— Так вы думаете все уладится, мистер Джон?
— Н…не знаю, Тр…Троттер. Все з…зависит от обстоятельств. Я надеюсь, что уладится, но не могу с. сказать н…ничего определенного, пока не приедет Мэтью. Я почти у…уверен, что он захочет вернуться в Америку. Если да, то я…я бы с радостью остался, чтобы заботиться о п…поместье. — Он виновато глянул на мистера Бургесса. — Ее…если честно, университет мне не слишком-то по д…душе, сэр. Мне очень ж…жаль.
Тилли вручила каждому по чашке чая; беседа стала общей. Когда мистер Бургесс начал клевать носом, Джон, глазами указав на него Тилли, тихо встал, взял шляпу и пальто и на цыпочках направился к двери. Тилли последовала за ним.
Когда оба оказались на дорожке, ведущей к дому, она задала юноше вопрос, который не давал ей покоя с того самого момента, как Джон упомянул о полученном от брата письме:
— Мэтью хоть как-то упоминал обо мне, Джон?
Молодой человек похлопал плетью по отвороту сапога.
— Нет, Трот…Троттер. Я об…объяснил ему все, но он н-ничего не написал о…о тебе. Видишь ли… — в его взгляде читалось смущение, — я спросил его, мож…можно ли мне снова взять тебя в Мэнор в качестве э…экономки, потому что в доме и п…правда нужна экономка, Троттер. Б…Бидди, конечно, молодец, и К…Кэти, и все остальные, но нет р…руководящей руки. Жаль, что он н…ничего не написал об этом.
Тилли положила руку на его рукав:
— Не беспокойтесь, Джон. Я уверена, что Бидди отлично справится. А мне хорошо и здесь.
Слегка покраснев и заикаясь больше обычного, он пробормотал:
— Это н…неподходящее м…место для р…рождения р…ребенка, Троттер.
— Некоторым приходится появляться на свет в местах, гораздо худших, чем это, Джон.
— Д…да, ко…конечно. Но я в…все время думаю о том, что твой ребенок будет м…моим единокровным братом или с…сестрой.
— Мне очень приятно, что вы смотрите на это таким образом. Вы такой добрый, Джон. Побольше бы таких, как вы.
— Д…даже заик? — смеясь, спросил он.
— Д…даже заик, — в тон ему ответила Тилли.
— М…меня так беспокоит мое заикание, Тро… Троттер. — Молодой человек снова похлопал плеткой по голенищу сапога. — Ни одной д…девушке это не п…понравится.
— Чепуха! Чепуха! У вас статная фигура, приятное лицо. Когда появится та, настоящая, ей будет все равно, как вы говорите.
— Даже т…тогда, когда мне при…придется произносить: «Я в…вас люблю?»
Тилли с грустью посмотрела на него. Что, пожалуй, больше всего было ей симпатично в этом мальчике — это его способность подшучивать над собственными печалями. Вот и сейчас, когда он заговорил об ожидавшем его безрадостном, лишенном любви будущем, и ему было по-настоящему больно, он все же шутил. Ей захотелось обнять его и сказать: «Я люблю тебя, Джон», как она не раз делала это раньше, по-матерински выказывая ему свою любовь. И неважно, если даже ей приходилось шлепать его при этом.
Подхватив его шутливый тон, Тилли заговорщически наклонилась поближе и, крепко сжав его руку пониже локтя, сказала:
— В деревне все уверены, что я ведьма. Ваш отец тоже иногда называл меня ведьмой. Иногда я и сама начинаю верить в это. Например, я верю, что если я очень сильно пожелаю чего-нибудь, это сбудется. И вот теперь, начиная с этой самой минуты, я буду вызывать в своем воображении образ юной леди, которая бросит свое сердце к вашим ногам.
— О, Тро…Троттер! — Судорожно раскрыв рот и несколько раз дернув головой, Джон наконец выговорил: — Тро…Троттер, тебе просто цены нет. Я всегда п…понимал, почему отец любил тебя. Д…до свидания, Троттер, я буду навещать тебя. Т…теперь я часто б…буду приезжать.
— До свидания, Джон.
Она стояла, не сводя с него взгляда, пока он не сел на лошадь, и лишь потом, ответив на прощальный взмах его руки, повернулась и пошла к дому.
Мистер Бургесс крепко спал, опустив голову на высокий, обтянутый плюшем валик дивана. Стараясь не шуметь, Тилли поднялась к себе в комнатку под самой крышей. И тут, присев на край низкой кровати и глубоко вздохнув, она закрыла лицо руками, а между ее пальцев потекли слезы. Ей уже давно было известно чувство одиночества, но такого она не испытывала никогда. И оно усилилось до предела за последние несколько минут. Этот милый, добрый мальчик принес с собой дух Мэнора, дома, который некогда — так долго! — был и ее домом. Вот это чувство отчаянного, беспредельного одиночества и исторгло из груди Тилли надрывный стон:
— О Марк! Марк! Что же мне делать?..
Ребенок Тилли родился через пять минут после полуночи 27 июня 1853 года. Это был мальчик, и когда Бидди подняла его за ножки и шлепнула по испачканной кровью попке, он заорал так, как заорал бы любой другой мальчишка на его месте — Кэти, поднимавшаяся в это время по лестнице с кувшином горячей воды в руках, чуть не споткнулась.
— Это парень! — крикнула ей мать. — Иди-ка сюда, поставь кувшин и возьми его. Мне надо заняться с Тилли.
Вглядываясь в свете лампы в измученное, покрытое потом лицо молодой женщины, которую она любила, как родную дочь, Бидди негромко сказала:
— Глянь-ка, девуля, у тебя сынок, да такой здоровяк! Лежи спокойно, с тобой все в порядке.
Тилли прикоснулась кончиками пальцев к щечке своего сына, потом закрыла глаза. Да, она устала, она очень устала. То была долгая борьба — почти двое суток, но теперь у нее был сын. У нее с Марком был сын. «О Марк, Марк, знаешь ли ты об этом?» Вместе с ее долгим, глубоким, усталым выдохом, ее живот опал, втянувшись чуть ли не до самого позвоночника.
— Что ты, девочка? Я не расслышала.
— Как ты думаешь, Бидди, он знает?
— Кто, девочка?
— Марк… хозяин.
— Он непременно узнает, девочка. Он узнает. А пока дай-ка я обихожу тебя — и спать. Уж поверь мне, я кое-что понимаю в этих делах — тебе обязательно надо поспать. А этот молодец будет рядом с тобой еще до того, как ты проснешься.
— Спасибо, Бидди. Спасибо.
Тилли едва ощутимо пожала ее руку…
Сквозь маленькое окошко в комнату проникал дневной свет, и в этом свете Тилли увидела, что Бидди протягивает ей ребенка. Она взяла его на руки, и когда он жадно схватил грудь, Бидди сказала:
— Ну вот, теперь ты знаешь, что стала матерью, девуля.
Тилли вгляделась в сына. Она удивилась, увидев, что у него есть волосики, но еще больше удивилась тому, что его личико было почти точной миниатюрной копией лица его отца. Она зачарованно смотрела на крохотную ручонку, тычущуюся ей в грудь — широкую с квадратными пальчиками. Подняв глаза на Бидди, Тилли рассмеялась:
— Если он не слишком изменится, несложно будет определить, кто его отец.
