Она еще раз пересмотрела всю свою косметику и отложила в сторону то, что пахло слишком сильно. Похоже, фетишизм Хесуса надолго, если не навсегда, отбил у нее желание покупать баночки и бутылочки со слишком яркими и вкусными запахами.
Осталось совсем немного: молочко для тела, два крема и остатки маски для волос. Придется теперь мыть голову мылом? Парикмахер ее четвертует! Как тогда, когда она забила на три месяца на уход, и за это время волосы отросли всего на сантиметр вместо обычных трех, да еще и посеклись. Ленечка чуть не отказался с ней работать, а это была бы катастрофа, лучше него никто не разбирался в уходе за тонкими, слабыми, но при этом вьющимися волосами.
Крема хватит на пару месяцев, если не выпендриваться и мазать только по строгой необходимости.
Молочко продержится недели две.
А что потом?
Как скоро она запаршивеет и превратится в старуху без привычного ухода? В уродину с пятнами на коже, кругами под глазами и шелушением буквально везде?
Но если подумать — вся эта история как в «Алисе в Зазеркалье»: нужно бежать изо всех сил, чтобы оставаться на месте. Выглядеть на двадцать пять в свои тридцать, и каждый год добавлять новое средство, тратить на все это больше времени, чтобы выигрывать у него хотя бы во внешности.
Ее гораздо меньше волновала ее судьба в этом доме до момента, пока она не поняла, что самое большее через два месяца останется без своих волшебных эликсиров. Высохнет и сморщится, как старая Пилар. Кто знает, может ей не восемьдесят, как думала Аля, а намного меньше? Пятьдесят? Сорок пять? Она же не спрашивала, а тяжелая работа, активное солнце и отсутствие последних достижений бьюти-индустрии старят быстро.
Холодные пальцы страха старости сжали ее горло. Тревога, которую она ублажала всеми своими кремами, жила у нее в груди, где-то посередине, чуть ниже сердца. Когда она думала о том, что однажды придется сдаться и сдвинуться с мертвой точки застывшего возраста, из этого места по всему телу разливались холодные тяжелые волны отравляющей ртути.
Аля прислонилась лбом к холодному кафелю душа и немного подышала на раз-два-три. Все хорошо. Все будет хорошо. Она выберется отсюда раньше. Сантьяго обещал все решить.
Выключила воду и принялась наносить на кожу молочко с нежной шелковистой структурой, наслаждаясь прикосновением к самой себе. Оно было практически без запаха, с легким флером ванили, терявшимся за интенсивными ароматами этой страны: горячего мяса, острого соуса, мясистых ярких листьев, густого мха, растущего на древних камнях.
Нанесла маску на кончики волос: решила спасать их, в остальном понадеялась на природу и экологически чистое питание. Тут вокруг была сплошная чистая экология: ползала, кудахтала, мычала, гуляла на вольном выпасе и жрала настоящую траву. Если это не поможет, никакие эко-продукты не спасут.
Взбила волосы, которые должны были высохнуть естественными волнами, и распахнула дверь: коже нужно было еще минут пять, чтобы молочко впиталось, и можно идти завтракать.
На пороге ванной стоял совершенно голый Сантьяго.
«Ну вот, — бухнуло сердце, проваливаясь в живот. — Ты и дождалась».
Боялась?
Жалела?
Мечтала?
Смотрела свои эротические сны?
Сейчас все и случится.
Аля застыла на месте, разглядывая его одновременно жадно и тревожно. Пока она спала и принимала душ, он успел заняться какой-то физической работой и сейчас был весь покрыт потом и темными грязными разводами. Мышцы все еще были напряжены и вычерчивались на подтянутом теле как нарисованные — выглядело почти нереально. Будь это фотография, Аля решила бы, что «Фотошоп»: не бывает такого в жизни.
Но он стоял слишком близко, чтобы усомниться. И запах пота, исходивший от него, на удивление, не был неприятен. Наоборот — свежий, яркий, мужской, он делал Змея еще привлекательнее, включал в Але какие-то древние программы по выбору самца, и программы эти определяли с абсолютной точностью, кто тут занимает верхнюю ступеньку в иерархии.
