Не могу понять: она говорит обиженно или язвительно? Но в любом случае, кажется, я наступил ей на больную мозоль.
— За мои четыре года жизни в Москве, — продолжает, — я видела достаточно москвичей, которые не то что бы Новочеркасск не знают, даже о Ростовской области не слышали. Ну или путают Ростов‑на‑Дону с Ростовом Великим.
— Даже не буду спрашивать, где ты встречала таких тупых.
— А откуда ты знаешь Новочеркасск? — прищуривает глаза, будто все еще не верит, что мне действительно может быть знаком этот город.
— Мой отец служил там в армии. Рассказывал мне в детстве много историй.
— Например?
— Например, про известного маньяка, который там орудовал.
У Алены выпадает из рук вилка и со звоном летит на тарелку.
— Ты в порядке? — осторожно уточняю.
— Знаешь, раньше я переживала, что москвичи не знают Новочеркасск, а теперь вот встретила москвича, который знает о моем родном городе слишком много, и понимаю, что все‑таки лучше, когда никто не знает.
Я громко смеюсь.
— А я бы хотел побывать в Новочеркасске. Пожалуй, наведаюсь в гости к министру экономики Ростовской области, а потом прокачусь до Новочеркасска. Там вроде не далеко.
Алена скептически фыркает.
— По итогам поездки могу дать тебе интервью, — добавляю.
По лицу девушки ползёт улыбка, хоть она упорно этого не хочет.
— Да ну тебя, — бросает в мою сторону смятую салфетку.
Два часа пролетели незаметно. Алена уже допивает кофе, поэтому я подзываю официантку и прошу счет. На этом моменте девчонка начинает заметно нервничать. Что‑то мне подсказывает, что в ней проснулась феминистка, которая протестует против того, чтобы я за нее платил. Это вызывает во мне улыбку. Давно я не встречал девушек, которым было бы неловко, когда я за них плачу.
Алена продолжает нервно теребить ремешок сумочки, и когда мы спускаемся на лифте. На улице достаёт мобильник и открывает приложение для такси.
— Спасибо за ужин, — говорит с улыбкой.
— Я тебя отвезу.
На секунду теряется.
— Ой, да не надо!
— Пойдём, — опускаю ладонь на ее поясницу и слегка подталкиваю в сторону машины, которая припаркована в метрах двадцати.
От моего прикосновения Алена дергается, как от удара током. Лишний раз убеждаюсь, что ее уверенность в ресторане была заранее спланированной и натренированной, а на самом деле она жутко меня боится и стесняется. Снова губ касается снисходительная улыбка. Давно я не встречал скромных девушек.
— Это правда лишнее, — тараторит, но все же идёт рядом со мной.
— Алена, давай не будем тратить время на споры.
Открываю перед ней переднюю дверь «Кайена». Девчонка с опаской косится на белый салон автомобиля и, недовольно вздохнув, залезает внутрь.
— Говори адрес, — прошу, когда занимаю водительское кресло и завожу мотор.
— Слушай, я далеко живу. Тебе, наверное, будет неудобно…
— Алена, адрес, — повышаю голос.
Диктует улицу и номер дома. Забиваю в навигатор. Юг серой ветки метро, далеко за пределами Третьего транспортного кольца. Трогаясь с места, включаю радио.
Салон уже заполнил запах девчонки. Мне нравится, как она пахнет. Чем‑то нежным. Вдыхаю поглубже.
— Почему ты решил перейти из банка на госслужбу? — вдруг спрашивает. — У тебя в биографии было написано, что ты работал аналитиком в зарубежных банках.
— Хороший вопрос. Знаешь, первые несколько лет в Минфине я очень жалел, что ушел из банка. Все‑таки государственная служба — это определённый образ жизни, к которому я после частного банка готов не был. Ну и зарплата ниже, чем в банке. Потом привык.
— Так почему решил перейти из корпоративного сектора в государственный, да еще и на меньшую зарплату?
Я медлю с ответом, пытаясь подобрать правильные слова. Отвечать честно я не буду.
— Ты можешь мне не поверить, но появилось желание поработать на благо страны.
Смеется, но тут же осекается.
— Извини, — добавляет.
— Не веришь? — выгибаю бровь.
— Что ты ушел из европейского банка на государственную службу ради блага страны? Не верю.
— А почему ты решила стать журналистом? — перевожу тему. — Работа не самая высокооплачиваемая, да еще и тяжелая.
— Ты можешь мне не поверить, но захотела нести людям правду.
Теперь моя очередь смеяться.
— Я серьезно, — обиженно.
Бросаю на Алену короткий взгляд и с удивлением понимаю, что она действительно серьёзна.
— И с чего вдруг ты захотела нести людям правду?
Вздыхает.
— Сложный вопрос. В детстве я видела много несправедливости. Моя мама работает воспитателем в детском доме, я часто приходила к ней на работу после школы, дружила с некоторыми детьми. Там были неплохие ребята, но из‑за того, что нашему государству на них наплевать, многие пошли по кривой дорожке. Государство должно давать им квартиры, но, естественно, никто им ничего не даёт. Местные власти даже не могут ремонт в этом детском доме сделать. Ну и много всего такого, что меня возмущало. Я думала, что так только в регионах, но, когда переехала в Москву, стала помогать одному детскому дому, и поняла, что в столице не на много лучше. А еще я работаю волонтером в доме престарелых, и там все еще хуже. Ладно, не будем о грустном.
Я, поражённый рассказом, смотрю на профиль девчонки во все глаза.
— Зелёный загорелся!
Трогаюсь с места, только когда мне сигналят сзади. Несколько минут мы едем в молчании. Я не знаю, что сказать Алене. Она тоже молчит.
— Вот почему у нас такие низкие расходы на социальную сферу? — возмущённо спрашивает и поворачивается ко мне.
— На самом деле в России с социалкой все не так уж и плохо.
— Да ладно? Ты когда последний раз был в государственной больнице?
— У нас полностью бесплатная медицина, — спокойно отвечаю на ее упрёк. — Если тебя ночью прихватит аппендицит, ты вызовешь скорую, к тебе тут же приедут, бесплатно прооперируют и также бесплатно оставят лежать в больнице. А знаешь, что с тобой будет, если тебя прихватит аппендицит в Америке, когда у тебя нет медицинской страховки?
