– Я хочу тебя, – выдыхаю я ей в рот. – Всегда хочу тебя, и ты это знаешь.
Она ускоряет темп, и из моей груди вырывается глухой стон. Черт, она смерти моей хочет.
– Ты бросаешь меня.
Ее язык скользит по моей нижней губе, а я тянусь вниз, туда, где сливаются наши тела, и смыкаю пальцы на ее набухшем клиторе.
– Люблю тебя, – говорю я, не в состоянии подобрать других слов, и заставляю ее замолчать, потирая и нежно сжимая чувствительный бугорок.
– Боже.
Ее голова падает мне на плечо. Она обнимает меня за шею.
– Я люблю тебя, – практически рыдает она, сжимаясь вокруг меня в сладких конвульсиях.
Я кончаю практически сразу вслед за ней, наполняя ее каждой своей каплей, в прямом и переносном смысле этого слова.
Несколько минут тишины, мои глаза закрыты, я обнимаю ее. Мы оба вспотели, обогреватель все еще работает, но я не хочу отпускать ее даже на то короткое мгновение, которое требуется, чтобы его выключить.
– О чем ты думаешь? – в конце концов спрашиваю я.
Ее голова лежит на моей груди, дыхание медленное и спокойное.
– Хочу, чтобы ты всегда был рядом, – отвечает она, не открывая глаз.
Всегда. Хотел ли я от нее чего-то меньшего?
– Я тоже, – говорю я, желая пообещать ей то будущее, которого она заслуживает.
Проходит еще несколько минут, и тишину разрывает звонок телефона Тессы. Я инстинктивно тянусь к нему и, передвинув оба наших тела, поднимаю с пола.
– Это Кимберли, – говорю я, передавая телефон.
Два часа спустя мы стучим в дверь номера отеля. Я почти уверен, что мы ошиблись номером, но на пороге появляется Кимберли: покрасневшие глаза, ни намека на макияж. Без макияжа она мне нравится даже больше, но сейчас у нее такой изможденный вид, словно она выплакала не только все свои слезы, но и чьи-то еще.
– Входите. Утро просто бесконечное, – говорит она без обычных дерзких ноток в голосе.
Тесса тут же обнимает ее за талию, и Кимберли начинает рыдать. Стоя в дверях, я чувствую себя ужасно неловко. Ким меня раздражает, к тому же она не из тех, кто в минуты слабости стремится окружить себя другими людьми. Оставив их в гостиной просторного люкса, я перебираюсь на кухню, наливаю себе кофе и сижу, уставившись в стену, пока рыдания в соседней комнате плавно не перетекают в приглушенный разговор. Пока что побуду в сторонке.
– А папа вернется? – раздается откуда-то сбоку спокойный голос, заставляя меня вздрогнуть от неожиданности.
Опустив голову, я замечаю зеленоглазого Смита, усевшегося на пластиковый стульчик рядом со мной. Даже не слышал, как он вошел.
Пожав плечами, я сажусь обратно и продолжаю сверлить взглядом стену.
– Думаю, да.
Наверное, нужно ему рассказать, какой отличный парень его отец… наш отец…
«Боже».
Странное маленькое существо передо мной – мой чертов братец. Это никак не может уложиться у меня в голове. Я смотрю на Смита, и он воспринимает мой взгляд как повод для продолжения разговора:
– Кимберли сказала, что он в беде, но может выкрутиться, если откупится. Что это значит?
Эти его расспросы и то, что он, сунув нос не в свои дела, подслушал чужой разговор, так забавны, что я не могу не рассмеяться.
– Думаю, дело вот в чем, – бормочу я. – Она просто имеет в виду, что скоро с ним все будет в порядке. Почему бы тебе не пойти к Кимберли и Тессе? – Мою грудь опаляет огнем, когда я произношу ее имя.
Он смотрит в сторону, откуда доносятся голоса, потом глубокомысленно оглядывает меня:
– Они сердятся на тебя, особенно Кимберли. Но еще больше она сердится на папу, поэтому тебе бояться нечего.
– Со временем ты поймешь, что женщины всегда сердятся.
– Да, пока не умрут. Как моя мама, – кивает он в ответ.
У меня от удивления отвисает челюсть, и я поворачиваюсь к нему.
– Не нужно болтать о таких вещах. Все будут думать, что с тобой… что-то не то.
Он пожимает плечами, будто говоря, что его и так считают странным. Наверное, это правда.
– Мой папа хороший. Он не плохой.
– Не плохой? – Я стараюсь не смотреть в его зеленые глаза.
– Он водит меня по разным местам, говорит мне хорошие слова.
Смит кладет на стол деталь игрушечного поезда. И что он нашел в этих поездах?
– И?.. – говорю я, сдерживая нахлынувшие чувства.
«Почему он вспомнил об этом сейчас?»
– Он и тебя будет водить по разным местам и говорить хорошие вещи.
– И зачем мне это? – спрашиваю я, но его зеленые глаза однозначно дают понять, что он знает больше, чем кажется.
Смит склоняет голову набок и, тихонько сглотнув, продолжает смотреть на меня. Никогда еще я не видел этого маленького чудака таким серьезным и по-детски уязвимым.
– Ты не хочешь быть моим братом?
«Черт возьми».
Я судорожно ищу взглядом Тессу в надежде, что она придет и спасет меня. Она-то уж точно знает, что ответить.
Смотрю на него, пытаясь сохранять хладнокровие, но ничего не выходит.
– Я никогда этого не говорил.
– Тебе не нравится мой папа.
В этот момент входят Кимберли и Тесса, избавляя меня, слава богу, от необходимости отвечать.
– Милый, с тобой все в порядке? – спрашивает Кимберли, слегка взъерошив волосы мальчика.
Не говоря ни слова, Смит едва заметно качает головой и, поправив волосы, уходит со своим поездом в другую комнату.
– Дорогая, прими душ, ты ужасно выглядишь. – Кимберли произносит это доброжелательным тоном, контрастирующим с содержанием ее слов.
Хардин все еще сидит за столом, сжимая в своих больших руках чашку кофе. Он почти не смотрит на меня с тех пор, как я вошла в кухню, прервав его разговор со Смитом. Мысль, что они могли бы общаться как братья, согревает мне сердце.
– Вся моя одежда в той арендованной машине у бара, – говорю я Кимберли. Больше всего на свете мне хочется принять душ, но переодеться не во что.
– Можешь примерить что-нибудь мое, – предлагает она, хотя мы обе знаем, что ничего не подойдет по размеру. – Или что-нибудь из вещей Кристиана. У него есть шорты и рубашка, которые…
– Нет, черт возьми, нет, – перебивает Хардин и, поднявшись, неодобрительно смотрит на Кимберли. Затем говорит мне: – Я съезжу за твоей рубашкой. Не вздумай брать ничего из его вещей.
Кимберли собирается возразить, но так и не произносит ни слова. Я смотрю на нее с благодарностью: на кухне этого номера все-таки не разразится война.
– Далеко отсюда до «Гэбриэлз»? – спрашиваю я в надежде, что кто-то из них знает ответ.
– Десять минут. – Хардин протягивает руку за ключами от машины.
– Ты уже можешь вести?
