наименования? Чтобы у людей крышу снесло от экстраординарности.

– Есть, – я кивнула ему, дескать, не волнуйся, у меня все есть, как в Греции, – Кальпурния. Последняя жена Цезаря. Хорошая была девушка. Славная. Красавица.

– Пойдет, Кальпурния – звучит, – обрадовался Гоша. – Инесса, ты прирожденный пиарщик. Точнее, пиарщица. Ты родилась рекламным агентом.

– Гением, – поправила я Гошу, – я родилась рекламным гением. Пошли отсюда, а то мы сейчас заполыхаем, пропитались дымом почти до костей.

Мы договорились встретиться в центре по регистрации частных предприятий. Мы были уверены, что регистрационный процесс малого бизнеса переведен в режим центростремительного ускорения. Будто бы регистрацию предпринимательства сократили до минимума. Если это так, тогда в течение трех дней наша «Кальпурния» приобретет новое звучание, содержание, значение и гербовую печать. И кипу бумажной волокиты.

Городская квартира – небольшая крепость в окружении враждебного мегаполиса. Она стойко выдерживает последствия питерской погоды, натиск жилищно-коммунальных служб и наезды непрошеных гостей. От всего этого вражеского полчища квартиру защищает квартиросъемщик в единственном числе. Вооруженный до зубов, с забралом и в доспехах, с мечом и кинжалом, он мужественно бьется с коммунальными службами, требуя, чтобы в трубах журчала горячая вода, из кранов текла холодная и чистая, а грязная, наоборот, вытекала в исправную канализацию. И он же вызывает наряд милиции, чтобы подростки из местной школы, расположенной неподалеку, не распивали баночное пиво в подъезде, которое у них готовы отнять заночевавшие тут же бомжи или даже преступники, притаившиеся где-то наверху. За все эти боевые деяния квартира дарит своему съемщику и рыцарю в одном лице покой и благодать, а в крепости пахнет теплом и уютом. Где-то далеко бушует житейское море, а здесь, в оазисе благоденствия, – тихо и светло, сладко сопит котенок, свернувшись пушистым клубочком на диване, весело вздрагивает холодильник, слышится негромкая классическая музыка. Представить в моей квартире контору, обслуживающую цех по розливу живительной влаги, практически невозможно. Даже звуки классической музыки насторожили меня, будто где-то в углу притаился нежданный гость. А он и впрямь притаился. Сейчас гость не замедлит предстать перед моими светлыми очами. И я тихонько засмеялась. Мне жутко хотелось, чтобы в квартире оказался Сергей. Он мог прилететь ко мне на ковре-самолете. Но в квартире никого не было, кроме котенка. В доме царствовал Цезарь. И он ревниво охранял свое и мое одиночество. Я уснула прямо на кухонном диванчике. Всю ночь я догоняла улетающий самолет. В самый последний миг я настигла его. Успела.

С утра началась новая жизнь. Саакян стоял у двери с надписью «Инспектор по регистрации». Я торчала возле другой, соседней, наглухо закрытой, пытаясь прочитать объявление, нацарапанное непонятными закорючками.

– Инесса, ты придумала, как будет называться наша вода? – спросил Гоша, что-то исправляя в документах.

– Гош, ты ничего там не исправляй, иначе у нас с тобой документы не примут. Наша вода будет настоящая, живая. Мы станем продавать живую воду. Я хотела назвать ее «волшебной», но подумала, что волшебную воду никто не купит, а вот живую все захотят попробовать. Гош, ты согласен?

Я так и не разобрала каракули в объявлении. С досады чуть не плюнула на бумажку. В это время Саакян просунул голову в дверь и махнул мне рукой, я мгновенно подскочила к нему – босс все-таки. Нас приглашали к пирогу. А вообще-то мы шли на помост, на пыточный стол. На инспекторском столе громоздились папки из вновь созданных частных предприятий малого и среднего бизнеса. Инспектор-женщина устало махнула рукой, дескать, пожалуйте ваши бумаги. Гоша скорчил умильную физиономию и протянул пакет документов. Саакян – прикольный парень, но юрист он многоопытный. Его ни в какую не хотели отпускать из «Планеты». Про пьянство забыли, сделали вид, что Саакян – абсолютный трезвенник. Сам Норкин потратил на уговоры целых два часа, но Гоша устоял перед золотыми горами. Игорь Львович в запале сложил к ногам Саакяна целый эверест драгоценной руды. Гоша гордо отверг предложение. Дома его ждала жена. Со скалкой в руках. Жена победила, а Норкин проиграл.