Грэм осторожно отстранилась, ее лицо снова стало непроницаемым.
"Ты очень добрая женщина", – спокойно сказала она.
Анна смотрела на нее растерянно. Доброта? Что бы она ни чувствовала к этой женщине, это было значительно больше, чем доброта! Она почувствовала отстраненность Грэм, так же, как тогда в саду. Быть так близко к ней, и в следующий момент потерять эту связь, оставшись с ноющей пустотой внутри, которую было сложно вынести.
"Если я поем, ты позволишь мне вернуться к работе?" – спросила Грэм, отходя в сторону.
"Конечно", – грустно ответила Анна.
На следующее утро Хэлен с трепетом вошла в музыкальную комнату. Анна была подавлена весь предыдущий день после разговора с Грэм. Единственным ее комментарием было: – "Она немного поспала и обещала поесть. Если она этого не сделает, позови меня".
Затем Анна вышла в сад и сосредоточенно проработала целый день. Когда после захода солнца она наконец появилась в кухне, она села на стул с полузакрытыми глазами. Прежде, чем Хэлен удалось заставить Анну поесть, ей пришлось заверить ее в том, что она забрала поднос Грэм пустым. Когда Анна шла спать, Хэлен была уверена, что видела слезы на ее щеках. Хэлен начала опасаться, что они обе делают себе только хуже.
"Определенно нужно что-то предпринять!" – подумала она и громко постучала в дверь Грэм.
"Войдите." – Грэм стояла в проеме французской двери, уставшая, но улыбающаяся.
Хэлен облегченно улыбнулась. – "Как ты, моя дорогая?"
"Я закончила, Хэлен. Это всего лишь вариации, но я закончила," – сказала она с ноткой удивления. – "Первая настоящая работа за долгое время!"
"О, я так рада!"
Лицо Грэм омрачилось. – "Да, но я не уверена, что она стоящая. Я никогда раньше об этом не думала. Никогда не оценивала свою музыку, никогда! Боже, как должно быть самонадеянно думать, что я способна написать что-то сейчас! Музыка прежде всего должна быть живой! Как я могу создать что-то живое, когда сама едва существую?"
"Но Грэм, ты живая!"
"Правда? Я забыла, каково это – думать о чем-то, о тебе, о себе, о ком-либо. Солнце больше меня не греет, соленый воздух больше не обжигает мою кожу, прикосновение чьей-то руки…" – Она запнулась и отвернулась. – "Мое тело стало моей тюрьмой, а слепота – мой тюремщик! Как эти руки могут создавать музыку, когда я пленник своего одиночества?!"
Хэлен инстинктивно отреагировала на терзания Грэм, скорее почувствовав, чем поняв, что ее мучит. Грэм никогда не жаловалась на одиночество, пока не появился кто-то, напомнивший ей об отношениях.
"Дело в Анне, да? Что-то случилось?"
Грэм погрустнела, лицо ее стало загадочным.
"Нет, ничего," – коротко ответила она. – "Она жалеет меня, потому что она добрая. И все".
Хэлен покачала головой.
"Она добрая, в этом ты права. Но она тебя не жалеет. Она сама слишком сильная женщина, чтобы полагать, что тебе нужна ее жалость".
"Она меня не знает", – с горечью сказала Грэм.
"Тогда позволь ей узнать тебя! Ты путаешь заботу и жалость, Грэм. Позволь ей заботиться о тебе!"
"Нет. Это невозможно," – сердито ответила Грэм. – "Ради бога, Хэлен. Уж ты бы должна это знать! Ты забыла, кто я? Или ты могла забыть, что бывает, когда я позволяю кому-то заботиться о себе? Ты хочешь, чтобы это повторилось?"
Хэлен вздрогнула от ее слов, и воскликнула:
"Как я могла забыть, чего стоила тебе любовь, Грэм? Я вижу это каждый раз, как смотрю на тебя! Но не обязательно всегда должно быть так!"
"Наверное, для меня – обязательно," – тихо ответила Грэм, изнуренная количеством нападок на ее душу и тело. – "Наверное, для меня иначе не бывает".
Хэлен узнала смирение в ее лице и задумалась, не слишком ли поздно для Грэм Ярдли обрести счастье.
***
Анна увидела Грэм только через два дня. Это были два бесконечных дня, на протяжении которых она пыталась не думать и не беспокоиться о ее сложном работодателе. Она пыталась сосредоточиться на собственной жизни, но поняла, что Ярдли и его неотразимая хозяйка стали огромной ее частью.
Когда Грэм одним теплым днем наконец присоединилась к ней на террасе, она поприветствовала ее дружелюбно, но с подчеркнутой дистанцией. К превеликому сожалению Анны, женщина, которая гуляла с ней вдоль цветочных аллей, исчезла. Анна почувствовала, что не стоит спрашивать, как Грэм провела это время, или обсуждать планы обновления Ярдли и мысли Грэм по поводу новшеств в саду. Грэм Ярдли была такой же сдержанной, равнодушной и неприступной, как тогда, когда они встретились впервые. Анна очень скучала по моментам близости, которые возникали между ними, только сейчас осознав, как много они для нее значили. Борясь с сильным разочарованием, она пыталась смириться с тем, что Грэм не нужно было от нее ничего, кроме секретарской помощи.
"Тебе пришло письмо," – равнодушно сказала Анна. – "Хочешь, чтобы я прочла?"
Грэм кивнула, мыслями она была далеко. Со вздохом Анна развернула несколько исписанных сиреневых страниц. Она начала читать вслух:
"Моя дорогая Грэм.Прости, что не писала все это время, но ты тоже не изъявляла желания поговорить со мной. Я много раз звонила, хотела приехать, но Хэлен всегда говорила, что ты не хочешь меня видеть. Все эти годы ты была в моих мыслях, хотя сомневаюсь, что ты мне поверишь".
Анна остановилась, смутившись о такого личного тона письма.
"Это очень личное, Грэм. Наверное, лучше, если Хэлен прочтет его тебе".
"Закончи", – строго приказала Грэм, встав так быстро, что стул, на котором она сидела, упал на патио. Бормоча ругательства, она выпрямилась и стала ходить вдоль края балкона.
Анна неохотно продолжила читать надушенное письмо.
"Ричард уехал по делам в Бостон, и вряд ли ему понадобится моя компания. Я знаю, что после стольких лет с моей стороны будет самонадеянным просить, но я так хочу тебя увидеть! И я очень хочу снова увидеть Ярдли. Я приезжаю 6 июня. Пожалуйста, дорогая, позволь мне приехать! Я скучала по тебе больше, чем бы можешь себе представить. До встречи, Кристина".
Грэм молчала, ее руки намертво вцепились в перила. Со своего места Анна видела, как она дрожала.
"Грэм?" – мягко спросила она, испугавшись ее реакции.
"Сегодня первое июня, да?" – наконец спросила Грэм почти шепотом. Она отвернулась, отчаянно пытаясь совладать с эмоциями.
"Да".
Грэм резко обернулась, глаза ее вспыхнули. Она так крепко сжала ручку своей трости, что сухожилия ее кисти стали заметными под кожей. Усилием воли она попыталась звучать спокойно.
"Если ты не против, я бы хотела закончить с остальной почтой в другой раз".
Встреча однозначно была окончена, и Анна еле сдержалась, чтобы не позвать Грэм, когда та ушла. Грэм ясно дала понять, что ее забота была нежелательной. Тем не менее, Анна не могла выбросить из головы ни письмо, которое так взволновало Грэм, ни загадочную Кристину.
