Врала. Рус видел это в глазах, полных слез. Читал по тонким морщинкам, появившимся между бровей. И ненавидел себя. Ведь он огромный, с гребаной дубиной между ног. А Маруся – маленькая, узкая, тесная.
Но наслаждение вновь настойчиво утягивало Руса, ведомое нежными, хрупкими пальчиками, тихими стонами, жадными поцелуями.
И Рус не смог больше терпеть. Подхватил девчонку руками под ягодицы, погрузился до самого основания. И сдался под напором ярких вспышек перед глазами.
Он двигался, позабыв кто он и где. Твердо знал лишь одну простую истину: Маруся – с ним, в его руках. И большего кайфа не существовало в целой вселенной.
Долбаный он половой гигант! Долбанное воздержание! Ведь он сто лет не занимался сексом. Нужно было бы выпустить пар, как и планировал. А нет, не мог он.
Потому что секс не с Марусей казался ему неправильным. Чувствовался предательством по отношению к Марусе. А теперь что? Теперь сорвался, причинил боль любимому крохотному человечку…
А в голове все так же набатом звучало ее тихое: «Люблю».
Глава 23
Маруся поглаживала широкие плечи кончиками пальцев, которые порхали по влажной коже, точно крылья бабочек.
Ей было не очень удобно лежать на спине, придавленной могучим телом Нагашева. Но девушка не планировала двигаться в ближайшие сто лет.
Сил не было.
Потому что Рустам будто выкачал из нее все соки.
Маруся улыбнулась своим мыслям.
Рус пошевелился, перекатился, утянул ее за собой и прижал ручищами к своей груди.
Маруся почувствовала себя лабораторной лягушкой. Как будто ее катком расплющило. Но сил не хватило, чтобы возразить. Зато она прижалась приоткрытым ртом к смуглой коже на шее. Так и тянуло прикусить ту зубами. Но Маруся решила ограничиться поцелуями.
– Влезешь в мою рубашку? – пробормотал Рустам.
Маруся приподняла голову, в ее глазах появился вопрос. Зачем? Ей и вот так очень даже удобно.
А потом Маруся нахмурилась. Ведь догадка ей не очень понравилась.
– Выгоняешь меня? Домой? – прищурилась Маруся.
– С этим теперь не выйдет. Твой дом со мной. В больницу нужно. Или врача позову, – сурово проговорил Рустам, накрыл девичий затылок ладонью и притянул Марусю к себе, прижался своим лбом к ее и хрипло на выдохе произнес: – Вдруг я там перестарался. Видел же, ты плакала.
Маруся немного «подвисла» от этих слов. Потом фыркнула. Надавила на широкую грудь руками, заставив Руса остаться на постели, а сама поднялась.
Пришлось тут же натянуть на себя покрывало. Маруся не привыкла к тому, чтобы ее видели обнаженной. Пусть даже и мужчина, с которым минуту назад она занималась любовью.
– Ты совсем дурачок, Нагашев! – заявила Маруся, а потом сползла с кровати и потопала в сторону ванной комнаты, уже перед самой дверью, обернулась, лукаво взглянула на Рустама, который лежал, напряженно наблюдая за девчонкой. – Мне было хорошо, потому и плакала. Я вообще люблю порыдать, особенно над фильмами. Даже если там счастливый финал.
Дверь аккуратно захлопнулась, когда Маруся скрылась в ванной. А Руса отпустило.
Выходит, не напортачил он.
* * *
Маруся плескалась долго. Нагашев уже успел принять душ в ванной, расположенной этажом ниже. Сменил постельное белье. Даже выбрал бутылку превосходного вина, которое, Рус был уверен, понравится его девочке.
А Маруся все еще торчала в ванной. Рустам забеспокоился. И уже собрался стучать в дверь, отделившей его от Маруси, как девчонка сама появилась.
– Ты как? – тут же потребовал ответа Рустам.
От вида разморенной теплой водой кожи и влажных прядей волос, едва достававших до хрупких покатых плечиков, по венам Нагашева вновь заструился жидкий огонь.
Он опять хотел свою девчонку. И да, теперь было все во сто крат острее, мощнее, невыносимее, потому что он узнал, как это: быть внутри нее. Дышать ею. Наслаждаться ее вкусом. И слышать ее стоны.
