Другой вариант: несколько раз улыбнуться, стоя рядом с этим крокодилом ушастым, и квартира мечты в кармане.
Вот это я везунчик. Аж танцевать захотелось от такой удачи.
— Меня не лапать, заей и креветкой не называть, и… Когда этот цирк закончится, для всех я тебя брошу.
— С чего бы?
— Суханов, я девочка. Меня нельзя бросать. А ты переживешь. Помни, всегда сможешь к Любке вернуться.
— Значит, договорились?
— Еще нет. Завтра ответ свой скажу, — растягивая каждое слово, говорю ему. Пусть не думает, что всё так просто.
— Креветка, — то ли прорычал, то ли застонал он.
Захотелось тут же свалить оттуда, поэтому не раздумывая к двери дернулась, когда она перед моим носом открылась.
— Батюшки! Да что же это такое? — воскликнул наш столовский цербер, которого в глаза тетей Галей называют, роняя поднос на пол. — Назар! Мука. Одежда.
Засада. Нас теперь отмывать всё заставят?
Глава 18
Ой, ну и стыдно же идти в таком виде по коридорам универа. Только вариантов других я не нашла, пришлось шлепать красной, как после бани, но зато с гордо поднятой головой. Вот пусть те, кто глазеет на меня, знают, что такой образ был изначально задуман. Новая мода, чтоб ее.
Но лучше бежать и не обращать ни на кого внимания, чем стоять в столовой и слушать, как Суханов нашей поварихе зубы заговаривает. Поверьте, делает он это мастерски. Не удивлюсь, если в итоге бабулька будет думать, что она сама насвинячила, и мы там просто стояли и охали от увиденного бардака.
Бр-р-р.
Балабол он, а не Назар.
Теперь мокрой на две последние пары топать придется. Я когда в туалет заскочила и попыталась стряхнуть с себя бывшую когда-то пшеничку, поняла, что ничего у меня не получится. Единственный вариант — вода. Но и она разводов оставила.
Вот возьму сейчас и домой уйду.
Хотя кому и что я докажу?
Не докажу. Только себе хуже сделаю.
Вдох. Выдох. И вперед, универ покорять, красотой своей писаной.
Не успела и метра пройти, как сзади чьи-то шаги послышались.
— Что это с тобой? — Витамин пальцем дотрагивается до моей мокрой кофты, брезгливо морщась.
Ой, какие мы важные, носы воротим.
— Искупаться решила, не видно разве? — брякнула, не сбавляя скорости. Там до звонка несколько минут осталось, а Сычев тут мне дорогу к знаниям перекрывает.
— В одежде?
— А что, собственно, такого? Я взрослый человек, могу и в пуховике мыться. Кто запрещает?
— Ненормальная, — дергает плечом и от меня отворачивается.
Эй, а как же дружба детская? Помочь не собирается, что ли?
— Витал. — Догоняю его и за руку хватаю, стараясь не прижиматься. Не дай бог толстовку его намочу, мне как потом в ней ходить? — Раздевайся.
— Что? Прям так сразу? Не-е-е-е, маленькая ты еще.
Тьфу. О чем он только думает?
— Сычев, ну и дурень же ты. Не надо мне от тебя ничего. Смотри не запрей теперь в ней.
В кабинет зашли молча. Одеждой, сами понимаете, со мной никто не поделился (я Витамину это обязательно припомню, пусть не надеется, что забуду), вот и пришлось садиться на самый последний ряд. Так еще и сидеть вдвоем с жадным Сычевым. Анька до сих пор в приемной ректора тусит.
Обществознание не было моим любимым предметом. В школе я больной притворялась, чтобы лишний раз не сходить на этот урок. Но если в школе прокатывало, то в университете никогда. Преподавателем был самый настоящий Северус Снегг, только килограммов на тридцать больше. Злыдень, каких поискать. Придраться может к чему угодно, даже к нитке, которая на брюках висит. Поэтому я и вросла в скамейку, когда он зашел в аудиторию и без приветствия начал зачитывать текст.
— Полин, — шепотом говорит мне на ухо Витамин. — Ты обиделась, что ли?
— Сычев, тихо.
Смелый, блин. Родион Александрович, именно так зовут преподавателя обществознания, если услышит болтовню на своем занятии, через соломенную трубочку высосет нам мозги. Говорю же, самый настоящий дементор, только зрячий. А Витамина прям раздирает на душевный треп.
