Что-то в чертах лица ее было отдалено знакомо, но я не могла понять, кого она мне напоминает.
— Может, меня все устраивает?
— Значит, дура. Пропустит тебя Костик через мясорубку и даже не подавится.
Столько в ней было ненависти ко всем и, кажется, даже к миру в целом. Никогда я не слышала, чтобы кто-то настолько ехидно отзывался о ком-то. Имя Смолянова она назвала так уничижительно-ласкательно, будто выплюнула.
— Что здесь происходит? — раздался резкий голос.
Я вздрогнула, почувствовав дрожь и напряжение во всем теле. Только на один единственный голос я реагировала так остро.
Старцев стоял в проходе, внимательно разглядывая нас с Лидией.
— О, мой дорогой племянничек, — с кривой усмешкой поприветствовала она.
Я удивленно перевела взгляд со Старцева на женщину, вдруг осознав, кого она мне напоминала. Этот резкий, угрожающий прищур глаз. Манера чеканить и обрывать слова.
— Развлекаетесь? — спокойно спросил Тимур.
— Сплетничаем, — она подмигнула ему.
Голос ее, на удивление, даже немного потеплел и стал мягче, когда она обращалась к нему.
Лидия достала из маленькой сумочки пачку сигарет. Поймала мой внимательный взгляд и протянула мне открытую упаковку. Я кивнула и вытащила сигарету. Курила я только под настроение. Иногда редко, иногда чаще.
Старцев не дал мне даже прикурить, вырвал сигарету и резко сказал:
— Тебе пора. Наверняка Смолянов тебя потерял.
Я поймала его взгляд, сейчас ни о чем мне не говорящий. Равнодушный, холодный, закрытый.
Почему-то вспомнился его день рождения. Я также, как сейчас, стояла на улице, правда успела сделать один затяг, пока он не вырвал сигарету из рук. И просто сказал: «Тебе не стоит курить». Никогда ему не нравилась моя привычка курить. Прошли годы, а ничего не изменилось. Меня это удивляло. Ведь мы чужие друг другу, тогда были, да и сейчас есть. Так почему его раздражает и беспокоит сигарета в моих руках?
— Я сама решу, когда и что мне пора, — отчеканила я.
Развернулась лицом к Лидии, намереваясь попросить еще одну сигарету. Он не имел никакого права мне указывать или придумывать свои правила. Никакого. Абсолютно. Это злило. Мне хотелось показать и доказать, что он никто, что я не слушаюсь его приказов.
— Сломаю и эту, — тихо и спокойно прозвучало совсем близко от моего уха. Я даже не была уверена, что эту фразу слышала его тетя, которая разглядывал нас с излишним любопытством.
— Бесишь, — прошипела сквозь зубы.
Уходить вот так не хотелось. Как будто последнее слово осталось за ним.
— Позвольте? — я всё-таки потянула руку к пачке. Только прежде, чем Старцев вырвет у меня сигарету, сжала ее так, чтобы он не смог забрать. — Поищу место поспокойней.
Бросила взгляд на Старцева. Мне на секунду показалось, что его развеселила моя выходка. Да, наверное, я повела себя немного по-детски, но не могла я просто уйти, поджав хвост. Нужно было хоть что-то сделать.
Посмотрела на Лидию, которая продолжала курить с интересом наблюдая за нами, сказала краткое “спасибо” и пошла прочь. Только выйдя в коридор подумала о том, что логичней было бы спуститься в сад по лестнице, примыкающей к веранде, но вернуться обратно я бы не смогла даже под дулом пистолета. Тогда я застыла за дверями веранды, надеясь, рассчитывая, услышать что-то не предназначенное для моих ушей, как один раз уже это сегодня получилось сделать.
— Интересно… — раздался протяжный голос Лидии.
— Не начинай, — резко оборвал её Тимур.
— Опять не можете поделить девушку?
— Я женат.
— И когда тебе это мешало? — насмешливо уточнила его тетя. На долгие секунды воцарилась тишина. А потом опять прозвучал ее еще более повеселевший голос: — Значит, ей курить нельзя, а тебе можно?
Старцев так и не ответил. Я простояла несколько минут, они так больше ничего друг другу не сказали, и тогда я пошла прочь, чтобы не быть пойманной с поличным.
