=Мне кажется, что я тебя теряю…*
Вероника проснулась больная, невыспавшаяся и не дома.
Остаться у Веры было хорошей идеей, потому что мысль о Егоре спящем за стенкой мучила всю предыдущую ночь, а поцелуй их снился так часто, на повторе, что ещё и соседства она выдержать не могла.
В итоге это были уже вторые сутки без нормального сна, самочувствие жуткое, а сегодня первый “публичный зачёт”. Так что Вероника кое-как заправилась кофе, кое-как впихнула в себя кусочек хлеба "без всего" и поехала в ВУЗ уверенная, что сразу после зачёта сбежит. От недосыпа жутко болела голова, саднило виски, в глаза будто насыпали песок и всё вокруг мерцало и кружилось.
От подруг она сбежала сразу, едва увидела на их пути Иванову, потому спряталась в пустой аудитории неподалёку от лекционной и вцепилась в тетрадку с конспектом темы зачёта. Имена… города… буквы… что-то про Польшу. Что-то всё не то, мутит жутко и выпитый утром кофе с несчастной коркой хлеба — уже просился наружу. Роня зажала рот рукой и бросилась к туалетам, едва успев добежать, а оттуда вышла уже совсем синенькая, приятного небесного цвета, так гармонирующего с рыжими локонами.
Поплелась в лекционную и просто упала на своё место, спрятавшись за тетрадкой, в ожидании Егора Ивановича.
— Прости, но хочу быть поближе к подруге, да и моё место занято, — услышала Вероника голос Веры, сквозь толщу собственных мыслей и тут же открылась дверь, сердце её оборвалось и больно ударилось о пятки, забрызгав всё кровью.
Он выглядел свежим, живым, будто вампир высосавший только что всю кровь у жертвы. Или высосавший всю кровь позавчера на лавочке в тёмном парке и до сих пор полный сил и энергии.
— Э-м-м, — завыла Альбина Валикова, которой Вера отказалась уступить место рядом с местным умником Аполлоновым.
— Альбина, не мучьте ни себя, ни меня, ни народ! Идите на последнюю парту и лягте, поспите. Сон полезен для растущего организма необременённого важными делами, — голос Егора Ивановича был ядовит и насмешлив. В аудитории шутку оценили, а Роня испуганно застыла, чувствуя, что обескровленные щёки уже покалывает.
— Важ… — проблеяла было Валикова, но безуспешно.
Да с кем ты споришь… дура? — подумала Роня, цепляясь за эту мысль, чтобы думать о чём угодно, только не о двух расстёгнутых пуговках на шее историка. Там, в районе ключицы, был засос, прости господи. И откуда он, Роня хорошо знала. Нет, не какая-то посторонняя девица его оставила, а она сама, в минуту тишины, пока он не целовал, а только крепко обнимал давая возможность изучать собственное тело, гладить его и касаться, греться крепко прижавшись.
— Ну же, Альбина! Идите уже с глаз моих, сегодня звёздный час великой танцовщицы Соболевой! — на губах Егора Ивановича злобная усмешка, и Роне она, как нож по сердцу.
Он знал, что она увидит след на ключице, он оставил пуговки расстёгнутыми. Сознательно.
Где-то на пару рядов выше разрыдалась Иванова, но Роня даже головы не повернула, встала и пошла к доске.
Ей и невдомёк было, что Егор глаз не сводил с остекленевшей Рони, уставившейся в тетрадку, что не одна она увидела злосчастный засос, что у Ивановой глаза на месте и бедняга всё ещё страшно ревнует.
Иванова плакала, Роня пыталась отвечать.
Вытянула билет и поняла, что не то что смысл вопроса понять не может, она ни слова прочитать не в состоянии. Буквы просто рассыпались и не хотели собираться.
— А…а… — дважды она выдохнула, слишком громко, из-за участившегося дыхания.
— Я…
Егор смотрел пристально и нахмурившсь, он понимал, что что-то не так, но никак не мог это предотвратить.
— Екат… — перед глазами Вероники всё плыло, плыло… и бледность её уж очень сильно бросалась Егору в глаза, и он понимал, что не сдаст она зачёт, и что он не сможет спокойно перешагнуть через её бездыханное тело.