— Немцова, ну хочешь, я тебе футболку дам? Толстовку просто вчера купил, а у тебя на волосах фигня какая-то непонятная. Испачкаешь, а я потом как?
— Да оставь ты себе футболку свою, жмотяра.
— ЗАДНИЕ РЯДЫ, ВАМ НЕ ИНТЕРЕСНО? — громыхает преподаватель, и клянусь, у меня градус в теле подскочил, и кофта почти высохла.
В таких ситуациях нужно опустить голову вниз и не высовываться, пока он снова на тему урока не переключится. Так я и сделала. Минут двадцать сидела, уткнувшись в тетрадь, конспектировала каждое сказанное громким голосом слово. Быстро записывая основные сферы общественной жизни, я и не услышала, как открылась дверь и в наш зоосад заполз один наглый крокодил.
— Здравствуйте. Меня попросили передать, что вас в ректорат срочно вызывают.
Ну, точно Суханов.
Голову поднимаю и зависаю. И нет, не от красоты паренька. Этот гад в чистой одежде стоит, с волосами, правда, мокрыми, но шмотки-то совсем другие. Я здесь, значит, промокшая, как курица после душа из шланга, а он переодеться успел. Возмутиться бы, но молчу. Все смотрят на преподавателя и Назара, и я смотрю, взгляда не отрывая.
— В ректорат? — удивляется Родион Александрович, закрывая свой учебник. — Я ведь только что оттуда.
— Не могу знать. Передал то, что сказали, — чеканит Суханов, глазами бегая по аудитории.
— Пока меня нет, с мест не вставать, а написать краткий ответ на тему: «Зачем людям нужна политика».
Чего? Эй, только-только про общественную жизнь говорили, а уже политика? Ну, Суханов. Приперся, а мне теперь еще на паре из-за него страдать.
— Назар, оставайся, — затараторили девчонки с первого ряда, едва лишь препод удалился.
— Садись к нам.
— С нами веселее.
Тьфу ты, веселее с ними. Макаки, честное слово, как макаки, которые жука заметили и решили им полакомиться.
— Привет, девчонки. — Назар тут же подмигивает им. Не, вы где-нибудь видели, чтобы жуки с обезьянами заигрывали? Жуть какая-то. Смотреть противно. — Не сомневаюсь в ваших способностях.
Эй, это какие у них там способности есть? Семестр с ними отучилась и ничего подобного не заметила.
Парень оставляет их и двигает вперед, обходя столы. Только сейчас я обращаю внимание, что сюда он пришел не с пустыми руками. Пакет вон тащит какой-то. Кажись, увесистое в нем что-то.
Пирожки?
Новая упаковка муки?
Бомба?
А что? Я не знаю, что у него там в голове творится.
— Этот щеголь к нам, что ли, тащится? — раздраженно бурчит на ухо Сычев, двигаясь ближе ко мне. Тоже мне, защитник нашелся. — Не понимаю, что в нем бабы находят? Смазливая рожа такая. Прям фу-у-у.
— Витамин, друг мой сердечный, зависть — это грех. Но ты не переживай, и тебя какая-нибудь умалишенная полюбит. И то ненадолго. Жадных, вообще, мало кто любит.
Ой, это я сейчас за гада заступилась?
Но Сычев игнорирует мои слова, а продолжает сканировать своим жутким взглядом приближающегося к нам блондина. Секунда, и Назар уже стоит возле меня, закидывая пакет на мою тетрадь.
— Ну что, вставай, креветка. Раздевать тебя буду.
У меня отвисла челюсть. Даже по щекам себя побила в надежде, что уснула и мне приснилось, как Суханов на всю аудиторию предложил меня раздеть.
— Что ты сделаешь?
Ан нет, не показалось. В моих снах Витамин не может так громко кричать, будто его оса за задницу укусила. Клянусь, у меня чуть перепонки не лопнули.
— Оглохну, если ты так орать будешь, — брякнул Назар таким тоном, что даже мне смешно стало. Ладно, скажу, все заулыбались. Вот точно все, кроме моего Витаминчика. — Немцова, поднимайся уже, скоро вернется ваш колобок и оторвет мне голову. Да и сосед твой как-то странно на меня смотрит. Чувак, ты живой? Моргни, если нет.
Глава 19
— Да ладно, я пошутил. Креветка, он у вас шуток не понимает, что ли? — продолжает Назар, так и не дождавшись реакции Сычева.
