Я решаю действовать прямо, прыгаю на кровать и сажусь на бедра Джейса, прежде чем он успевает оттолкнуть меня. Он встречает мой взгляд, явно не впечатленный.
— Мне жаль, — тихо говорю я. — Это вышло неправильно. Я не это имела в виду.
Я прижимаю ладони к его груди и удивляюсь, когда он хватает мои запястья и сильно дергает их, заставляя меня опрокинуться вперед так, что моя грудь встречается с его грудью.
— Именно это, — тихо говорит он. — Я бы задал тот же вопрос на твоем месте.
Я ничего не говорю, только жую губу, пока мы настороженно смотрим друг на друга.
— Я не могу и не хочу вспоминать об этом, — говорит он, на его лице написана боль его прошлого. — Я просто скажу вот что. Три года я не видел солнечного света. Три года, и каждый день я был убежден, что мне лучше бы мне умереть тогда с тобой.
Три года без солнечного света? У меня голова идет кругом от того, на что он намекает.
— Ты имеешь в виду…
— Ты видела дом Эмилио, — с трудом произносит Джейс. — Но ты не видела, что под ним.
Мое воображение заполняет пробелы.
— Они держали тебя взаперти в подвале три года? Что, черт возьми, они делали с тобой целых три года? — шепчу я, так как слезы наворачиваются на глаза.
Его глаза затуманиваются от боли.
— Забудь об этом, — быстро говорю я. — Не отвечай.
Он выглядит облегченным. Но я далека от этого. Меня тошнит от того, что могли повлечь за собой эти три года, и от того, что худшее событие в моей жизни длилось всего несколько дней по сравнению с этим.
— Черт, Джейс, — говорю я, обхватывая его шею руками и зарываясь лицом в теплое место между его ухом и плечом. — Мне так жаль.
Он не отвечает мне, но в моей голове его слова крутятся, как колесо обозрения, которое никогда не останавливается. Никто не спас меня…
Глава 11
Мы так и засыпаем, крепко прижавшись друг к другу, а когда просыпаемся утром, я понимаю, что мне не приснился кошмар. Это утешительная мысль, и она заставляет меня понять, насколько важно присутствие Джейса в моей жизни.
Я люблю его так сильно, что иногда это почти невыносимо больно.
Потому что, если я потеряю его снова… не думаю, что переживу это.
Я не думаю, что захочу этого.
Он все еще спит, поэтому я переворачиваюсь на спину и извиваюсь, пока моя задница не прижимается к нему, намереваясь подремать еще немного. Но мое движение, должно быть, разбудило его, потому что очень скоро я чувствую, как его утренний стояк сильно упирается мне в попку, а его руки лениво бродят по остальному моему телу.
— Я тебя разбудила? — шепчу я.
— Нет, — отвечает он, вжимаясь в меня своей эрекцией.
Я улыбаюсь, тянусь вниз и просовываю руку за пояс его трусов, чтобы обхватить член рукой.
— Хочешь, я оставлю тебя в покое, чтобы ты мог снова уснуть?
— Боже, нет, — простонал он, двигая бедрами так, чтобы его член скользил вверх и вниз в моей хватке.
Свободной рукой я стягиваю трусики и снимаю их, когда они оказываются у лодыжек. Джейс охотно отвечает, отталкивает мою руку и прижимает меня животом к кровати.
— Так нормально? — спрашивает он, и какая-то часть меня умирает внутри.
Я ненавижу, что он чувствует, что должен спрашивать меня каждый раз, когда мы касаемся друг друга, но я точно знаю, почему. После того, что он увидел, ему, вероятно, придется спрашивать до скончания времен.
— Будет через мгновение, — легкомысленно говорю я, приподнимая свою задницу, чтобы потереться о кончик его члена. Он громко дышит, раздвигая руками мою задницу, и через мгновение я чувствую, как он пристраивается к моей щели.
— Боже, ты такая мокрая, — говорит он, скользя головкой своего члена по моей влажной киске. Я стону.
— Хватит меня дразнить, — скулю я.
Он смеется, проникая в меня одним грубым, быстрым движением. Я громко стону, чувствуя, как сжимаюсь вокруг него. Он входит и выходит, все быстрее и быстрее, пока единственным звуком не становится наше учащенное дыхание и звук соприкосновения кожи с кожей.
После этого мы лежим вместе, сплетя ноги, переводя дыхание.