Вышла в сад. Увидела мужчину, попросила прикурить. И решила пройти вглубь. Прижалась к какому-то массивному дереву, прячась от всех вокруг, и глубоко затянулась. Закашлялась, но упрямо сделала еще один затяг. Выглянула из-за дерева, посмотрев на веранду, где только что была.
Лидии там уже не было, а вот Старцев все еще стоял на месте. И смотрел прямо на меня. Я отсалютовала ему и на показ сделала очередной затяг, медленно выдыхая густой дым. Внутри какое-то невероятное чувство удовлетворения и хочется прокричать: “не будет по-твоему, будет по-моему”. Глупое, детское, наивное чувство, но такое приятное. Словно я победила. Пусть не войну, но одно маленькое сражение. Самой от себя смешно, но не могу иначе. С ним не могу по-другому. Хочется делать все назло и вопреки.
Глава 13. Рубашка
Когда возвращаюсь в комнату, Смолянова еще нет. Спокойно смываю косметику, принимаю душ. Для сна я взяла с собой рубашку Старцева, которую нагло забрала, когда была в Сити. Не смогла удержаться. Я в ней, если быть честной, спала с тех самых пор, как она у меня оказалась. Но сейчас такой ночной наряд кажется не совсем уместным в сложившихся обстоятельствах. Я думаю о том, что глупо вообще было брать вещь, которая принадлежит Тимуру сюда, с собой. Но вариантов уже особо нет, а я ведь планировала изначально спать одна.
Смолянов как раз расстегивает рубашку, когда я выхожу из ванной. Бросает на меня взгляд, внимательно рассматривая босые ноги, едва прикрытые не слишком длинной рубашкой, и торчащие пики сосков из-под тонкой ткани, отреагировавшие на перепад температуры между разгоряченным воздухом ванны и прохладным в спальне. Я скрещиваю руки, пытаясь спрятаться от его жадного взгляда.
— Хочу тебе напомнить, что у нас сугубо деловые отношения, — насмешливо говорит Смолянов, но хриплый голос его выдает.
Я безразлично пожимаю плечами и ныряю под одеяло.
Он скидывает рубашку, я стараюсь не глазеть на него. Идет в ванную.
Кровать действительно огромная. Если Смолянов ляжет с другого края, между нами поместится минимум несколько человек. Я выдыхаю расслабленно, слишком устав от нервного напряжения и переживаний последних часов. Засыпаю практически мгновенно.
Пробуждаюсь внезапно. В комнате темно и тихо. Рукой нащупываю телефон на тумбочке возле кровати. Два часа ночи. Поворачиваюсь на бок в надежде уснуть обратно, но сон не идет. Ворочаюсь, кручусь и в итоге вылезаю из-под кровати. Смолянов спит, лежа на животе. Свет луны освещает его мощную спину, сбившееся в районе бедер одеяло. Решаю сходить на кухню, чтобы попить воды.
На цыпочках иду по коридору, спускаюсь по лестнице. Пытаюсь сориентироваться и вспомнить, в каком направлении идти дальше. Кажется, Смолянов указывал на противоположную дверь от столовой, а она, как я помнила, справа.
Кухню освещает лунный свет из окна. Он падает на островок, стоящей посередине помещения. В комнате темно, но глаза уже привыкли к мраку, поэтому я не включаю свет. Ищу кувшин с водой или что-то похожее. Нахожу. Теперь по очереди открываю дверцы в поисках стакана. Наливаю себе воды и разворачиваюсь. Облокотившись на столешницу, застываю.
Шокировано смотрю на человека, сидящего за небольшим столом около стены. Лунный свет не попадал в эту часть комнаты, поэтому я не заметила никого, когда вошла.
Делаю глоток, продолжая разглядывать безмолвную тень. Надо ли мне завести разговор? Что-то спросить? Решаю не нарушать тишину.
— Это моя рубашка? — раздается внезапно резкий голос.
Я вздрагиваю от неожиданности, бокал выпадает из рук и с громким звоном разбивается, разлетаясь на мелкие осколки. Я чувствую боль в ноге и непроизвольно делаю шаг в сторону. Из груди вырывается болезненный вскрик, потому что босые ступни пронзает адское ощущение.
Тимур оказывается рядом очень быстро. Подхватывает меня на руки и усаживает на кухонный островок. Теперь, в свете лунного света, я вижу его хорошо. Он смотрит на меня внимательно, мрачно. Взъерошенный, в расстегнутой наполовину рубашке. Что он здесь делал?
