еще стерва, но стучать на нее совсем не хотелось.
— Дарина, это не просьба. Ты поняла меня? — включил он снова диктаторский тон. Пиночет, мать его.
— Поняла, — ответила я тихо и склонила голову. Это очень быстро вошло в привычку. Возможно, потому что Кирилл смотрел так пристально, что у меня от одного его взгляда мурашки бегали по спине и хотелось спрятаться в домик.
Выдержав паузу, чтобы голос не дрожал, я ответила:
— Поняла.
— Ну и чудесно, — он снова говорил нормально, почти весело. — Тогда моя очередь спрашивать. Зачем тебе деньги?
Меня словно током пронзило. Смех смехом, но ничего я ему не скажу. Можно сколько угодно отстраняться от ситуации, в которую угодила, смеяться, шутить, прятаться за самовнушением, но откровенничать с мужчиной, которого знаю сутки с натяжкой… Да еще и отмороженным на всю голову. Нет уж, увольте.
Я вздохнула в лучших традициях инфантильных барышень.
— На платье не хватало и туфельки.
— Я был с тобой откровенен, Золушка, — укорил Салманов.
— Ладно. Ипотека задолбала, — придумала я по ходу более подходящую причину. — Коллекторы уже наседали.
Я не хотела говорить ему про Женю. Вообще не хотела, чтобы он знал обо мне что-то больше того, за что заплатил. Он получил мое тело, вот пусть им и забавляется. Нечего лезть в голову и душу. И даже стыдно не было за безответную откровенность Салманова. Он мог и не рассказывать про Лизу. И так все понятно.
— Окей, — примирительно проговорил он.
Я сразу поняла, что не купился, но кого это волнует? Меня — точно нет. Снова поерзала, намекая, что меня нужно отпустить, но Кирилл растолковал это иначе.
— Чего ты все возишься? Болит? — спросил он и погладил меня чуть ниже спины.
— Чего ты все возишься? Болит? — спросил он и погладил меня чуть ниже спины.
— Н-нет, — почти не соврала я, но выдал голос.
Было, конечно, немного дискомфортно, но не до такой степени, чтобы ему в этом признаваться.
Кирилл не поверил, конечно. Он продолжал поглаживать и говорил:
— Не надо доблестно терпеть, если больно. Я ведь могу помочь.
— Будешь подкладывать мне подушки под попу? — я снова замироточила ядом.
— Если потребуется, — не смутился Салманов. — А еще можно принять обезболивающие или…
— Или? — выдохнула я.
Он просунул ладони мне под попу, тихонько сжал. Я хныкнула. Все-таки немного болело.
— Без трусиков, — удовлетворенно констатировал Салманов. — Не хотела, чтобы белье раздражало кожу? Зачем ты меня обманываешь? Я пытаюсь облегчить твою участь.
— Мне, правда, не больно. Почти, — залепетала я. — Просто ты порвал трусы. Все свои старые я выбросила. Остальные только из магазина. Кто их там до меня трогал? Надо бы сполоснуть.
— О, похвальная щепетильность. Я не подумал об этом. Но все-таки давай тебя осмотрим. Ложись на стол.
— Что?
Он шутит?
— Ложись на стол, Дарина.
Он ссадил меня с колен, и сам встал, возвышаясь, как Пизанская башня, которая готова рухнуть на незадачливого туриста.
— Но…
— Не заставляй меня повторять.
— Я не могу… Не хочу.
— Меня это мало интересует.
— Мы ведь на кухне.
— И что с того? — развел рукам Салманов. — Здесь ты можешь говорить свободно, но в моем доме нет места, где ты можешь уклониться от моего приказа. Вне дома, кстати, тоже.
Ну, супер.
Кирилл заботливо снял с меня халатик и мотнул головой в сторону стола.
— Я долго буду ждать?
Пыхтя и снова отчаянно краснея, я нагнулась и улеглась животом на стол. Сорочка, конечно, сразу задралась, Кирилл еще и помог, подтащив подол едва ли не к шее. Его ладони тут же легли на поясницу, чуть надавливая и поглаживая. Наверно я сумасшедшая тоже. Нормальная уже бы сгорела со стыда и разревелась от отчаяния, а я едва сдержала стон. Пришлось даже укусить себя за губу. Больно. Изо всех сил.
Никаких оргазмов в этом году, Дарина.
— Едва розовая, — довольно объявил Кирилл, видимо, оценив мою пятую точку. — Так и должно быть.
Хоть в этом его не разочаровала. Я дернулась, пытаясь встать, но он надавил мне на спину, вжимая обратно в стол, заставляя практически распластаться.
— Лежи спокойно, — буркнул он.
— Ты же посмотрел, что хотел.
— Ты мне рассказывать будешь о моих желаниях?
Его тон не оставлял простора воображению — Кирилл начинал злиться. Бесить его снова мне хотелось не больше, чем снега в мае, поэтому решила оставить при себе ценные советы и замечания. Но даже если бы и хотела, дар речи пропал, едва Салманов скользнул пальцами между ягодиц. Я сжалась и вздрогнула.
— Тише-тише, девочка, — запел Салманов. — Не бойся. Я просто глажу.
Вот за это обещание я была готова благодарить его от души, но постеснялась, боясь, то Салманов примет за сарказм. Я старалась отвлечься и не думать о его пальце, что задевал тугой вход. Он проводил вдоль и чуть надавливал, уговаривая меня:
— Расслабься. Чего ты сжалась? Не сделаю я больно, обещаю.
Я честно пыталась перестать сжиматься, но это было сильнее меня. Не так просто совладать собой, когда в том самом месте посторонние в виде мужского пальца. А Кирилла это, похоже, веселило. Я услышала, как он усмехнулся, и зажмурилась от злости. Дать бы ему по яйцам за эти насмешки. Но тогда живой я из этого дома вряд ли не выйду.
— Какая ты скромница. Уж не потрогать тебя, — продолжал он доставать меня, убрав пальцы. Сам же при этом наклонился, стал целовать спину. Аминь.
Я тут же разжала сфинктер. Зачем там трогать? Не противно? Пусть уж лучше целует. Это приятнее и спокойнее к тому же. Кирилл прижался пахом к моей попе, потерся. Я ощутила его эрекцию через мягкий хлопок спортивных брюк.
Его ладони снова лежали на моих бедрах, чуть сжимая и скользя вверх-вниз, а пальцы задевали половые губы, дразня и возбуждая.
Кирилл провел языком вдоль позвоночника, и я не сдержала стона.