— Черт, — говорит Джейс. — Я не надел презерватив. Оба раза.
— Все в порядке, — говорю я, рассеянно играя с его рукой. — Я принимаю таблетки.
Я жду, когда он начнет задавать новые вопросы. Чтобы спросить меня об ужасных вещах, например, о том, надевал ли его отец презерватив все те разы, но, к счастью, он этого не делает.
Он хрупок, этот наш мир, но пока он длится?
Это чертовски прекрасно.
Пока Джейс готовит нам завтрак, я кусаю пресловутую пулю и звоню Эллиоту. Я нервничаю, так нервничаю, что у меня дрожат руки, когда набираю номер тату-салона со стационарного телефона. Я все еще не приобрела новый телефон после того, как Джейс разбил мой в порыве гнева. Эллиот отвечает на третьем звонке, и я улыбаюсь, услышав его голос.
— Эл, — говорю я, моя улыбка настолько широка, что он, наверное, может ее услышать. — Это Джулз.
Возникает пауза, и я слышу, как он прочищает горло.
— Привет. — Его тон осторожный, отстраненный, и я пытаюсь заполнить неловкую тишину.
Слова вылетают у меня изо рта еще до того, как я понимаю, что говорю.
— Я просто хотела позвонить и сказать, что сожалею о той ночи. — Мое сердце болезненно стучит в груди, и я очень внимательно слежу за Джейсом, пока он переворачивает яйца на кухне.
— Ага.
— Я не должна была заставлять тебя уходить. Мне жаль, Эллиот. — Я плохо умею извиняться. Они всегда выходят неловкими и натянутыми.
— Да, хорошо, — говорит он. — Я, вроде, как ворвался, и прервал тебя, так что это не только твоя вина.
— Ты просто хотел убедиться, что со мной все в порядке, — быстро говорю я, испытывая облегчение от того, что он заговорил и что он не кажется слишком злым на меня.
— Как любовничек? — спрашивает Эллиот, усмехаясь. — Надеюсь, его миловидное личико не слишком подпорчено.
Я закатываю глаза, слыша в его голосе явное удовольствие от того, что он разбил лицо Джейсу.
— Ты бы видел другого парня, — шучу я.
Наступает короткое молчание, и пока я думаю, как его заполнить, Эллиот делает это за меня.
— Ты звучишь… счастливо, — говорит он, и звучит это совсем «не счастливо». Что убивает меня.
— Да, — говорю я с трудом. — По крайней мере, я так думаю. Так и будет. Когда я уберу Дорнана и других его сыновей. Тогда я наконец-то смогу быть свободной.
Я слышу, как Эллиот прочищает горло.
— Знаешь, ты тоже сделал меня счастливой, — тихо говорю я. — Ты знаешь?
Снова тяжелое дыхание.
— Да, — отвечает он. — Но затем я просто пошел и все испортил.
Я хихикаю, но в этом звуке нет юмора. Это похоже на нечто среднее между сухим рыданием и всхлипыванием.
— Я все испортила, Эл. Но это мило с твоей стороны — взять вину на себя.
— В любое время.
— Мне нужно идти, — тихо говорю я,
— Я всегда буду рядом с тобой, ты ведь знаешь это, правда? — Его дыхание тяжелое. Его слова отягощены всем.
— Да, — шепчу я. — Всегда.
— Но, Джулз, — продолжает он, его тон заставляет меня затаить дыхание. — Мне нужно, чтобы ты не звонила мне какое-то время, хорошо? Если только ты не в беде, или что-то в этом роде, но в противном случае, просто… мне нужно немного пространства, хорошо?
Я сглотнула. Не плачь.
— Хорошо, — шепчу я, и тут линия обрывается.
Глава 12
Лимб.
Место, где обитают некрещеные души. В ловушке. Они тоскуют, бродя по пустым коридорам, всегда тянутся к солнечному свету, но так и не могут до него дотянуться.
Тихий покой. Тревожное ожидание. Убежище от бури, которая грозит посеять хаос и уничтожить все на своем пути.
Наш лимб временный, и мы потакаем ему. Какой у нас есть выбор? Мрачность нашего будущего лежит между нами, тяжелая и невидимая, как души разбитых детей, которых мы оставили в тот роковой день. Наши невинные сущности — ушедшие, но не забытые — все еще взывают к милосердию в глубинах нашего сознания.
