меня, передав мою ладонь в руки своему боссу.
Вальс сменяется медленной композицией, я отказываюсь в объятьях Фохтина, который непринужденно ведёт меня в танце, легко касаясь талии. Только этого мало. Мне хочется прижаться к нему сильнее, голова идёт кругом, а кожа горит от его прикосновений.
Боже, это полнейший бред. Как двое совершенно разных мужчин могут вызывать во мне такие эмоции? Только если Максим делает это намеренно, то у Арсения получается все непроизвольно. И что теперь делать? Ждать, милочка, ждать! Через две недели ты сможешь принимать решения по поводу того или иного мужчины.
А пока…Пока пора домой. Не к Фохтину, так как у меня выходные ещё не закончились. Можно было бы куда-нибудь смыться, пока выбила себе отпуск, но есть сделка, условия которой нельзя нарушать.
— Хороший был вечер — выдохнула я, вглядываясь в полумрак знакомого двора, где провела свои лучшие годы.
— Ну, кроме того, что у меня вытянули чек на кругленькую сумму, все действительно, было замечательно!
— Я тебе обошлась дороже просто из-за прихоти. А это — благотворительность — пожала я плечами.
— Смотрю, Татьяна промыла тебе мозги.
— Ну, есть немного — рассмеялась я — У неё дар убеждения. Я не против помогать им.
— Порыв хороший. Мне нравится, когда женщина занята делом.
— Но, правда, у меня другие страсти.
— А ты не думала заняться скульптурой?
— Думала, но рассчитав, я поняла, что нужны большие средства — поделилась я своими проблемами, созданными в голове — Мне ведь жить на что-то надо.
— Но ты ведь сейчас со мной и можешь пользоваться своим положением. А во-вторых, кто сказал, что наши отношения можно ограничить месяцем?
— В моем случае благотворительность не прокатит? — поинтересовалась я.
— Не-а — покачал он отрицательно головой.
— Тогда вынуждена отказаться.
— Ну, и зря! У меня на примете есть одно помещение. Оно было бы идеально.
— Ты это специально?
— Конечно! Бывшая гончарня — веселился Фотин, по-моему, впервые за это время.
— Змей-искуситель! Только зачем тебе это нужно?
— Всегда в душу залезть пытаешься? Думай, заставлять не буду.
— Черт! Можешь ты загрузить — вздохнула я тяжело.
— Ты когда собираешься возвращаться?
— Думаю, скоро. А ты соскучился? — вздернула я бровь.
— Разочарую. Джон с Мариной прилетают, нужно умаслить крупного клиента, организовать ужин в стенах дома.
— Надеюсь, не в особняке — изложила я свое опасение, на что получила совершенно неожиданный ответ.
— Я его продал.
— Чего-чего?
— Он мне не идёт, как оказалось — Фохтин сделал деловое выражение лица, но ребячество так и плескалось через край.
— Но признавать, что пошел на поводу у женщины ты не хочешь.
— Ни за что — расплылся он в довольной улыбке. И…
И желание поцеловать его оказалось сейчас намного сильнее, чем все остальное. Пусть завтра он снова будет серьезный и деловой, пусть завтра я пожалею о своем порыве, но мне сейчас необходимо это, чтобы…Да, блин! Разве нужна для этого причина, если рядом потрясающий мужчина? Иногда, но не сейчас. И я, положив свою ладонь на его затылок, притягивая лицо ближе и все таки осмелилась на то, чтобы поцеловать его первой. Нет, даже не тело, а душу, которую я сейчас увидела. И это был именно тот Фохтин, который меня мог привлечь и заинтересовать, который смог бы продлить наше неправильное знакомство на долгие годы, как и отношения в общем.
Кажется, он даже немного опешил от такого самовольно порыва, но уже через пару мгновений его такие знакомые руки оказались на мне, и даже там где пока не следовало бы. Но это было потрясающе и волнующе. Кровь бахала в висках, а в животе тугим комом начали собираться мои глупые бабочки, которые совсем не хотели разлетаться.
— Я теперь ещё больше жажду твоего возвращения — прошептал Фохтин, когда я прервала поцелуй, что мне удалось с большим трудом. И почему все так сложно?
МАЙ, 2016 г.(I)
— Даже не скучала по городу — Марина натянула на глаза солнцезащитные очки, разглядывая залитую майским солнцем набережную. Мы сидели в летнем кафе, наслаждаясь свежим воздухом и кофе. После ужина, который мы с Максимом устроили для Медисонов, мы с Мариной договорились встретиться на нейтральной территории, пока мужчины были заняты делами.
— Почему? — уточнила я.
— Потому, что у меня с ним отнюдь не самые лучшие ассоциации. Он напоминает мне о моей нищите, в которой я жила полжизни, и тех унижениях, что пришлось пережить для того, чтобы сейчас находиться на этом месте — как-то слишком грустно заявила моя спутница.
— Все так плохо?
— Не скажу, что на столько. Но все же не очень приятно. Вот смотрю на тебя и завидую. Самодостаточная, гордая, да и с мужиком тебе повезло. Мне, кажется, что как раз это его и подковырнуло.
О, знала бы она, что именно подковырнуло Фохтина, то не была бы так оптимистично настроена на мою персону.
— Мы о мужиках собрались говорить? — парировала я.
— О, нет! Много чести — рассмеялась Марина — Хотя, о чем не начни, всё возвращается к ним. Ммм, а кофе здесь неплохой — сделала она глоток из небольшой чашки.
— Согласна!
— Хотя река воняет болотом. В Лондоне, конечно, ситуация не лучше, но знаешь, я успокаиваю себя мыслью, что это Л О Н Д О Н! — грустный смешок — Я жила почти на окраине. Неблагополучный район, который власти всеми силами пытались расселить и снести. Дома от времени начали валиться, и было дешевле их сравнять с землёй, нежели ремонтировать. И знаешь, у меня до сих пор в памяти этот затхлый запах старицы, у которой находился наш дом. Поэтому его не переношу.
— Был? Его все таки снесли?
— Да, когда к власти пришел новый мэр, он все там разнёс к чертям. Старицу вычистили, а на месте построили элитный поселок.
— Ты в Романовском жила что ли? — уточнила я, так как поселок походивший на Рублевский был именно на месте трущоб, от которых так старательно избавлялось правительство, располагался именно в этом районе города.
— Ага! И знаешь, был один чиновник, с которым я долгое время спала. А когда его жена застукала нас, он объявил, что это я виновата, и всеми силами он будет удерживать снос района, чтобы я помнила, из какого дерьма он меня вытащил — от ее слов по коже побежали мурашки. Только я не знала, что ответить — Вот видишь, о чем бы мы не говорили, все всегда сводится к мужикам.
— Корень всех наших бед.
— Слушай, а может, ну этот
