Даринка дернулась.
— Простите, — тут же совершенно серьезно извинился он. — Не хотел язвить, но не думал, если честно, что для вас личные отношения приоритетней работы. Только не для Вас!
— Что, у меня на лбу написано несмываемыми рунами великолепное слово «карьеристка»?
— Есть такое дело! Только с одной поправкой — карьеристка действует расчетливо, а вы просто любите свою работу и делаете ее замечательно. Это я могу сказать совершенно очевидно! Знаете, я тут недавно специально по вашему объекту у нас на заводе документацию сверял. Так вот, у вас расхождения сделанного с заявленным нет вообще. Ноль процентов. Вы выполнили ровно то, что прописали в ТЗ, и даже по сантиметрам уложились. За всю свою предпринимательскую деятельность такую немецкую педантичность встречаю впервые.
— Ой! — Горянова от удовольствия даже порозовела.
— Так что, мне жаль будет, если вы упустите такую серьезную возможность для роста. Да и уверен, что Вам понравится боевая обстановка и новые места и люди. А мужчина… — он как — то так опять, по- своему, по-истомински хмыкнул, — мужчина, если уверен, что это его женщина, а не просто удобная, легко заменяемая субстанция, подождет. Мы, если действительно любим, не изменяем. Просто не тянет на другую. К тому же есть самолет. Два часа, и вы дома!
— Успокаиваете?
— А вы ждете от меня чего — то другого?
— Нет! Спасибо!
Они доели обед и расплатились каждый за себя. Истомин даже успел попрощаться и начал натягивать свой дафлкот, как Даринка сказала:
— Жаль, что вы успели переодеться.
Он недоумевая свел брови.
— В смысле?
— Ну, я хотела бы вблизи рассмотреть ваше пальто от Crombie, все — таки английская классика. А то совершенно пропустила утреннее развлечение.
Он замер, явно не представляя, о чем говорит Горянова…
Даринка почувствовала неладное, но все еще продолжала:
— Да я про сегодня утром… Наш офис, ваша крутая бээмвешка, английское пальто, и страстная блонди у вас в руках и на губах…
— Что? Кто?
Даринка осеклась, увидев совершенно отчетливо, что Истомин не понимает, о чем идет речь. Или притворяется? Нет! Не похоже! «Офигеть, — подумала она, — а Лилька — то, лицедейка херова, такую историю разыграла!»
И сказала вслух:
— Нет, ничего. Простите. Я что — то перепутала, — и продолжила осторожно, — но все — таки, давайте с сегодняшнего дня перейдем на ты.
— А что так? За что ж такая милость? — усмехнулся он.
— Да как — то странно будет парня близкой подруги называть по имени, отчеству.
Истомин замер. Потом покачал головой:
— Быстро вы узнали… Лиличка просветила?
— Так счастливые глаза не замажешь … А мы девочки дотошные, — не стала топить подругу Горянова.
— Хорошо, Дарина, — согласился Истомин, — давай будем на ты. До встречи! И удачи! Для осознанного выбора — самое то!
И он повернулся и вышел. А через несколько минут от окон кафе стартанул вполне нормальный, ну не сказать, что бюджетный, но все же и не запредельно стоящий мерседес…
— Да! — протянула Даринка. — надо будет пойти Завирко рассказать. Провели нас, как малолетних… А Лиличка! Не простая ты девочка, как оказалось!
И Горянова тоже вышла из кафе и пошагала на работу. Энергия била через край!
Вот что делает с человеком хорошая еда и приятная компания!
Глава 13
Вечером того же дня Горянова решила устроить дома романтический ужин, предполагая в непринужденной и располагающей обстановке обсудить с Ваней открывшиеся неоднозначные перспективы карьерного роста. Благо Пименов рассчитывал задержаться, так его другу Сергею срочно потребовалось перевезти какую — то старую кровать из дома на дачу. Вызывать грузчиков среди Ваниных друзей считалось плохим тоном: зачем же деньги платить, когда друзья молодые да сильные, особенно Иван. Да еще и безотказные. Ну, логично же? Даринке подобный расклад не нравился совсем, но Иван на ее очередное ворчание просто обнял ее и тихо сказал на ушко:
— Дарин, не все зарабатывают, как мы с тобой. И потом, зачем же еще нужны друзья?
