– Бедняжка, – сказала сестра, привычно перекрестившись, – не живешь и не умираешь. Для тебя земля превратилась в чистилище, несчастное создание.
Возле двери стояло ведро и швабра, и сестра Тереза не стала больше терять времени. Ей надо успеть убрать за утро еще тридцать комнат. Но, протирая пол, она не могла удержаться, чтобы не поглядеть краешком глаза на бедную молчаливую девушку, которая, как всегда, лежала, бессильно вытянув белые руки вдоль тела.
– Твою комнату убирать легче, чем другие, – протирая пол под кроватью, говорила сестра. – Одному Богу известно, как я молилась, чтобы ты устроила тут беспорядок. – Она посмотрела еще раз на ту, что звалась когда-то Натали Парнелл, и улыбнулась: – Святой Иуда не случайно не давал тебе умереть все эти годы.
Она кивнула с убежденностью, рожденной верой.
В следующую минуту добрая сестричка прислонила швабру к кровати и пошла сменить воду в туалет, находившийся в коридорчике возле палаты. Она наполнила ведро, но неожиданно остановилась, прислушиваясь к странному звуку, сама не понимая, что ее беспокоит. Закрутив кран, сестра Тереза насторожилась. Может, кому-то из пациентов срочно требуется помощь? Она подождала еще несколько секунд, потом пожала плечами и наполнила ведро до краев.
Вернувшись к Натали, она поставила тяжелое ведро на пол и потянулась за шваброй. Швабра, вместо того чтобы стоять, прислонившись к кровати, упала. Без лишних раздумий сестра нагнулась за ней, и ей показалось, что она видит, как что-то зашевелилось. Она хотела набрать воздуха, но спазм сдавил ее горло.
– О, Матерь Божья, будь благословен Святой Иуда...
Она кинулась вон из комнаты, пронеслась через холл, оставляя позади удивленных пациентов и врачей, и, добежав до кабинета Матери-настоятельницы, распахнула дверь. Без стука влетев туда, она заставила настоятельницу удивленно вскинуть на нее глаза.
– Она пошевелилась! Я видела! Пошевелилась!
И без того невозмутимая настоятельница делалась еще невозмутимей в ответственных случаях.
– Кто? – только и спросила она. – Объясните спокойно.
– Пятьсот двадцать первая. Девушка в коме.
– Это исключено.
Сестра Тереза почти что плясала от радости.
– Нет, Матушка, случилось чудо!
Мать-настоятельница поднялась с большим достоинством, желая лично проверить, насколько правдоподобен сей невероятный рассказ.
Две монахини направились через холл к 521 комнате, причем одна из них двигалась куда медленнее, чем другая. Возле коридорчика, ведущего к двери, уже собрались люди, и настоятельнице, напустившей на себя вид, означавший, что она не потерпит здесь всяких глупостей, пришлось пробивать себе дорогу локтями. Она несколько минут понаблюдала за Натали, повернулась и отдала приказ:
– Немедленно пошлите за доктором Шварцем! – Потом перекрестилась и, обращаясь к сестре Терезе, спросила: – Вам известно, почему наше заведение носит имя святого Иуды?
Сестра Тереза кивнула:
– Он покровитель безнадежных больных.
К тридцати двум годам Джордан Бреннер был весьма преуспевающим юристом. За семь долгих лет, миновавших с того дня, когда Натали Парнелл впала в коматозное состояние, он добился многого, отказавшись от благородных намерений решить социальные проблемы. Юношеский пыл и идеализм потеснили условности корпоративной и супружеской жизни. Справиться с горем Джордану помогла его недолгая служба в Корпусе мира. Владевшее им жестокое отчаяние утихло за год, что он провел в дикой горной местности. Работа, конечно, не избавляла целиком от болезненных воспоминаний, но отодвигала их в глубины сознания. Заперев их на замок как можно крепче, Джордан старался не позволять им вырываться наружу.
Существовавшая вне времени деревня, с ее примитивным укладом, оказалась очень подходящим местом, чтобы укрыться от мира. Ничто здесь не было связано с прежней жизнью. Сильное физическое и умственное напряжение помогли ему не сойти с ума. Джордан и сам понимал – это именно то, что ему необходимо, и был благодарен тому, кто сумел ему быстро помочь.
Да уж, Джуд Райкен, непревзойденный мастер все устраивать, стал для него большой поддержкой в несчастье. И хотя методы Джуда представлялись не всегда порядочными идеалисту Джордану, он все же не возражал против его вмешательства. Джуд был рядом во время тяжких испытаний. Именно он решил, что Джордану не вынести затяжного судебного процесса. Если бы ему пришлось годами бывать в суде, снова и снова возвращаясь к случившемуся, то его возвращение к нормальной жизни произошло бы с большим опозданием, а возможно, не состоялось бы вовсе.
Ничего не могло быть страшнее для Джордана, чем напоминание о роковом дне, а уж суд бы никак не позволил ему о нем забыть.
Приходилось воспользоваться советом Джуда Райкена, пускай это и означало предать кое-какие идеалы. Джордан был вынужден думать о собственном здоровье и подорванных нервах. И он в конце концов сдался, отказавшись от права начать процесс. Разнообразные механизмы были пущены в ход, чтобы все быстро урегулировать. Настолько быстро, что Джордан совсем запутался, оформляя документы. Изможденный жестокой бессонницей, он сам стал казаться себе бумагой, которую передают из учреждения в учреждение, перестав не только понимать, но и заботиться о том, что давал ему подписывать Джуд. Больше всего ему хотелось просто исчезнуть, и к тому времени, как все было закончено, Джордан понял, что Джуд Райкен сумел пустить в ход все свои связи, чтобы добиться самого быстрого соглашения сторон в истории Северной Каролины.
Спустя ровно четыре недели после несчастного случая, Натали было разом выплачено содержание в размере 12 миллионов долларов. Джордан, не смотря ни на что, был доволен, хотя, как всегда, если за дело брался Джуд, газеты безмолвствовали. Лишь маленькое объявление в конце раздела деловой хроники, помещенное по соседству с некрологами, сообщало об окончании связанных с происшествием юридических процедур. Составленное по стандартной для подобных сообщений форме, оно было набрано до того мелким шрифтом, что, читая его, приходилось всматриваться в каждую букву. Фамилии виновных не упоминались. Это означало, что не следовало привлекать внимания к сыну известного судьи, а также называть другого юнца, чей отец владел сетью автомобильных магазинов. Лишь одно имя было названо – имя истицы. Истицы, которая не только не заявляла претензий, но и вообще понятия не имела о разбирательстве.
Джордан с туповатым облегчением прочитал заметку в день, когда его самолет взял курс на Южную Америку. Смяв газету в комок, он крепко держал ее в руке в течение всего полета. Пройдя через таможню, он заглянул в нее последний раз, тяжело вздохнул, выбросил в мусорный бак и пошел к автобусу.
