Сазонов сначала просто замолк от изумления, а потом завыл голодной собакой:
— Гор, ты чего несешь?! Да пусть на этой стерве женится мой заклятый враг! Пусть ее берут в жены потенциальные самоубийцы и будущие преступники! А я нахлебался по самые уши!
— Опля… — неприятно удивился Игорь. — Прости, я не знал, что у вас такой разлад… Ты как-то давно не рассказывал о Шуре. Я решил — все в порядке.
— Какой там порядок?! — застонал Гошка на манер пациента травмопункта. — Это не женщина, а сибирская язва! Недаром она прибыла в столицу из Красноярска!
Игорь вздохнул и вспомнил изречение мудрого Поликарпыча.
— Если тебе нравится играть с кошкой, не забывай, что она любит царапаться, — сказал он.
— Тут забудешь! В общем, надоели мне все эти любви и увлечения, буду теперь ходить на блядки!
— Куда?! — еще больше удивился Игорь.
— Сам знаешь куда! — мрачно отозвался Гошка и действительно стал отчаливать в одиночку в неизвестность.
Этот его рефрен, матерный лейтмотив сделался привычным, и все в конце концов заинтересовались: куда же и зачем будущий великий уролог ходит в действительности?
Игорю удалось как-то засечь приятеля после того, как он якобы отбыл, по его словам, «на блядки». Сазонов мирно и тихо сидел в уединении в сквере на скамейке и отрешенно читал книгу. Толстенный учебник урологии.
Экскурсия переместилась в зал человека. Сзади — бивни мамонтов. Неподалеку — девушка с улитками. Девушка с крысой шепталась с чурбачком. Нахальная, избалованная Бориска время от времени ревниво взмахивала голым хвостом перед его носом. Чурбачок рассеянно отмахивался.
— Перед вами землеройка, — заговорил бородач. — По мнению эволюционистов, первый предок человека. От нее потом пошли приматы. А вот знаменитый скелет, который эволюционисты торжественно посчитали той самой переходной формой между обезьяной и человеком, — австралопитек. Немного об истории этих находок. Эжен Дюбуа, ученый-палеонтолог, был заядлым сторонником теории эволюции. Он очень хотел найти переходное звено и заявить о нем всему миру. Поехал в Австралию, в Африку… Но долго ничего особенного обнаружить не мог, сколько ни копал. Отчаялся. И вдруг неслыханное везение — человеческий череп! А рядом — метрах в пятидесяти — сустав ноги обезьяны. Вот, пожалуйста! Чем не переходное звено? У кого-то череп стал уже человеческий, а ноги — еще обезьяньи.
Все опять невольно рассмеялись.
— Ну что, герр профессор? — весело поинтересовался Антон. — Повышаешь свой научный уровень?
— Наглец, — вздохнул Лазарев-старший.
Девушка с улитками безуспешно пыталась поймать взгляд Антона.
— Правда, потом выяснилось, что этот череп сам Дюбуа умело немного подделал, зубы слегка изменил, — рассказывал экскурсовод. — И как показали в итоге данные, череп этот относится к периоду Средневековья.
Снова смех всей группы. Крыска Бориска грозно размахивала хвостом и стремительно помаргивала красными глазками. Явно на кого-то злилась… Очевидно, на эволюционистов с их теорией. Тоже наслушалась лекции…
Голая Спинка переместилась поближе к Антону.
Рыжебородый стоял спокойно — практически никаких эмоций. Такой же тихий, но четкий голос.
— Споры потом начались… И ученые даже умудрились найти некоторое вроде недостающее звено: один зуб. В той же Австралии. Поднялся чудовищный шум, доказывали — зуб человеческий. И на основе этого зуба нарисовали весь скелет переходного звена. Но опять неудача… Позже обнаружилось, что зуб — свиной. Такая вот незадача… Теперь обратимся к этому скелету.
Лазарев-старший хмыкнул. В полном смысле слова назвать этакое скелетом сам профессор бы не осмелился — на холст с изображением скелета в отдельных местах просто приклеили части костей.
— Такие копии выставлены во всех палеонтологических музеях мира, — объяснил бородач. — Смотрим. Что мы видим?
— Хороший художник нарисовал по сохранившимся костям всю фигуру! — крикнул чурбачок.
Рыжебородый кивнул:
— Правильно. Здесь сохранившихся и найденных костей — не больше тридцати процентов от полного скелета. Максимум сорок. Череп — видите? — нарисован практически полностью. Нашли от него лишь большой обломок черепной крышки. Больше ничего. Примерно также обстоит дело и с остальными костями — они немного в лучшем состоянии. Этот скелет зовется Люси.
Все расхохотались. Девушка с улитками напропалую кокетничала с Антоном.
— Люси?! — радостно завопил тот. — А-бал-деть можно! А почему Люси?
Экскурсовод тоже слегка улыбнулся.
— В то время, когда экспедиция занималась раскопками, была в большой моде песня «Битлз» «Люси». Она без конца звучала из магнитофона в палатке антропологов-искателей. Так родилось это прозвище — Люси. Теперь к вопросу о переходной форме к человеку, которую якобы представляет собой эта милая леди. Здесь много неясностей. Во-первых, почему, кроме нашей милой Люси, сохранившейся на тридцать — сорок процентов, никто и нигде больше ничего столь яркого не находил? Ведь если бы нашли, то обязательно тотчас растрезвонили бы по всему миру! Это же новый могучий козырь в пользу теории эволюции! Однако самый большой козырь эволюционистов прежний — наша старушка Люси… То есть тридцать процентов костей, практически ничего целого и очень большая работа художника и мастеров, собирающих кости и моделирующих из них нечто предположительно единое. Кроме того, когда находят более тридцати процентов костей скелета, всегда быстро и четко устанавливают — это либо обезьяна, либо человек. В скелетах, лучше сохранившихся, не находится переходных форм. Что ты будешь делать… И еще один интересный момент. Сами эволюционисты утверждают, что первый человек, следующее звено после австралопитека, не имел стройной осанки. Он ходил сгорбившись. Выпрямившийся человек, согласно эволюционной теории, — только очередной этап, а между такими этапами — десятки тысяч лет. Теперь смотрим на Люси. Наша милая дама стоит стройно, прямо, ну просто фотомодель! Во всяком случае, абсолютно современный человек. Почему же тогда получеловек-полуобезьяна ходила уже ровно, когда ее потомок, согласно эволюции, еще сгорбленно?
Игорь слушал внимательно. Любопытно…
До сего дня герр профессор был сторонником эволюции. Просто не представлял себе ничего иного. Но теперь он определенно чувствовал — вполне серьезно, — что его убеждения стали чахнуть, слабеть и рассыпаться. Их не пошатнули православные книги на эту тему, которые Лазарев-старший читал раньше, хотя там доказывалась именно креационная теория. А вот этот рыжебородый начал упорно раскачивать… Он — первый в жизни профессора.
