плечо, бормоча:
— Давай, Бенджамин, без фокусов…
— Просто поезжай быстрее, — советую я.
Он молча прибавляет скорости, плавно меняя ряды и обходя другие машины. Мимо проносится чей-то кортеж, которому Градский уступает дорогу.
Я занимаюсь тем, что бросаю на него короткие взгляды, впитывая каждое движение, мимику и запах салона. Один раз мобильник Влада звонит, но он отбивает вызов, продолжая держать телефон в своей загорелой ладони.
Сегодня он гладко выбрит. Ворот его рубашки расстегнут на две пуговицы, рукава закатаны, а пиджак висит на спинке водительского сиденья. От него пахнет новым резким древесным одеколоном. Этот запах заполнил все пространство машины и давит на мои легкие.
Он словно специально делает музыку громче. Будто намекает на то, что к разговорам не расположен. Я подхватываю игру в молчанку и проваливаюсь в свои социальные сети под популярные этим летом треки, которые режут мой слух.
Машина въезжает на парковку перед трехэтажным зданием небольшого офисного центра. Наша клиника на первом этаже, Влад паркуется прямо под вывеской с изображением счастливой морды кокер-спаниеля.
— Мы опоздали… — Отстегиваю ремень безопасности. — Надеюсь, примут…
— Примут, — отзывается Влад. — Если нет, отвезу в другую.
— Подождешь нас? — спрашиваю, затаив дыхание.
Откинув голову на сиденье, барабанит пальцами по рулю и, посмотрев на часы, произносит:
— Подожду.
— Спасибо… — смотрю на точеный профиль и выделяющуюся линию челюсти.
— У меня два свободных часа, — предупреждает, устало прикрывая глаза. — Иди.
В его голосе хриплые нотки, от которых под кожей собираются мурашки. У его голоса идеальный тембр. Низкий и богатый на оттенки. Я влюблена в его голос так же, как и в него самого.
Отвернувшись, открываю дверь и выскальзываю из машины.
Нас принимают, даже несмотря на пятнадцатиминутное опоздание. У Бени подозрение на аллергию, и мне предлагают оставить его на час для проведения тестов и забора анализов. Почесав грустную морду, возвращаюсь к машине, мечтая спрятаться в салоне от удушливого уличного воздуха.
Я застаю Влада в том же состоянии, что и десять минут назад.
Выгнув шею и откинув голову на сиденье, он не двигается и не открывает глаз хотя бы для того, чтобы удостовериться: это я, а не какой-то посторонний человек, забралась в его «БМВ».
— Твой альтруизм позволяет накормить меня обедом? — складываю на груди руки и смотрю перед собой. — Или на это тоже распространяется табу?
— Нужно подумать, — издевается он, продолжая держать глаза закрытыми.
— Бессонная ночь? — интересуюсь и боюсь услышать положительный ответ.
В сердце будто вставили иглу.
С учетом того, что я видела несколько недель назад, у него могут быть бессонные ночи семь дней в неделю.
Я не хочу думать о его телках. Постоянных или нет. Тем более о постоянных. Я бы такую возненавидела и сделала все, чтобы их разлучить.
— Хреновый день, — бормочет Влад.
— Хочешь, расскажи мне об этом…
— Арина, уймись, — приоткрывает глаза и смотрит на меня искоса. — У меня башка раскалывается.
— Я могу сходить в аптеку. — Киваю в сторону лобового стекла. — Я видела вывеску недалеко…
Моя рука тянется к дверной ручке, и Градский провожает это движением взглядом.
Выпрямившись в кресле, щелкает по кнопке на руле, от чего вокруг нас раздаются щелчки дверных замков. Посмотрев по сторонам, Влад делает глубокий вдох и велит:
— Пристегнись.
Мы выезжаем на кольцо, и я мгновенно перестаю ориентироваться. Перестаю понимать, где мы находимся. Влад и сам выглядит не особо уверенно. Подается вперед и почти ложится грудью на руль, всматриваясь в указатели вверху, над четырехполосным шоссе, но через десять минут я вижу очертания знакомых достопримечательностей. Мы приближаемся к Центру. Еще через пять минут Градский паркуется у хорошо знакомого мне ресторана, и я понимаю, что он не очень долго думал над тем, куда отправиться пообедать.
Он глушит машину и выбирается из нее, бросив на меня понукающий взгляд. Выхожу следом, оставив на приборной панели свои солнечные очки.
Быть с ним вот так, вдвоем, странно. Странно волнующе, особенно когда заходим в ресторан, будто мы пара. Мне дико хочется, чтобы это действительно было так. Дико хочется взять его за руку. Вместо этого я торможу за его спиной, пока он обменивается приветствиями с хостес — симпатичной брюнеткой на шпильках.
— Добрый день! — Девушка выходит из-за стойки. — Столик на двоих, или кого-то ждете?
— Нет, мы вдвоем, — отвечает ей Влад.
Он выглядит представительным и сексуальным в своей рубашке, это вижу не я одна. Замечаю, как глаза этой брюнетки вскользь пробегаются по его телу, пока Градский отворачивается, заглядывая в зал. Он достаточно высокий, чтобы мы обе смотрели на него снизу вверх, особенно я, потому что на мне кеды, а не восьмисантиметровые шпильки.
— Официант сейчас подойдет… — Подводит нас к столику у окна. — Приятного отдыха.
Влад выдвигает для меня стул и ждет, пока на него опущусь.
Касаюсь своими плечами его груди. Оттого, что он «дышит мне в затылок», на шее поднимаются волоски.
Повернув голову, заглядываю в его глаза и ловлю древесный след его парфюма носом.
Его губы приоткрыты, прямой взгляд делает по моему лицу маленький круг. Это жалкие секунды, но для меня время замирает и отмирает только тогда, когда усаживаюсь на стул, вынужденная отвернуться.
Градский садится напротив. Принимает позу, которая полностью противоречит моей: сползает по спинке вниз, вытягивает перед собой тяжелые длинные ноги и складывает на животе ладони. Свои ладони я кладу на колени, которые плотно сжимаю, чувствуя себя самой бездарной соблазнительницей на свете.
— Я видела статью в новостях, — решаю начать разговор. — Лев Градский — это же твой отец? Ему вручали награду в Кремле. Какой-то орден…
— Да, мой, — отвечает Влад.
Отсутствие энтузиазма в его голосе — явный признак того, что для него собственный отец не самая любимая тема для разговоров, но меня сжирает изнутри желание говорить с ним о нем же…
— А ты не хотел стать врачом? — интересуюсь. — По семейной традиции?
— А ты почему не стала дипломатом? — интересуется Градский в ответ.
— Я… потому что я музыкант…
— Ну, а я не хирург, — итожит он.
Мне мерещится какая-то тень в его глазах, будто я задела тему, болезненную для него, но его расслабленная поза и налет
