Но сегодня любые другие тексты. Не его. Его слишком много на мне сегодня.
Схватила ту, что сверху внушительной стопки лежит…
«Мириам позвонила в дверь в семь часов вечера.
— С днем рождения, Франсуа... — сказала она с порога тоненьким голоском, и, кинувшись на меня, поцеловала в губы, поцелуй ее был долгим, сладостным, наши языки и губы слились воедино. Возвращаясь вместе с ней в гостинную, я заметил, что она был еще сексуальнее, чем в прошлый раз. На ней была другая черная мини-юбка, еще короче прежней, и к тому же чулки — когда она села на диван, я углядел черную пряжку на поясе для подвязок, блестевшую на ослепительно белом бедре. Ее рубашка, тоже черная, оказалась совсем прозрачной, сквозь нее было хорошо видно, как волнуется ее грудь, — я осознал вдруг, что мои пальцы помнят прикосновения к венчикам ее сосков, она растерянно улыбнулась и на мгновение я ощутил в ней какое-то смятение и обреченность.
— А подарок ты мне принесла? — Я попытался сказать это весело, чтобы разрядить обстановку.
— Нет, — серьезно ответила она, — я не нашла ничего, что бы мне понравилось.
Помолчав немного, она вдруг раздвинула ноги; трусов она не надела, а юбка была такая короткая, что сразу обнажился лобок, выбритый и беззащитный.”
Отвлеклась называется…
Отбросила от себя томик, как змею ядовитую. Даже книги против меня. А это ужасное предательство. Уэльбек написал политическую фантастику, антиутопию. Давно хотела прочесть - так почему открыла именно на этой странице?
Всхлипываю приглушенно. Мотаю головой, как будто разговариваю с кем-то, отказываю кому-то… Себе. Раздеваюсь, принимаю прохладный душ, кровать в порядок привожу, беру в руки толстый и нудный роман, в котором уж точно не будет эротического подтекста… И обреченно откладываю и его тоже.
Свет выключаю.
И рука сразу вниз по животу спускается, будто неподвластная мне. Пробирается под край пижамных брюк...
Я возбуждена до сих пор. Так сильно, что пальцы с легкостью скользят по влажной плоти, по набухшим складочкам, ныряют в жаркую глубину. Мне так легко представить, что это его пальцы. Я уже слишком хорошо их изучила. Я знаю их длину, насколько они твердые, насколько подушечки загрубели и где у него “писательские” мозоли от частого использования ручки. Я знаю его запах. Почти догадывалаюсь, какой он на вкус.
Как будет ощущаться его кожа под моим языком, его щетина на моей щеке, пока он загоняет свои пальцы в меня…
Оргазм заставляет меня выгнуться почти в мостик. И только прикушенная до крови губа не дает заорать. Обмякаю и снова лицо прячу в подушке.
Это ужасно. Все что происходит. Мои фантазии о моем работодатели. То, как поступаю с этими фантазиями… Хорошие девочки так себя не ведут. Мне надо взять себя в руки...
Уже на следующее утро мой план провалился. И ночь вне влияния хозяина дома, хозяина моих мыслей не помогла. Какое там “вне”? Мое тело все еще помнит его прикосновения. Даже те, которые вообразил мой мозг.
И понимаю ведь, дело не в том, что Поздняков меня провоцирует… Это я вижу провокацию почти в каждом его действии. Это я дышу его действиями и им самим. Это я каждый шаг и движение его отслеживаю… Рассчитывала на гомеопатическую дозу? Пока не выходит. Пока что в меня внутривенно литрами вливают то ли отраву, то ли лекарство.
Какое-то время я могу не замечать этого. Не долго, конечно. Но надо продержаться до его отъезда в город. И целый день я буду свободна от позывов собственного тела. От смешанных эмоций. Без тумана в голове займусь поручениями и отойду немного. Снова Снежной Королевой стану.
А он… Хмурый. Сосредоточенный. Молчаливый.
Близко.
Подхожу. Себе задание даю не то что не видеть его - не с закрытыми же глазами кофе подавать - но принимать как… Да пусть будет как часть дома. Самый дорогостоящий элемент интерьера.
Игнорировать его как личность, как мужчину.
Почти получается.
Черный кофе, папки с бумагами, блокнот для записей, в который я слово в слово заношу все то, что мне сделать надо…
Уходи уже!
