Валентина Седлова - Под потолком небес

— Ланка, у меня просто слов нет! Я так тебе обязана! Ты… Ты для меня за эту неделю столько сделала, сколько никто другой за всю жизнь! Спасибо, сестренка, ты — чудо!

— Так что, завтра идешь на свою работу?

— Не хотелось бы, а придется. Я же пока не в декретном отпуске, сама понимаешь.

— Да плюнь ты на эту работу, все равно, наверняка, гроши за нее получаешь.

— Но меня же тогда уволят!

— И что ты потеряешь? Детские деньги тебе в любом случае выплатят, только на пятьдесят с хвостиком рублей ребенка не прокормишь все равно.

— Нет, я так не могу. Я же людей подведу. И с деканом отношения испорчу.

— Что ж, я не могу указывать тебе, как жить: сама уже большая девочка. Просто я так надеялась, что ты завтра с Костей посидишь… Мне завтра целый день на фирме придется торчать, компьютер отрабатывать. Его же не просто за мои красивые глазки привезли. Да ладно, иди на работу, не забивай себе этим голову. Я просто завтра соседку попрошу за ним присмотреть — в первый раз что ли!

— Ланка, извини меня, я — страшная эгоистка, даже и не подумала, что у тебя могут быть такие проблемы! Я завтра позвоню на работу, скажу, что заболела. А послезавтра схожу в поликлинику, может быть они у меня что-нибудь обнаружат и в самом деле на больничный отправят.

— Наташка, спасибо тебе огромное, даже не представляешь, как ты меня выручишь! Извини, что я тебе лишнего наговорила, это я просто расстроилась слегка. Я же так за тебя переживаю, тебе еще столько предстоит вынести, что только держись. Чего только один роддом стоит!

— А там страшно?

— Там противно. Бабищи, к которым нормальный мужик последний раз лет пять назад приставал, да и то по пьяному делу, начинают на тебя орать, какого фига ты тут скулишь, им на психику давишь. Пытаешься объяснить, что тебе очень больно, а они в ответ — нечего было трахаться.

— Что, тебе прямо так и сказали?

— Ага, прямо так. Не буду же я им объяснять, что моего желания как бы никто в момент зачатия не спрашивал, и я вообще ничего не помню. Но обидно было — до жути. Если бы ноги не были привязаны — точно бы из окна сиганула, у меня в тот момент мозги с катушек капитально съехали, я это уже потом поняла, где-то через недельку.

— А они что, еще и ноги привязывают?

— Если сильно бьешься и мешаешь им у тебя внутри шарить.

— Ужас! Мамочки, даже просто представить — и то полный кошмар!

— Да это еще так, цветочки. Со мной они быстро закончили, Костик, слава Богу, быстро вышел. А вот у соседки по палате эти эскулапы два ребра сломали.

— А это как?

— Да пока они сообразили, что надо было кесарево делать, ребенок крупный, под пять кило весом, он уже наполовину родился и застрял. Вот они и начали «плод изгонять», матери на живот давить. Нижние ребра и сломали. Плюс к этому, пока ребенок рождался, он маму нехило разорвал. Ее зашивать надо, и тут кому-то в голову мудрая мысль пришла: «А у роженицы сердце слабое, ей наркоз противопоказан». Так заштопали прямо на живую. Часа за полтора справились.

— Подожди, это как — на живую?

— То есть с двумя таблетками анальгина и без всяких там излишних сантиментов.

— Но ведь это же очень больно, человек же не выдержит! Я бы орала, наверное, как резаная.

— Человек не выдержит, а женщина — все стерпит. Когда эту девчонку выписывали, все как полагается, муж пришел, бабушки-дедушки с обеих сторон, и тут этот придурок смотрит на конверт с маленьким и умиленно так говорит: «Дорогая, какой прекрасный подарок ты мне преподнесла! Это будет первый из нашей маленькой волейбольной команды!» Так весь роддом сбежался посмотреть, как двое новоиспеченных дедушек ее от мужа оттаскивали. Она его на месте хотела грохнуть, или хотя бы отбить ему то, чем он собрался остальных детей кропать.

— Да, вот это история! Но парень тоже молодец, сообразил, когда жене такое ляпнуть. Или он не знал, каково ей пришлось?

— Может быть, и знал, только это же все чистая абстракция, пока сам на себе не испытаешь. А откуда мужику это знать, сама посуди? Они вообще по жизни одни лишь сливки собирают, а нам все расхлебывать.

— Не знаю, честно говоря, я так боюсь рожать, да еще и после того, что ты рассказала…

— Да не переживай ты так: время придет, родишь как полагается, пройдешь через свою долю мучений и забудешь, как страшный сон. Запомни только одно: это тебе сидеть с ребенком, тебе его сопельки лечить и массаж делать, а не врачам. Поэтому хоть они и считают себя главными, а твое мнение и в грош не ставят, просто плати им той же монетой. Они на меня кричали: «Тужься, давай!», — а я лежу и знаю, что мне сейчас тужиться не надо. А потом словно что-то внутри сказало «Пора!», и у меня все получилось. Им всегда все не нравится: есть токсикоз — не нравится, нет токсикоза — что-то не в порядке, наверное, не правильный обмен веществ, и так далее по списку.

— И что, так во всех роддомах?

— Мне кажется, что во всех. Если у парней самый страшный сон — это служба в армии и дедовщина, то у нас — предродовая и родовая палаты. Я, наверное, больше не буду рожать. Мне Костика с головой хватило.

— А если замуж выйдешь, хороший муж и все такое, наверняка же от тебя ребенка захочет, как тогда?

— Корешок ему от прошлогоднего одуванчика, а не малыша! Если так хочет папой стать, пусть ищет другую дуру, которая на это пойдет. А я — пас, извините.

— А нас у мамы четверо…

— Маньячка твоя мама. Извини, это так, вырвалось!

— Да я все понимаю, не извиняйся. Просто думаю, как она это смогла?

— Да скорей всего наш с тобой папа воду мутил: или рожай, или в Москву уеду. Он же моей матери тоже голову морочил, будь здоров! А может быть, она таким образом хотела его крепче к семье привязать: куда ж он денется, когда на нем столько голодных ртов висят. А он весь из себя такой правильный, ответственный, вот и остался.

— Да, это ты верно про него заметила, он действительно всегда пытается быть «правильным». Правда, не всегда получается. Но если уж ему что в голову втемяшится, то лучше на дороге не стоять. Хотя на самом деле он добрый и забитый. Мать им вертит, как корова хвостом.

— Я знаю. Я его как-то раз попросила остаться со мной и мамой — еще маленькая была, глупая — а он погладил меня по голове, заплакал и ушел. Мама меня потом долго спрашивала, чего это я ему такого наговорила. А я молчу и тоже плачу.

— Ланка, я давно хотела спросить, но все как-то неудобно было. А почему твоя мама замуж не вышла?

— Кто б ее с чужим ребенком на руках взял? Да и робкая она у меня была. Она как в отца влюбилась, так, словно в омут с головой ушла, ни о чем не думала, кроме как о своей любви. А когда он ее бросил, то решила, что это ей наказание за то, что она девичью честь не соблюла и все такое. У ее родителей с этим строго было, а когда их не стало, то старшая сестра, тетка моя, ей мозги промывала. У меня же тетка так и отправилась в мир иной старой девой, потому что всем своим поклонникам говорила, что сначала в ЗАГС, а уж потом извольте. А кто ж на почти пятидесятилетнюю мегеру польстится, да еще и при таком условии?