– Привет, – произнес я.
– Привет.
– Сэм сказал, что здесь есть коричневая бумага.
– Вон там. – Она коротко кивнула на конец стола.
Я подошел и взял один лист. В кухне было тепло и чисто. Сосновые доски пола побелели от длительного мытья и скобления. Стоял запах варящейся в горшке на плите ботвы репы.
Слышалось тиканье часов в комнате и, время от времени, треск и шипение из очага. Я замешкался, довольный тем, что вошел сюда с холода.
И во мне вновь возникло необъяснимое желание заставить ее заговорить. Перед ней я почему-то терялся. А потом, она была девушкой. Когда тебе двадцать два года и ты четыре месяца живешь один, ее присутствие волнует, даже если она тебе не нравится.
Она совершенно игнорировала меня и продолжала работать ножницами.
– Что это ты вырезаешь?
Вряд ли это были просто полоски бумаги. Она резала по диагонали через столбцы, в разных направлениях.
– Не слишком ли ты взрослая, чтобы вырезать из бумаги кукол?
Подняв глаза, она взглянула на меня с ненавистью.
– Это выкройка.
– Выкройка чего?
– Блузки, которую я собираюсь сшить.
– А какого она будет цвета?
Меня очень мало интересовали платья и меньше всего – ее платья, но, странное дело, мне хотелось продолжать разговор.
– Не знаю.
– Ты научилась этому в школе?
– Чему научилась в школе? – спросила она, не глядя на меня.
– Как шить платья и все такое.
– Нет.
Я вышел и закрыл дверь. Разговорить ее было невозможно.
В апреле дни становились длиннее, еще длиннее – в мае, еще длиннее – в июне, но они никогда не бывают достаточно длинными. Дни начинаются с росы на траве и длинных теней во время восхода солнца и заканчиваются жалобными криками козодоев в долине и ласточками, которые кружатся и ныряют в воздухе в сумерках. И весь день в течение жарких, потных часов продолжается работа.
Я похудел и стал крепче. Но я чувствовал себя лучше, чем когда-либо, лучше, чем когда учился в колледже, лучше даже, чем когда играл в футбол и занимался боксом. Я начал снимать рубашку сначала на несколько минут, постепенно продлевая время, пока не загорел дочерна. Уже в детстве мне нравилось работать. Я любил уставать как собака и испытывать мирное чувство приятного изнурения в конце дня. Мысли становились спокойными, и, потягиваясь в темном коридоре и слушая, как Хелен и Джейк разговаривают на кухне, я испытывал ощущение абсолютного комфорта. А после того как они уходили в свой маленький домик, я шел к колодцу. Там, раздевшись, я наливал ведро холодной воды, смывал с себя пот и пыль. Прямо под открытым небом, в темноте июньской ночи. Потом я возвращался в дом, голый, в одних ботинках. Вытягиваясь на чистой простыне, решал вопрос, действительно ли я так хочу выкурить сигарету, что ради этого стоит вставать, или лучше заснуть? Иногда я думал о Ли и Мэри, о том, что будет с Ли дальше. Но это были короткие мысли, и посреди них я засыпал, даже не успев подумать об Анджелине. Это было чудесное чувство изнеможения.
Я снова встретил ее в июне. Я работал с культиватором, и, когда дошел до конца полосы и повернулся, она стояла на опушке леса. В шляпе с большими, защищавшими от солнца полями, она держала в руках бадейку, наполовину наполненную ежевикой. На ее голых загорелых ногах виднелись красные полоски царапин.
Я остановил мулов и вытер с лица пот.
– Привет, – сказал я.
Она взглянула на меня с отвращением. С непокрытой головой, я был голым по пояс, загоревшим до черноты и блестящим от пота. Мои руки посерели от толстого слоя пыли.
– Тебе, похоже, это нравится.
– Да, и что?
– Заниматься фермерством без особой на то нужды просто ненормально. Наверное, твои мозги спеклись на солнце. Если они только у тебя вообще когда-нибудь были.
– А тебе никто никогда не говорил, – спокойно спросил я, – что тебя стоит как следует отхлестать ремнем по хорошенькой заднице?
– А не пошел бы ты сам в задницу, – ответила она злобно. – Тебе подходит быть фермером.
– По-твоему, фермер – это вроде как преступник?
– Нет, скорее идиот. Ли прав, говоря, что ты зря потратил четыре года на учебу в колледже.
Тут она поняла, что сказала лишнее. Но было уже поздно.
Я оставил культиватор и направился к ней.
– Кто? Кто тебе это сказал? Где ты видела Ли?
Она отпрянула:
– Это не твое собачье дело!
– Как сказать! – возразил я. – Ты, проклятая маленькая телка! Ли женат. И он пока жив. Но если он будет с тобой валандаться, и то, и другое перестанет быть правдой.
Она выглядела как загнанная старая енотиха. Прислонившись к высокому ясеню и выставив вперед, как оружие, бадейку, она готова была ударить меня, если я подойду.
– Кто сказал, что я его видела? Может быть, я получила от него письмо!
– Да, как же! Ли в жизни не написал ни одного письма!
– Почему ты лезешь в мои дела?
– Маленькая шлюшка! Я оборву тебе уши! Она посмотрела на меня с открытой неприязнью и быстро скрылась в кустах.
За эти месяцы у меня составилось впечатление о Джейке Хобарде как о человеке цельном и к тому же двужильном. Для него дни никогда не были слишком длинными. Он вкалывал с рассвета до заката за парой резвых мулов. А потом на всю ночь, один или два раза в неделю, отправлялся на охоту на лис. Он обычно шагал за культиватором широкими шагами, напевая и разговаривая с большим Лу и Ледифингер с любезной фамильярностью: «Эй, черт побери, Лу, ты, большой мулоголовый тупой ублюдок! Если ты еще раз собьешься, я с тебя живого шкуру сдеру! У меня нет времени так прохлаждаться. Среди хлопка полно сорняков, а ты тащишься, как та старая чушка в загоне».
Был июнь. Пахота закончилась, и я гонял культиватор по двенадцатиакровой полосе поля в долине. Солнце хоть уже и клонилось к западу, но палило так же, как в полдень. Легкий ветерок сдувал пыль, которую мы поднимали. Среди деревьев жужжала саранча, налетая со стороны холмов.
Я остановился в конце полосы и повернулся. Джейк к этому времени уже заканчивал десятую или одиннадцатую полосу.
– Давай пойдем попьем, Джейк! – крикнул я.
Мы замотали ремни вокруг ручек культиваторов и направились к небольшому ручейку на краю поля. Здесь была тень, и мне сразу стало зябко в мокрой от пота одежде. Напившись из маленького водоема, мы легли на песок. Джейк вытер лицо кусочком пакли. Ею он протирал коричневого мула. Через какое-то время он вдруг улыбнулся:
– Дела идут неплохо. Боб. Хлопок будет здесь хорошо расти. И он будет прекрасным и чистым.
– Поле хорошо выглядит, правда? – поддержал его я. – Мне кажется, мы с тобой справились.
Мы немного полежали молча, получая удовольствие от отдыха и прохлады. Один или два раза мне показалось, что Джейк хочет заговорить. Но, похоже, он не знал, с чего начать.