Она боялась того, что должно было сейчас случиться.
И хотела этого.
И понимала, что это будет самое глупое решение за всю ее жизнь, включая связь с Хесусом.
Но если она сбежит, то никогда не перестанет жалеть.
Ее тянуло к нему как магнитом. Как будто гравитацию придумали только для того, чтобы крупные, пахнущие мужчиной и зверем объекты притягивали к себе объекты мелкие, измазанные ванильным молочком.
Аля качнулась вперед — их разделяли какие-то сантиметры…
9
Аля едва оторвала глаза от его мускулистой груди и… встретилась с его холодным взглядом.
Сантьяго смотрел на нее очень спокойно, совсем не так, как должен смотреть дикий самец, который вот-вот набросится на беспомощную жертву.
— Ты закончила? — спросил он.
— Да… — пролепетала она, еле сообразив, что речь про душ, а не про поедание глазами его вызывающе мужественного тела.
— Тогда моя очередь. — Он вошел под струи прохладной воды. И даже не повернулся к ней, оставшись стоять спиной. Потянулся за мылом, как следует намочил густую шевелюру — две седые пряди потемнели под водой.
Аля помедлила несколько секунд, огорошенная этим равнодушием. Но быстро опомнилась, схватила полотенце и выскочила за дверь.
В спальне было тепло, но ее почему-то начало трясти. Голова постепенно остывала и прояснялась. Она чуть сама не набросилась на чужого незнакомого мужика, бандита — урода похлеще, чем Хесус! Потому что тот еще мальчишка, а этот уже давно выбрал свою роль в жизни. Главарями не становятся случайно, просто свернув не на ту дорожку. Нет, это место под солнцем выгрызают зубами, оставляя позади кровь и пепел. Хотеть такого мужчину значит предавать все свои принципы. Надо просто подчинить тело разуму и начать думать о том, как выбраться отсюда, а не как его горячие руки чувствовались бы на ее мягкой коже.
В доме царила напряженная атмосфера. Хозяйством никто не занимался, но и в гостиной было пусто, и по коридорам никто бесцельно не шатался. Мужчины собрались во дворе, о чем-то негромко переговаривались, проверяли машины, заряжали оружие. Аля как увидела пистолеты, так и вернулась обратно к Пилар с тазиком белья, которое выходила развесить. Кое-как жестами объяснила ей, что не может этого сделать, и забилась в угол в кухне, стараясь не попадаться никому на глаза. Каждый раз, как она видела черный зрачок пистолетного дула, у нее подгибались от ужаса ноги и тошнило. Но в этом доме от оружия было не спрятаться нигде, кроме, разве что, спальни Сантьяго. Но там был он сам — и он был опаснее пистолетов. Только услышав его спокойный властный голос во дворе, Аля метнулась в комнату и задвинула щеколду.
Спустя пару часов в дверь постучали. Аля вздрогнула, ожидая кого угодно, от Сантьяго, который просто захотел еще разок помыться, до полиции, которая наконец разыскала пропавшую владелицу истошно-розового чемодана. Но это была всего лишь старая Пилар, которая, как обычно что-то быстро говоря по-испански, принялась сноровисто менять постельное белье и полотенца. Але стало неловко, как будто она предавалась на этом белье разнузданному разврату.
Впрочем, она чуть было это не сделала. Хотя бы в мыслях.
Невозмутимость старушки нервировала еще больше. Она настолько привыкла к тому, что здесь ночуют женщины главаря, что ни единым движением брови не показывает, что об этом думает?
Не может же она одобрять такое поведение?
Пилар почти не привлекала Алю к помощи, но она сама не могла смотреть как та, со своим маленьким ростом, прыгает вокруг огромной кровати, натягивая простыню. Потом она сменила наволочки, аккуратно сложила две простынки, заменяющие одеяла, и, продолжая болтать, отправилась обратно на кухню. Аля пошла за ней следом, удивляясь тому, как тихо стало в доме и во дворе. Видимо, банда умотала на очередное дело. И, судя по подготовке, серьезнее обычного.
