Джанет Дейли - Маскарад

– Помню. – Выходит, она не забыла и не передумала.

– Не откажетесь же вы от приглашения одного из директоров «Кресент Лайн»!

Коулу как раз очень хотелось отказаться. Чутье подсказывало ему держаться от Реми подальше. Ему ведь уже не двадцать лет, и он прекрасно понимает, что это за штучка. В юности он, конечно, мог клюнуть на такую, но только дураки повторяют свои ошибки.

– И куда мы с вами пойдем? – равнодушно осведомился он, решив поскорее отделаться и позабыть про Реми Жардин.

– В «Галатур». – В улыбке Реми сквозило лукавство. – Но не беспокойтесь, мистер Бьюкенен. Компании за это платить не придется.

Однако у него возникло стойкое предчувствие, что уж он-то расплатится за все сполна.

Они пошли в ресторан, находящийся во Французском квартале. Впрочем, слово «пошли» в данном случае было неуместно. Летом по Новому Орлеану не ходили, а ползали – такая там царила удушливая жара.

Когда они пересекли Кэнал-стрит, отделявшую деловую часть города от узких улочек и тесно стоявших домишек района Вье-Карре, Коул невольно перенесся в прошлое. Затейливые чугунные решетки балконов, двери, ведущие во внутренние дворики, стук лошадиных копыт, старинные экипажи, в которых теперь катали туристов… Внезапно до него донеслись приглушенные звуки саксофона, и он узнал ритмы диксиленда… Низкий, с хрипотцой голос Реми странно волновал его, но Коул старался не думать об этом и сосредоточиться исключительно на смысле того, что она говорила… Старался и, увы, не мог.

За годы, проведенные вдали от Нового Орлеана, он успел позабыть, что в этом городе эротика разлита в воздухе и заряжает все вокруг сексуальной энергией. Причем для того, чтобы зарядиться, вовсе необязательно было идти на Бурбон-стрит, в район «красных фонарей». Там процветала грубая чувственность. А тонкая эротика сквозила в шелесте полупрозрачного платья его спутницы и в знойном воздухе, напоенном ароматом магнолий. Почему он целых полгода после своего возвращения сюда не вспоминал о любви? И почему вспомнил сейчас… рядом с Реми?

К тому моменту как они доплелись до «Галатура», длинная очередь, обычно выстраивавшаяся в обеденное время у входа в ресторан, уже съежилась и почти исчезла. Реми шепнула словечко метрдотелю, и их тут же усадили за столик в просторном светлом зале с зеркальными стенами. Посетители оживленно болтали, а под потолком лениво жужжали вентиляторы.

Окликнув знакомого официанта, Реми поинтересовалась, свежие ли моллюски. Она разговаривала с парнем как с давним приятелем. Коул критически усмехался, слушая их диалог. В фешенебельных кругах, к которым по рождению принадлежала Реми, считалось хорошим тоном поддерживать дружбу с официантами, поскольку это давало возможность быстро попасть в престижные рестораны типа «У Антуана», где имя официанта держалось в секрете и служило своеобразным паролем.

Проконсультировавшись с толстощеким Джозефом, Реми заказала на закуску устрицы, а на второе – жареную баранину. Коул выбрал коктейль из креветок и рыбу.

Когда официант ушел, Реми прошептала:

– Заранее предупреждаю: если вы не хотите, чтобы о чем-то растрезвонили на весь город, никогда не говорите про это в присутствии Джозефа. По меткому выражению нашей Нэтти, рот у него больше, чем Миссисипи.

– А кто такая Нэтти?

– Наша кухарка. Впрочем, она так давно живет с нами, что уже считается членом семьи.

– Понятно.

Коул мгновенно представил себе дородную негритянку, но вовремя удержался от комментариев. Вообще-то ему следовало сразу догадаться: дамы типа Реми Жардин не прочь выставить напоказ дружескую близость с прислугой. Им нравится демонстрировать свой либерализм.

Реми немного помолчала, наблюдая за Коулом, а потом небрежно спросила:

– Вы, я вижу, любите дары моря?

– На самом деле мое самое любимое блюдо – это фасоль с рисом.

Коул рассчитывал шокировать ее своей непритязательностью, но ошибся.

Реми рассмеялась, насмешливо сверкнув глазами.

– Мое тоже, только не говорите Джозефу.

Она отпила глоток сухого розового вина. Коул предпочитал виски с содовой.

– Нэтти изумительно готовит фасоль, – продолжала Реми. – Я такой нигде больше не едала. Вкусная, нежная – пальчики оближешь. Приправ немного. Нэтти выкладывает фасоль на рис и поливает все домашним соусом. Вы должны прийти к нам попробовать.

– Боюсь, у меня слишком много дел, мисс Жардин. Мне некогда вести светскую жизнь.

– Да-да, я слышала. Мой брат даже называет вас трудоголиком.

– Возможно, если бы ваш отец или дядя посвящали делам компании больше времени, мне не пришлось бы теперь засиживаться допоздна на работе, – сухо произнес Коул.

– Что ж, я сама напросилась на резкость, – пробормотала Реми и шутливо подняла бокал, словно собираясь выпить за здоровье Коула. – Между прочим, – небрежно добавила она, – я не обнаружила в бумагах сведений о вашей семье. Но, наверное, у вас все-таки есть родственники?

– Есть. – Он отвечал коротко и сдержанно, вовсе не желая развивать эту тему.

– Братья или сестры?

– Ни тех, ни других, – покачал головой Коул.

– А родители? Где они живут?

– Отец умер, когда мне было восемь. Мама живет здесь, в Новом Орлеане.

– Вот как? И вы часто с ней видитесь или… для этого у вас тоже не находится времени?

Девушка откровенно поддразнивала Коула, но добродушная улыбка смягчала колкость ее слов. Может быть, поэтому он не разозлился, а спокойно ответил:

– Примерно раз в неделю я заезжаю к ней в магазин. А иногда наведываюсь и домой.

– Вот как? А что у нее за магазин?

– Небольшая антикварная лавка.

– Правда? На Ройал-стрит?

Коул еле заметно усмехнулся.

– Нет, на Мэгэзин. Там не такая рафинированная публика.

Джозеф принес закуски. Дождавшись, пока он в очередной раз удалится, Реми поддела вилкой устрицу и осведомилась:

– Значит, ваша мать торгует антиквариатом?

– «Антиквариат» слишком громко звучит, – усмехнулся Коул. – Я бы выразился поскромнее. Там продаются старинные игрушки, кружевные занавеси, безделушки, – короче, всякие мелочи.

– И как называется ее лавка?

– «Лимонное дерево». А почему вы спрашиваете?

– Просто интересуюсь. – Реми пожала плечами, и тонкая ткань на мгновение натянулась на груди, подчеркнув соблазнительные округлости.

Коул отвел взгляд. Он не хотел этого замечать! Но… поделать с собой ничего не мог: Реми Жардин ему нравилась. Его тянуло к ней и когда они медленно брели по улицам, направляясь к ресторану, и еще раньше, как только она переступила порог его кабинета. Да что греха таить! Он уже полгода не может ее позабыть.