Увожу расстроенную кроху из эпицентра боевых действий и игнорирую покалывание между лопаток. Наверняка Инесса нарисовала на моей спине мишень и бросает туда воображаемые дротики.
Только меня ее недовольство не трогает. Сейчас гораздо важнее занять себя и Алиску чем-то полезным.
— Протрешь посуду?
— Ага.
Обмениваемся понимающими взглядами и принимаемся хлопотать. Алиса неторопливо елозит полотенцем по тарелкам, я достаю из холодильника овощи для салата. Куриные отбивные мы готовили вчера, их нужно просто разогреть.
Унимая дрожь в конечностях, я перемываю по очереди помидоры и огурцы, складываю их в глубокую пиалу и едва слышно выдыхаю, когда малышка возвращается к больной теме.
— Почему мама с папой всегда ругаются, Юль? Как кошка с собакой.
Потому что твоя мама — безответственная вздорная коза.
Вот что вертится у меня на языке, но я, конечно же, проглатываю едкую фразу и произношу совсем другое.
— Иногда люди не сходятся характерами. Вот и твои родители не смогли ужиться. Но это не значит, что они тебя не любят. Любят. Очень.
Стараюсь донести до Алисы самое важное, а она снова вгоняет меня в краску внезапным вопросом.
— А вы с папой сходитесь, Юль? Вы ни разу не поругались, как ты к нам переехала.
Глава 12.3
Кровь приливает к щекам. Пульс начинает частить. Нож выскальзывает из рук и падает на пол.
— Мы с твоим папой — друзья. А друзья реже ссорятся, чем влюбленные.
Нахожу логичное объяснение нашему с Демьяном взаимопониманию, поднимаю и споласкиваю нож, приступаю к салату. Режу помидоры не слишком тонкими и не слишком толстыми дольками, а сама прислушиваюсь к тому, что происходит в зале.
Любопытство всегда было одним из моих пороков.
— Ларин, а ты, случайно, не просветишь меня, что чужая женщина делает в нашем доме рядом с моим ребенком?
— В моем доме с нашим ребенком, ты хотела сказать?
— Не важно. Не придирайся.
— Юля — не чужая женщина. Юля — моя невеста.
Со сталью в голосе парирует Демьян, после чего тяжелая вязкая опускается между ними с Инессой. Минут пять из зала не доносится ни единого звука. Видимо, столько требуется Инне, чтобы переваривать новые вводные.
— Юля, значит. Это твоя подруга детства, да? А ты времени зря не терял. Меня обвинял во всех смертных грехах, а сам?!
Оглашая пространство визгом, разоряется кукушка, а я отвлекаюсь. Хорошо заточенный нож соскальзывает с помидора и полосует палец до крови.
Больно.
— Ауч.
Охаю я и с недоумением смотрю на алые капли, не замечая, что Алиса срывается с места и подбегает ко мне.
— Больно? Давай я подую. У собачки боли, у кошечки не боли…, — обхватывает мою руку своими ладошками и принимается дуть.
— Спасибо. Так намного легче.
Поощряю заботливую малышку и глажу ее здоровой рукой. Столько нежности в этой крохе, что грудину затапливает грусть. Обычно дети становятся агрессивными и озлобленными, когда их родители разводятся. Алиса же готова простить и принять каждого.
— Так, где-то здесь должен быть пластырь.
Со свистом выдувая воздух из легких, я инспектирую содержимое ящиков и второпях заклеиваю порез. Дверь в кухню тоже поспешно закрываю — и так услышала больше, чем было необходимо.
А дальше минуты текут вяло и до жути медленно, превращаясь в проклятую вечность. Салат я дорезаю на автомате, постоянно возвращаясь мыслями к словам Инессы.
Чужая женщина. Посторонняя. Лишняя.
Странно, но таковой я себя не ощущаю. Напротив, чувствую себя в нужной роли на правильном месте. До конца не разбираюсь в причинах, что мной движут, но очень хочу оградить и Демьяна, и Алиску от женщины, принесшей им обоим немало боли.
Спустя тридцать моих вдохов и выдохов ручка с тихим щелчком опускается вниз, и на пороге появляется растрепанный Ларин. Бледный, задумчивый и немного отстраненный, он словно потерял ориентиры и дико задолбался от всего происходящего.