– Отлично! Но есть хочется, – призналась Маруся.
Рустам не удержался, подтянул девушку к себе, прижал, приподняв над полом.
И поцеловал. Жадно. Глубоко. До ярких вспышек и искр перед глазами.
– Могу сообразить что-нибудь. Продукты вроде были в холодильнике, – пробормотал Рустам, упиваясь откликом малышки.
А Маруся звонко рассмеялась.
– Вот уж нет, Руся, – хохотала она. – Помню я рассказы Милы о твоих кулинарных подвигах.
– Ну уж пельмени из пачки сварить я вполне могу, – в шутку обиделся Нагашев, двигаясь в сторону кухни, так и не выпустив девушку из рук. Даже ногам ее не позволил коснуться прохладного пола.
– Из пачки! – фыркнула Маруся. – Папка за пельмени из пачки прибил бы тебя. Запомни, Нагашев. В нашей семье признаются только домашние пельмени.
А Рустам улыбнулся.
– Твой батя прибьет меня по-любому, – усмехнулся Рус. – И точно не из-за пельменей.
Маруся вздохнула. Да, Рус прав. Нужно теперь придумать, как помягче сообщить родителям о том, что у нее появился парень.
Но тревожные мысли испарились, когда к ее рту вновь приникли жадные губы Рустама. Нет, а все-таки целовать с ним – особый сорт удовольствия.
Глава 24
У Рустама был удивительный голос. С хрипотцой, глубокий, бархатистый.
А еще у него был удивительный смех. Раньше Маруся слышала лишь его усмешки. А вот настоящего смеха – ни разу.
Наверное, если бы девушке раньше посчастливилось увидеть Руса вот таким, домашним, расслабленным, с ямочкой на щеке и смеющимися карими глазами, то она бы уже давно влюбилась в этого мужчина. До помешательства. До сердечек перед мысленным взором. До трепета и дрожи во всем теле.
Маруся вдруг замолчала на полуслове, наткнувшись на мягкий взгляд.
Какая же она дура! Невероятная просто!
Ведь она действительно призналась ему в любви. Сказала, что любит Рустама. И это было правдой. Непривычной и новой для Завериной, но девушка не стала бы ничего менять.
И пусть ответного признания не услышала, а все равно стояла на своем.
Любит!
Но вот когда это произошло? Когда она успела по самые уши втрескаться в Руса Нагашева?
Не ясно.
Возможно, это было еще в первую встречу.
Возможно, когда он впервые прикоснулся своим ртом к ее запястью.
Возможно, когда поняла, что за нее он готов убить человека.
Возможно, когда стал ее первым мужчиной.
А важно ли это сейчас?
Рустам в расслабленной позе лежал на постели, подложив руку под голову. Маруся расположилась напротив, отобрав все подушки и укрывшись одеялом.
На девчонке была надета мужская футболка, в которой хрупкое тело утонуло. Но Русу до одури нравилась эта картинка.
Его девчонка. В его постели. В его одежде. И смотрит на него так, как будто он герой.
И да, они играли в карты.
На часах почти четыре утра, а они играют в карты. У Руса плохо укладывалось это все в голове, потому что Маруся была почти голой.
Девчонке не спалось после позднего ужина, и она предложила сыграть пару партий в «Дурака». А разве мог Рус ей отказать? Зато выдвинул одно условие. Игра – на раздевание.
Маруся тут же подскочила с места. Рус подумал, что опять напугал ее. От досады заскрежетал зубами.
А оказалось, что девчонка полетела в его шкаф. Откопала там ворох футболок, натянула на себя и вернулась, с трудом скрывая смех.
Рустам же не смог удержаться. Хохотал до выступивших слез. Но одеваться не стал. Так и лежал на постели в одних лишь домашних брюках.
В итоге на Марусе осталась одна футболка. Рус не понимал, она поддается или действительно плохо играет. Пару раз намеренно сливал партии, за что поплатился часами и цепочкой, которую, не снимая, носил уже много лет. Подарок от Милки.
И когда на Марусе осталась последняя тряпочка, потому что девчонка уже даже с трусиками распрощалась, чем и довела Нагашева до белого каления, то Рустам вновь расхохотался. Мужчина увидел карты, которые сдала ему девчонка, сидя напротив с абсолютно серьезным и непроницаемым выражением лица.