Встает. И замечает, что подшитый край его брюк - строгих, серых, дорогих наверняка - вывернулся. Будто нитка распустилась и штанина не лежит теперь идеально… Я тоже замечаю. Мне это даже нравится. И мне так кажется совершеннее - когда есть небольшой мазок несовершенства.
Но то я, а то Поздняков.
Если на острие его лезвия окажется пылинка, он предпочтет порезаться, чем оставить ее там.
Только вот раны сегодня нанесут мне... Потому что переодеваться он не спешит. Смотрит на меня и говорит:
- В правом ящике шкафа найди булавки.
Сначала мне смешно делается. Ну как так: Великий Писатель в роскошном доме, а у него, как в любой обычной семье, есть на кухне коробочка с нитками, иголками и булавками. Но смех затих внутри, так и не проявившись.
Повернулась к Позднякову и понятно стало - сам он приколоть не сможет. И не планирует. Он хочет, чтобы я это сделала. А сделать это можно одним единственным способом - на коленях.
В этом же ничего такого?
В этом всё.
Не унижение, нет.
И его вспыхнувшие глаза говорят о том же. Давать мужчине служение, чтобы получать от него реакцию - сильную, острую - вот что здесь.
Два шага вперед и, не думая, склоняю колени. Взгляда от его лица не отрываю. Только когда еще и наклоняюсь, так низко, что грудь почти соприкасается с полом, опускаю веки. Пальцы подрагивают, когда я берусь за гладкую шерстяную ткань, протыкаю ее иголкой. Закрепляю. И дыхание такое громкое, что перебивает стук сердца.
Понимаю вдруг, что не хочу немедленно подниматься. Что хочу еще немного почувствовать это…
Почтение, принятие и терпимость. А еще - себя саму. Ласковой бездной, домашней кошкой, которая ластится к своему хозяину, но делает это так, что сама вдруг становится во главе…
Вздрагиваю от этой мысли. Отодвигаюсь. Медленно, очень медленно распрямляюсь и встаю. Бесстыжий мой взгляд скользит по идеальным стрелкам на брюках, по выпуклости, угадывающейся даже под пиджаком… Сжавшимся в кулаки пальцам. Шее с дернувшимся кадыком. Губам…
И ртутному переливу его глаз, которые также следят за мной и моими движениями.
- Теперь все… идеально, - проталкиваю хриплую фразу.
- Да, - кивает он. На брюки и результат моей работы даже не смотрит. Только на меня.
А потом подхватывает документы и уходит. И только у входа бросает:
- До вечера… Искра.
Киваю. На автомате. И, оглушенная, продолжаю работу. Сортировка документов и записей, изменения в расписании, несколько звонков - программистам, чистильщику дымохода, компании по вывозу мусора, с которой надо перезаключить договор на следующий год. Приходит помощница по хозяйству, женщина в возрасте уже. Она в деревне неподалеку живет и подрабатывает в нескольких домах. С ней первый раз вижусь, но мы знаем о существовании друг друга. Обе немного смущены и не хотим друг другу мешать или разговаривать.
Обычное, повседневное течение дня, благодаря которому лодка в бушующем море эмоций причаливает, наконец ,к надежному берегу.
Ближе к вечеру перекусываю, внимательно смотрю, какие заготовки делает помощница и куда раскладывает их, снова в кабинет перебираюсь. На столе чисто, со шкафом я разобралась, по остальным ящикам лазать команды не было - похоже, работа моя пока закончена...
И вижу в кресле в углу несколько листов.
Медлю… но все-таки поднимаю их. Вчитываюсь.
Почерк Позднякова - четкий, резкий, выверенный, как и он сам. Читать - одно удовольствие.
Его мысли, даже не до конца оформленные и не законченные, в суть проникают, минуя зрительные нервы.
Я смакую звучание и смыслы, а потом только понимаю, что это набросок будущей книги. Эскиз без всяких скучных сюжетных арок, конфликтов и описаний персонажей. Такой эскиз, который делает художник, прежде чем взяться за масло.
И в каждой его линии уже отражена вся история. Про мужчину, которому стали сниться его прошлые жизни, и каждый свой последующий день он менялся, проживал исходя из новых знаний и ощущений, полученных во сне…