Он встал за секунду до её падения и она безболезненно приземлилась ему прямо в руки. Егор всех прогнал. Егор всех назвал олухами. Егор просто кивнул Нике Весёлкиной, которая сказала, что позвонит брату Соболевой. Егор остался с Роней наедине.
Ледяные руки, так и просились, чтобы он их согрел, сам не думая, что делает, сжал их, поцеловал пальцы.
— Дура… я же не расстреливать вызвал… — шепнул зачем-то Егор, снял с себя пиджак и укутал мелкую заразу в него.
Достал бутылку воды, побрызгал на лицо, зачем-то в лоб поцеловал, зачем-то обнял. Коснулся кончика её носа и прижался щекой к её макушке, а услышав шаги в коридоре уложил на стол Веронику, которая одновременно с этим заворочилась, приходя в себя.
Егор и не думал, что просидел без действий с Соболевой на руках, достаточно, чтобы приехал её брат. Влад смерил Егора странным взглядом, достал из сумки танометр, градуник и прямо как есть на столе, стал изучать сестру с совершенно холодным выражением лица, будто пациентку.
— Переволновалась? — решился спросить Егор, а Влад кивнул. — Пиджак оставьте, там холодно и она… холодная вся. Я её куртку из гардероба заберу, занесу вам.
Влад поднял на Егора полные недоверия глаза, а потом коротко кивнул, пошарился у сестры в сумочке и отдал соседу номерок из гардероба.
— У меня вечером смена в больнице, но парни должны быть дома. Отдадите им. Думаю, что она будет спать. Ей… не спится в последнее время.
И ушёл.
А Егор остался стоять столбом и смотреть вслед человеку, уносящему Соболеву.
Она плакала вчера, а тебе, Егор Иванович, её слёзы не нужны, да?
Тогда почему ты так напряжённо уставился в одну точку? Почему так тянет… поехать домой, где за стенкой, на расстоянии метровой перегородки будет лежать эта Веlьма?
Примечание:
*Я знаю, чем скорей уедешь ты,
тем мы скорее вечно будем вместе.
Как не хочу, чтоб уезжал,
как я хочу, чтоб ты скорей уехал,
Возьми меня, возлюбленный, с собой.
Я буду тебе парусом в дороге.
Я буду сердцем бури предвещать,
Мне кажется, что я тебя теряю…
"Ты меня на рассвете разбудишь" — "Юнона и Авось"
=Заслонивши тебя от простуды, я подумаю, Боже Всевышний!…*
Егор Иванович Волков стоял на балконе, вцепившись в короткую перегородку, и смотрел на открытую дверь комнаты Вероники Соболевой.
Балкон их был странным произведением искусства, даже необычным. И о том, кто живёт за стенкой, Егор только чудом не узнал. Будучи открытым, он имел ту самую метровую перегородку. Перешагни — и уже у соседей, но перед заключением договора застройщик поинтересовался, не надо ли балкон остеклить? Остеклите, будьте любезны. И так же ответила семья Соболевых. И вышло что у них на две квартиры практически общая площадь. Глупо конечно, потому никто туда не выходил, пользуясь двумя лоджиями на другой стороне квартиры, а вот у Егора балкон был один! И ему выбирать не приходилось.
То что сейчас пользуясь глупостью застройщика, Егор мог запросто перекинуть обе ноги через перегородку, сделать два шага и открыть балконную дверь — было чудом и подарком судьбы.
Но!
Зачем?
Она пострадала из-за тебя, Егор Иванович!
Бред! Это её жизнь и её здоровье.
Ты хочешь туда. Она волнует тебя…
Ни капельки не волнует. Просто девчонка. Я с ней целовался дважды, это всё, что нас связывает.
У неё твой пиджак.
На здоровье.
Ты хочешь войти и посмотреть как она… увидеть, как она спит. В чём она спит. Под одеялом ли. Где стоит её кровать.
Мне это не интересно. У меня другие дела!
Нет дел.
Есть.
Нет!
Есть!
