где проживала чета Разиных, я все-таки нарушил молчание: — Передай своему папаше Алексия, что за кровь платят кровью. Только в отличие от него, я тебя не убил и не искалечил, а лишь обесчестил. Твой отец нарушил соглашение, обокрав на крупную сумму моего отца. Но это лишь маленькая проблема, по сравнению с тем, что он сделал с моей сестрой. Ты, не кормишь червей в земле, а вот она да. Хотя Бьянка тоже была молода, красива и невинна, как и ты, готовясь к свадьбе. Ди Лауро не прощают, когда трогают кого-нибудь из членов семьи. И это лишь начало войны. Клан ди Лауро объявляет войну твоему отцу.
Закончив свой монолог, вылез из автомобиля, обогнув его открыл дверь со стороны Разиной и взяв девушку выше локтя вытащил из машины, затем бросив ее на пороге ворот их особняка, занял место рядом с Габриэль и приказал ему уезжать.
Глава 11
Алексия.
Лицо и оголенную грудь обдувает прохладный ветер, впивающийся в кожу миллионами иголок и раздувая растрепанные пряди моих волос. Кажется, я даже чувствую, как скудная и бледная внешняя оболочка моего тела натянута на череп, а позвоночник вытянулся вдоль твердой поверхности, на которой я лежу. Настолько мои чувства обострены. Но это только физически. Внутри я пуста. Словно с первым толчком внутри, похититель выбил из меня все эмоции, веру в этот мир и желание жить.
Не таким я представляла свой первый раз. В море лепестков роз, на мягком матрасе посреди бунгало на островах, куда мы планировали поехать на медовый месяц. Мягкий, обходительный Влад, покрывающий каждый сантиметр моего тела поцелуями.
Вместо нежности я получила грубость. Меня по-хозяйски лапали татуированные руки неотесанного неандертальца. Его толчки и движения во мне казались самыми болезненными ощущениями, что я когда-либо испытывала в своей жизни. Меня будто натирали наждачкой изнутри и все, что я могла делать это лежать и не дергаться, безмолвно глотая слезы.
Переворачиваюсь набок, превозмогая давящую бетонной плитой слабость и ноющую боль внизу живота, и упираюсь щекой в холодный грунт. Сворачиваюсь калачиком, поджимая колени к груди. Пышная юбка платья, которое теперь мне кажется абсолютно нелепым, опутывает мои лодыжки, а лоскуты оборванной ткани прилипают к липкому от спермы животу. Зажмуриваюсь до боли, пытаясь прогнать воспоминания последних часов и озлобленный, похотливый взгляд, нависавшего надо мной мужчины. Одинокая слезинка стекает по виску. Это все что я могу из себя выдавить. Хочется превратиться в кусок льда.
Не знаю сколько я так пролежала, до того момента, пока знакомые мне ворота не начали открываться передо мной и шины не зашуршали по гравию подъездной дорожки у дома. Я начала молиться, чтобы меня не заметили и тяжелый внедорожник перемолол мои кости в труху. Но вместо этого он затормозил прямо рядом со мной. Водительская дверь распахивается. Знакомые черные ботинки подходят ко мне.
— О боже, — слышу тихий шепот Мирослава.
— Мирик, что там? Опять какой-то пьяница забрёл к нам в поселок? — звонкий голос мамы слышится из приоткрытого окна автомобиля, — Сколько можно уже. Такие деньги платим за охрану, а толку никакого, так гляди и ограбят кого.
— Таня, заткнись! — впервые слышу, как рявкает Мирослав на мою маму. Он встает на колени и снимает с себя пиджак, накрывая им разодранный корсет платья. Теплыми и шершавыми ладонями аккуратно поворачивает мою голову, отрывая ее от земли, и вглядывается в глаза, — Что-то болит? Переломы?
Все что у меня получается сделать, собрав остатки сил, — это положить ладонь на свой живот. Мирослав следит за моим движением и на мгновение задерживает взгляд внизу. Здоровый румянец пропадает с его лица, а глаза чуть заметно расширяются.
Мужчина быстро берет себя в руки и кивает мне, давая понять, что понял, где болит.
— Что происходит, когда мы поедем наконец? — ворчит мама, выбираясь из машины, — Мирик, я опаздываю на встречу…
Пронзительный визг отдается тупой болью где-то в затылке. Это последнее, что я слышу перед тем, как Мирослав поднимает меня на руки, и я проваливаюсь в темноту.
Не знаю, что именно вколол мне тот козел, а затем ввел через капельницу, но мне только на третий раз удается вынырнуть из глубокого сна. Я боялась, что если закрою глаза, то погружусь в кошмар, переживая этот день заново, но никакие сновидение не посещали меня, только холодная пустота, которая теперь сопровождает меня везде.
Первое, что я слышу, придя в себя, это крики отца, которые с каждой секундой приближались по коридору. Разобрать слова не могу, но кажется он спорит о чем-то с мамой.
Дверь в комнату широко распахивается и ударяется об стену. Вздрагиваю всем телом, сжимая ладонями одеяло, и зажмуриваюсь, боясь увидеть перекошенное гневом лицо папы.
— Ну привет, дорогая дочурка, — шипит отец сквозь зубы, садясь на кресло, которое скрипит под его весом, рядом с кроватью, — И где же ты шлялась весь день, позоря всю свою семью?
— Владимир, но, если ее… — шепчет мама, боясь перечить отцу. Приоткрываю глаза, разглядывая собравшихся вокруг меня. Мама, папа и Мирослав. Где же Влад? Ему рассказали, что меня нашли?
-Молчааать! — раскатистым громом нарушает спокойствие комнаты отец, а затем наклоняется ближе ко мне, — Рассказывай, шлюшка, где ты умудрилась честь свою проебать?
Его слова заставляют все мои внутренние органы сжаться в тугой комок. Становится невозможно дышать, а желудок опять бунтует. Лобок все еще щиплет, напоминая мне о том, что все что со мной произошло — не было сном, а суровой реальностью. Мне хочется закричать, что мною воспользовались и я не шлюха, но понимаю, что с отцом бесполезно спорить, когда он находится в таком состоянии.
— Меня похитили, когда я была на примерке, — тихо начинаю я свой рассказ, почти шепотом. Мама громко вздыхает, — Мужчина в татуировках. Он увез меня куда-то и… Воспользовался мной. А потом кинул рядом с домом, попросив передать тебе послание.
Отец заметно напрягается и подается вперед, чтобы расслышать меня.
