— Я? Сержусь? Вовсе нет, уверяю вас!
— Значит, вы одобряете мой план?
— Ни в коем случае. Однако мое мнение больше не имеет значения — я правильно поняла?
Она убрала скатерть в выдвижной ящик стола и резким движением захлопнула его, неосознанно выдавая еле прикрытый гнев. Однако лицо ее оставалось бесстрастным, а губы чопорно поджатыми.
— Вы же знаете, что ваше мнение для меня важно. Вы столько сделали для детей! Не думайте, пожалуйста, что я вам не признательна. Но они уже не малыши.
— И к чему же вы клоните, позвольте спросить?
— Я просто хочу сказать, что теперь могу позаботиться о них сама.
Няня повернулась к ней. Впервые за этот вечер их взгляды встретились. И пока они смотрели друг другу в глаза, краска ярости медленно заливала сначала ее шею, а потом и лицо до самых волос.
Няня сказала:
— Вы меня увольняете?
— Нет, я не это имела в виду. Впрочем, теперь, когда мы об этом заговорили, я думаю, так будет лучше. Для вас и для всех остальных. Возможно, для вас в первую очередь.
— И почему же для меня так будет лучше? Я всю свою жизнь отдала вашей семье, воспитывала Энтони с самого его рождения, и мне совсем не хотелось ехать в Шотландию и растить ваших детей, не хотелось уезжать из Лондона, но леди Кейли попросила меня, а поскольку речь шла о семье, я поехала, пожертвовав своими интересами, и вот ваша благодарность…
— Няня, — мягко перебила Вирджиния, когда та остановилась, чтобы перевести дыхание, — именно поэтому так будет лучше. По этой самой причине. Разве не пора вам начать все с чистого листа, найти нового младенца, чтобы растить его с пеленок, попасть в другую семью? Знаете как говорят: детская не детская без младенца, а Николасу уже шесть…
— Не думала я, что доживу до такого дня…
— А если вы не хотите новую семью, то почему бы вам не обсудить это с леди Кейли? Возможно, вы придете к какому-то соглашению. Вы прекрасно ладите между собой, вам нравится жить в Лондоне, видеться с друзьями…
— Я не нуждаюсь в ваших советах, благодарю покорно… после того как я отдала вам лучшие годы… вырастила ваших детей… никогда не ожидала никакой благодарности… такого бы не случилось, если бы бедняжка Энтони… если бы Энтони был жив…
Она никак не могла остановиться, а Вирджиния сидела и покорно слушала обвинительную речь в свой адрес. Она говорила себе, что это самое малое, что она может сделать. Все кончено, концы обрублены, она свободна. Больше ничто не имеет значения. Осталось любезно дотерпеть, пока няня закончит, сделать это в знак уважения, как дань от победителя побежденному после кровавой, но достойной схватки.
Позднее она поднялась пожелать детям спокойной ночи. Николас спал, Кара все еще читала. Когда мать вошла в комнату, она медленно подняла глаза, с трудом отрываясь от книги. Вирджиния присела на краешек ее кровати.
— Что ты читаешь?
Кара показала ей обложку.
— «Искатели сокровищ».
— Я помню эту книгу. Где ты ее нашла?
— На книжной полке в детской.
Она аккуратно отметила страницу закладкой, которую собственноручно вышила крестиком, закрыла книгу и отложила ее на тумбочку возле кровати.
— Ты говорила с няней?
— Да.
— Сегодня она целый день была сама не своя.
— Правда?
— Что-то случилось?
Как же тяжело быть такой восприимчивой, такой чувствительной к малейшим переменам настроения других людей, когда тебе всего восемь лет, ты крайне застенчива, не слишком хороша собой да еще носишь очки в круглой стальной оправе, в которых становишься похожа на совенка.
— Ничего не случилось. Просто кое-что изменилось. У меня есть новости.
— Какие?
— Завтра утром я возвращаюсь в Корнуолл на поезде и забираю тебя и Николаса с собой. Ты хочешь поехать?
— То есть… — лицо Кары засияло, — мы едем погостить у тети Элис?
— Нет, мы будем жить в собственном доме. Забавном маленьком домике под названием Бозифик. Сами будем вести хозяйство, готовить…
— А няня с нами не поедет?
— Нет. Няня останется здесь.
Воцарилось долгое молчание. Вирджиния сказала:
— Ты что, против?
— Нет, не против. Но я думала, она поедет тоже. Вот почему она была сама не своя.
— Для няни это нелегко. Вы с Николасом были ей как дети с самого рождения. Но, я думаю, вы уже выросли из няни, как вырастаете из своих платьев и пальто… Вы достаточно взрослые, чтобы самим отвечать за себя.
— То есть няня больше не будет жить с нами?
— Нет, не будет.
— А где же она поселится?
— Возможно, она найдет другого младенца, о котором нужно заботиться. Или останется здесь, с бабушкой.
— Ей нравится в Лондоне, — сказала Кара. — Она мне сама сказала. Гораздо больше, чем в Шотландии.
— Вот видишь!
Несколько секунд Кара обдумывала ее слова. Потом спросила:
— А когда мы едем в Корнуолл?
— Я же сказала. Завтра, на поезде.
— И когда он отбывает? — Ей хотелось знать все подробности.
— Около половины десятого. А до вокзала доберемся на такси.
— А когда мы возвращаемся в Кирктон?
— Думаю, ближе к концу каникул. Когда вам будет пора идти в школу.
Кара молчала. Невозможно было понять, о чем она думает. Вирджиния сказала:
— А сейчас пора спать. Завтра у нас будет длинный день, — она наклонилась, ласковым движением сняла с Кары очки и поцеловала дочку.
Когда она уже шла к двери, Кара вдруг снова заговорила:
— Мамочка!
Вирджиния обернулась.
— Да?
— Ты приехала…
Вирджиния недоуменно нахмурила брови.
— Ты приехала, — повторила Кара. — Я просила написать, а ты взяла и приехала!
Вирджиния припомнила письмо от Кары, ставшее катализатором всех последующих событий, и на ее лице промелькнула улыбка.
— Да, — сказала она. — Приехала. Решила, так будет лучше.
И она вышла из комнаты, готовясь к последнему испытанию: молчаливому ужину в компании леди Кейли.
Вирджиния просыпалась постепенно, с непривычным чувством удовлетворения. Она ощущала себя энергичной и собранной — оба этих ощущения были для нее внове, так что Вирджиния позволила себе немного понежиться в постели, смакуя их. Удобно устроившись на невероятно комфортабельной гостевой кровати леди Кейли, подложив под голову подушки, окутанная тончайшими льняными простынями с мережкой и одеялами, легкими словно облачко, она наблюдала за тем, как утреннее солнце зарождающегося летнего дня продевает золотые нити сквозь ажурную крону каштана. Все тяжелое было позади, сложности, которых она опасалась, так или иначе разрешились, а через несколько часов она и дети будут уже в поезде. Она говорила себе, что после вчерашнего вечера ее не напугаешь никакой проблемой, ни одно препятствие больше не казалось ей непреодолимым, ни одна задача слишком запутанной. В своем воображении она осторожно заглянула на несколько недель вперед, попыталась представить, как будет в одиночку справляться с Карой и Николасом, перебрала в уме многочисленные недостатки коттеджа, который так необдуманно арендовала для них, но ее приподнятого настроения это не поколебало. Она ступила на новый путь. С сегодняшнего дня все пойдет по-другому.
