было что-то сделать, кроме того, чтобы просто сидеть здесь как чудачка. Я начала убирать наш стол. Мои щёки горели, и я знала, что стала дышать тяжелее.
Он толкнул меня бедром по плечу.
— Тебя так легко возбудить.
Я прекратила то, что делала, и начала смотреть перед собой. Стиснув зубы, я старалась не улыбаться его игривости. Я не хотела, чтобы он забрался мне под кожу больше, чем он уже успел.
— Ты задница.
— Ой, послушайте-ка её. Злюка.
— Я не… — мне нужно было убраться отсюда.
Он хмыкнул.
— Хэдли, иди, займись уроками, или что ты там делаешь, чтобы избегать меня.
Он наклонился надо мной и взял у меня из рук обёртку. При прикосновении к коже казалось, что она шипит.
— Я приберусь.
— Хорошо, — прошептала я, с трудом глотнув воздуха.
Я отодвинулась на несколько дюймов от него. Если бы я стояла, то оказалась бы точно напротив его тела.
— Спасибо за ужин.
— Без проблем.
Я сделала несколько шагов, чтобы уйти, и он крикнул мне вслед:
— Я собираюсь написать тебе, и когда это сделаю, я жду ответа.
Мои плечи опустились.
— Ладно, — пискнула я.
Я попыталась скрыться в общежитии как можно быстрее, но уверена, что услышала его смех до того, как закрылась парадная дверь.
Боже мой, у меня были проблемы.
Я готовилась пойти в церковь в пасхальное воскресенье — традиция, которую моя семья хранила столько, сколько я себя помню. Я была взволнована, потому что в этом году мы шли вместе с семьей Бруксов, и я собиралась попытаться сесть рядом с Ригли. Моя мама заплетала мне французскую косу, а я красила ногти светло-розовым лаком. Мамочка наконец-то почувствовала, что я достаточно взрослая, чтобы сделать это и не напортачить. Я мысленно закатила глаза. Ради всего святого, я училась в шестом классе. Вполне взрослая, чтобы накрасить свои собственные ногти самостоятельно. Все девочки этим занимались. Теперь, если бы мне удалось убедить её, я смогла бы и побрить ноги. Думаю, случилось чудо.
— Сиди спокойно, Хэдли, или я не смогу пригладить все петухи, — отругала меня мама.
Я накрасила последний ноготь и подняла руки, чтобы посмотреть на свою работу. Идеально! Думаю, они понравятся Ригли, особенно когда я скажу ему, что накрасила их сама. Лак высох в мгновение ока, и я была готова надеть платье. Мы с мамой очень долго искали подходящее. Я хотела такое, в котором можно было бы кружиться. Такое, в котором чувствовала бы себя принцессой.
Надев его через голову, я встала перед зеркалом в полный рост и посмотрела на себя. Должна была признать, что посчитала себя идеальной. Ногти, волосы, платье… Я была готова наконец сказать Ригли, что люблю его. И не так, как я любила своего кота, а желая держать его за руку на игровой площадке. Он должен был всего лишь раз внимательно взглянуть на меня и удивиться, почему никогда не замечал меня раньше.
— Ох, Хэдли, ты так мило выглядишь.
— Прекрасно, мама. Милые — это про детишек. А я прекрасна, — я просто сияла.
Она мне улыбнулась.
— Да, конечно.
Я повернулась, услышав позади себя свист. Мой отец стоял в дверях и смотрел на меня.
— Ну разве не потрясающее зрелище?
Мне нравилось, когда папа хвалил меня. Он заставил меня почувствовать себя самой особенной девушкой в мире. Конечно, как и для мамы, я была его единственным ребёнком. Но всё равно.
— Спасибо, папа. Видел, как я кружусь?
Я знала, что это так, но он всё равно постарался развлечь меня.
— Нет, уверен, что нет.
Я повертелась и снова начала кружиться, моё платье развевалось в воздухе. Словно подхваченная ветром, ткань заполнила пространство, и её розовый цвет заискрился на свету. Я улыбалась от уха до уха, когда остановилась в ожидании его реакции.
— Ты знаешь, что ты милашка, принцесса?
Уголки моего рта опустились, и я нахмурилась.
— Красавица.
Моя мама стояла рядом с отцом и подталкивала его.
— «Милый» — это про детишек.
Он откашлялся, его губы дрогнули в ухмылке.
— Исправляюсь. Прекрасно, безусловно, вот нужное слово для тебя.
Я просияла.
— Спасибо.
Мои родители продолжили сборы, пока я стояла перед зеркалом в одиночестве в своей комнате, практикуясь в том, что собиралась сказать Ригли. Я проговорила всё вслух, как будто он стоял прямо передо мной. Я не целовала своё зеркало или что-то в этом роде, но, если бы он захотел поцеловать меня в щёку, меня бы это устроило. Каждый раз я краснела, зная, что всё пойдёт именно так, как я хотела, и эта его улыбка будет для меня. Я подумывала потренироваться ещё, когда мои родители окликнули меня по имени. Пора было идти.
Моё сердце забилось быстрее. Когда я вышла на улицу, мама и папа забирались в машину и выжидающе смотрели на меня. Я стояла в недоумении, почему мы не прогулялись до резиденции Бруксов? Мы должны были пойти вместе. Я спланировала, как убедить отца разрешить мне прокатиться с миссис Брукс. Мальчики всегда сидели на одном и том же месте, и возле Ригли, сзади, всегда было свободно.
Открыв дверь, я скользнула в машину, ощущая, как разочарование захлестнуло меня.
— Мы едем к дому Бруксов?
— Хм? — мама повернулась на сиденье, чтобы оглянуться на меня. — Ох, нет, сегодня утром позвонила Донна и сказала, что плохо себя чувствует. Она пригласила нас приехать сегодня на поздний завтрак, если ей станет лучше.
— Может, это та желудочная инфекция, что гуляет по округе? — предположил мой отец.
— Возможно.
Я сидела позади них и чувствовала такое разочарование, что у меня начали слезиться глаза. У меня было идеальное платье, отрепетированная речь, я была абсолютна готова. Конечно, я могла бы сказать ему позже, если бы застала его одного в доме, но их дом всегда был так полон людей, что и думать о таком не стоило. Кроме того, было бы странно, если бы я появилась там вся такая нарядная, в новом пасхальном платье, когда оно предназначалось для церкви. Мы с мамой не покупали дополнительную одежду на Пасху. Обычно после церкви я надевала простую одежду.
Успокойся, Хэдли. Составь новый план. По тому, как я говорила сама себе эти слова, можно было подумать, что я готовилась к войне.
Время в церкви затянулось. Возможно, это чувствовалось неправильно с моей стороны, но я изо всех сил пыталась держать себя в руках. Я получила много комплиментов по поводу моего платья, которое вообще-то и мне нравилось, но я желала, чтобы