Горянова попыталась донести, что, по ее мнению, друзья нужны не кровати таскать, а для другого, но Иван действовал на нее своим безмерным обаянием: не размыкал рук, смотрел на нее ласково — преласково и улыбался, приговаривая:
— Меркантильная ты моя!
И это довольно — таки обидное слово «меркантильная» в его устах выглядело как комплимент. Поэтому Горянова вздохнула, махнула рукой и посоветовала ему убираться на дачу со своим Серегой! Иван потом чмокал ее в нос, в щеки, в лоб, пока она крутилась в его объятиях, как уж на сковородке, всем видом показывая, что смертельно обиделась минуть эдак на пять, не меньше! Поэтому сегодня, довольно поздно возвращаясь с работы, Горянова все равно знала, что успеет накрыть великолепный стол. Иван с подобных поездок возвращался часам к десяти всегда голодный и с особым, располагающим к шалостям настроением. Хотя к шалостям, по Даринкиному мнению, у него всегда было настроение… Вот же счастье девушке привалило!
Серьезно подойдя к вопросу создания романтической обстановки, Горянова даже привезла вязанную бабушкину скатерть, которую под шумок умудрилась когда- то прихватить из дома. Благо мама, по обыкновению свекровь не любившая, смотрела сквозь пальцы, как постепенно перекочёвывают к Даринке салфетки, скатерти, платки и даже легкие стеганые парные одеяла с невероятным талантом и мастерством вышитые уже почившей бабушкой Бану. Горянова дорожила памятью об этой доброй, умной, властной и все успевающей женщине с чуть раскосыми и нетипичными для людей с примесью азиаткой крови серовато-синими глазами. Черные, как смоль, волосы достались Даринке именно от нее, даже у отца они имели темно — русый, коричневатый оттенок. Младшая же, Элька, вообще полностью пошла в мамину родню и смотрелась на фоне старшей Горяновой маленьким белокурым хрупким и домашним ангелочком.
К десяти часам дом уже наполнился ароматами тушеного мяса с грузинскими специями и картошкой. На столе, где Даринка по старой провинциальной традиции забросила в стеклянное блюдо с водой несколько горящих круглых низких свечек и сорванные с еще не увядшего деревенского букета соцветия маленьких желтовато-красных хризантем, уже стоял новый сервиз, блестели сбрызнутые оливковом маслом красиво нарезанные овощи, и терпко пахла тарелка с разнообразными канапе и зеленью. Получилось красиво! Картину довершала бутылочка сухого вина и высокие объемные бокалы. Горянова была более чем довольна. Она успела принять душ и сменила обычный домашний прикид на нежное, обманчиво простое платьице, потом чуть накрасила ресницы и сбрызнула губы прозрачным гелем. Хороша! Чудо как хороша — был ее вердикт, после вдумчивого изучения собственного зеркального отражения.
Дверь хлопнула, открываясь, и Горянова со счастливой улыбкой поспешила в коридор.
— Ой! Какая красивая! — выдохнул восхищенно с порога Иван, пахнув запахами холода, улицы и хвои.
Даринка подлетела, помогая снимать куртку, и счастливо щурилась, вдыхая родной и такой любимый запах.
— Осторожно, Дариш, я пыльный! Платье испачкаешь! Аккуратно! Руки смоляные! Вот неугомонная, — добродушно ворчал он, не переставая улыбаться ни на секунду.
Сейчас даже не нужно было говорить о любви, чтобы понять, что она есть. Глубокая и большая. Потому что его взгляд, полный такой пронзительной нежности, обволакивал Горянову со всех сторон. Бывают в жизни такие минуты, когда люди купаются в любви. Вот сейчас, именно сейчас такая минута наступила и для них. Горянова почти задохнулась от счастья. Нежданные и какие — то глупые слезы навернулись.
— Что с тобой? — шепнул Иван, растерянно стирая упавшую из уголка ее глаза соленую капельку.
— Не знаю… Я просто сейчас так счастлива, Вань… И так боюсь это спугнуть.
— Я никуда от тебя не денусь, Дариш, — с какой — то серьезностью шепнул он и так сильно обнял девушку, что косточки, наверное, захрустели.