— Она не осталась на ужин? — как ни стараюсь, не могу притушить тлеющую на дне души неприязнь и мажу по Демьяну обеспокоенным взглядом.
— Нет. Уехала отравлять жизнь кому-то еще, — с горьким смешком, роняет Ларин и в два размашистых шага преодолевает разделяющее нас расстояние.
Утыкается носом мне в волосы, бурчит что-то неразборчивое, скользя ладонью вдоль позвоночника. Нуждается в простой человеческой близости и поддержке.
— Устал? — шепчу хрипло, а он коротко кивает.
— Неимоверно.
Глава 12.4
Застываем в этом мгновении, обмениваясь импульсами, как два сообщающихся сосуда, и никак не можем отклеиться друг от друга.
С момента пропажи Алисы прошло несколько часов, а мы будто повзрослели на целую жизнь. Срослись, что ли. Сплавились.
По крайней мере, Демьян с лёгкостью угадывает, что я отчаянно нуждаюсь в тепле, и крепко меня обнимает.
Я же прислоняюсь щекой к его груди и слушаю, как размеренно бьется его сердце.
Млею от истомы, опутывающей конечности, и невольно фантазирую, а как все могло бы быть, если бы я была настоящей невестой Ларина?
Он бы красиво за мной ухаживал и положил бы весь мир к ногам? Купал бы в море цветов, осыпал бы украшениями, как когда-то Инессу? Или наплевал бы на предвыборную гонку и на рейтинги и на целую неделю увёз бы в домик в горах, где бы отсутствовала и цивилизация, и связь?
Мы бы любовались заснеженными вершинами, пили пряный глинтвейн по вечерам и подолгу смотрели бы на огонь в камине…
От опасных непозволительных мыслей в груди образуется тугой горячий комок, а низ живота сводит болезненно-сладкой судорогой, так что мне приходится собирать всю силу воли в кулак и отлепляться от Демьяна.
— Чайник.
Шепчу осипше, объясняя причину своего бегства, и увеличиваю расстояние между нами, превращая дистанцию в безопасную.
По крайней мере, сейчас мне уже не так сильно хочется растечься ванильной лужицей на полу, а мозг снова обретает способность воспринимать внешние сигналы.
Кипит чайник. Звонко дзинькает микроволновка. Пора садиться за стол.
— А откуда ты узнал, что Алиса здесь? Дома? — розовый туман постепенно выветривается из головы, язык послушно складывает слоги в слова, и теперь я могу озвучить интересующие меня вопросы и не сболтнуть ничего лишнего.
Например, того, что у Ларина невероятный гипнотический взгляд, которым легко порабощать людей.
— Лебедев сообщил. Его парни отследили местоположение.
— Ничего себе, — присвистываю от удивления и замираю, не донося до рта вилку, с наколотым на неё кусочком отбивной. — И что попросил взамен?
— Ты не поверишь. На ужин нас пригласил.
— О нет, — издаю полустон-полувсхлип и обречённо закатываю глаза.
На горизонте итак маячит встреча с родственниками и торжество в честь помолвки, а я бы с удовольствием забаррикадировалась в бункере и ограничила бы контакты с окружающим миром.
— Мы ему обязаны. Отказать было невежливо.
— Знаю.
— Он не такой жуткий, как могло показаться в самом начале.
— Возможно.
Нейтрально веду плечами и в тишине доедаю отбивную. Демьян с таким же аппетитом поглощает свою порцию и придвигается ближе к Алисе, взъерошивая ее мягкие светлые волосы.
Вряд ли отдаёт себе отчёт, но прикасается к ней гораздо чаще, чем обычно.
— Малыш, пообещай мне, пожалуйста, одну вещь, — убирая белокурую прядь с Алискиного лица, Демьян переходит на доверительный шёпот и сам не замечает, как свободной рукой сминает салфетку.
— Какую?
— Никогда больше не отдавай никому свой телефон, ладно?
— Даже Юле?
Вопрос застаёт Ларина врасплох, но пауза длится недолго. Откашлявшись, он накрывает ладони дочери своими и твёрдо заключает.
— Юле можно. Юле и мне. Больше никому. Договорились?
— Договорились, — кивает Алиса серьезно и робко шелестит. — Ты на меня злишься?
