— А пять лет, которые прошли с тех пор? — Патриция отбросила назад волосы, которые совсем растрепал ветер. — Разве мы можем забыть об этом?
— Нет, конечно. — Густав нахмурился. — Ведь именно поэтому мы здесь, правда?
— Честно говоря, я понятия не имею, почему я оказалась здесь. Я объясняю это себе временным помутнением сознания. Мне кажется, что мы просто пытаемся уйти от ответа. Может, стоит честно посмотреть друг другу в глаза, подписать документ о разводе и продолжать жить дальше, каждый своей собственной жизнью?
Что-то в его сердце сжалось от ее прагматизма, но он не стал пестовать в себе это чувство, тем более что именно он был виноват в ее разочаровании. Когда-то она была полна жизни и не теряла надежды ни при каких обстоятельствах.
Патриция почувствовала, что вот-вот расплачется. Только этого не хватало! Вместо того чтобы копить обиды на него, ей хотелось броситься в его объятия, положить голову на его грудь и послушать, как бьется его сердце. Ах, Густав, почему с нами все так неладно?
— Я тебе уже не раз говорил и снова повторю, что вовсе не хочу разводиться. Я хочу убедить тебя в том, что еще не все потеряно.
— Да уж, у тебя репутация человека, который никогда не отступает.
Она подошла к тому месту, где оставила свои сандалии, быстро их надела и побежала наверх к дому. Густав тихонечко выругался про себя.
— Ты куда? — крикнул он ей вслед.
— Я умираю от голода! Пойду поищу, нет ли в доме какой-нибудь еды.
Густав облегченно расправил плечи и рассеянно посмотрел на бескрайние водные просторы. По крайней мере, она не сказала, что улетит первым же самолетом.
— Ну и щедрый у Густава друг! — радостно присвистнула Патриция.
Ее зеленые глаза широко распахнулись от удивления при виде забитого до отказа холодильника. Она вытащила большой кусок бекона и упаковку яиц, закатала рукава и присела на корточки, высматривая в тумбочке сковородку.
Густав замер в дверях большой уютной кухни, наблюдая, как Патриция хлопочет над кастрюлями и сковородками. Ему было приятно смотреть, как ее стройная фигурка порхала по кухне, с удовольствием занимаясь таким простым, будничным делом.
Когда она потянулась к верхней полке шкафчика, чтобы взять коробку со спичками, он заметил, как нежно колыхается ее грудь, не стесненная лифчиком. У него на миг перехватило дыхание.
— Дэвид сказал, что холодильник полон. Давай готовить завтрак вместе?
Патриция вздрогнула от неожиданности и повернулась к Густаву. Он стоял, опираясь о дверной косяк. Рукава его белого джемпера были закатаны, обнажая мускулистые руки. Блестящие темные волосы растрепались, и сейчас он вовсе не был похож на преуспевающего босса модного рекламного агентства. Он был так привлекателен, что Патриция даже зажмурилась от удовольствия.
— Да я и сама справлюсь. Кстати, нужно отдать твоему другу деньги за продукты. Ты узнай, сколько мы ему должны, и я отдам тебе половину.
Густав с трудом скрыл досаду. Патриция с таким упоением демонстрировала свою независимость, что это начинало его не на шутку раздражать.
— Я это возьму на себя, не волнуйся. Ведь это я тебя сюда пригласил, так что даже не думай об этом. К слову, что ты хочешь на завтрак — яичницу-глазунью, омлет или яйца с ветчиной?
Он подошел к плите, и его синие глаза посмотрели на Патрицию с вызовом, как будто ожидая, что она будет оспаривать его право готовить завтрак.
Его близость и терпкий мужской запах одеколона выбивали ее из колеи, волновали, мешали сосредоточиться. К его удивлению, она молча вложила сковороду в его руку, быстро отошла к клетчатому дивану, стоящему в уголке, и, как ни в чем не бывало, села на него.
— Ты у нас одарен способностями к дедукции. Попробуй угадать!
На время завтрака было заключено шаткое перемирие, и Патриция, по крайней мере, поела, чему Густав был несказанно рад, совсем как сердобольная мамочка, радеющая о болезненном ребенке с плохим аппетитом. После того как они вместе убрали со стола и помыли посуду, Густав взял Патрицию за руку и повел к выходу из кухни.
— Может, покатаемся по окрестностям? — предложил он.
Патриция некоторое время молча смотрела на его огромную руку, держащую ее хрупкую ладонь.
— Я бы лучше прогулялась, — наконец пробормотала она, увидев его широкую улыбку, которая лишала ее остатков самообладания.
Эта чувственная улыбка как будто говорила: «Я еще голоден»…
— Ну как хочешь… — протянул он, довольный неизвестно чем.
— Но ты ведь терпеть не можешь пешие прогулки! — вспыхнула Патриция. — Ты ведь всегда говорил, что нет смысла долго и нудно идти куда-то, когда можно гораздо быстрее доехать на машине!
— Я так говорил? — Брови Густава взлетели вверх в деланном удивлении. — Я, наверное, был немного не в себе тогда. Может, голова болела. Наверное, слишком заработался. Или торопился куда-то.
— На важное заседание на другом конце города, — подтвердила Патриция. — У тебя никогда не было просто заседаний, только важные, и все, ну совершенно все, что ты делал, носило на себе печать срочности. Ты вел абсолютно ненормальную жизнь.
— Точно, — согласился Густав и тут же отпустил ее руку, будто она была раскаленным утюгом.
Патриция тяжело вздохнула.
— Если ты и вправду решился пойти бродить по холмам, тебе нужна подходящая обувь. Ты взял что-нибудь для этого случая?
— Ты думаешь, что я не в состоянии понять, какая обувь может понадобиться в такой глуши? Зря. Я весьма практичен, — самодовольно сообщил Густав.
— И запомни, я вовсе не собираюсь во время прогулки смотреть на часы… Послушай, ты как-то странно ведешь себя, — подозрительно сказала Патриция. — Ты уверен, что не ждешь делового звонка от кого-нибудь? Ты, случайно, не забыл ни о какой важной встрече, назначенной на сегодня?
Густав без тени улыбки смотрел на нее. Может быть, ему и не нравится все то, что она ему говорит, но лучше, если она сразу все выскажет. Она все еще не верила в то, что он уже не тот помешанный на работе человек, которого она знала когда-то.
— Вот, смотри.
Без лишних слов Густав снял с руки часы и положил их на стол.
— Я даже часы оставлю дома, хочешь? Мы проболтаемся по лесу целый день, а я и слова не скажу против. Отвечая на твой вопрос, я заявляю, что меня сегодня никто нигде не ждет, у меня не назначено никаких деловых встреч и я совершенно забыл о существовании телефона. Кстати, никто и не знает, где я нахожусь. Так что мы можем делать все, что захотим и когда захотим.
Густав предпочел бы подтвердить свои слова сумасшедшей любви прямо на кухне, но вместо этого он просто вышел, пока чувственный голод не довел его до беды.
