на него я. Потому что Уилл резким движением стягивает с себя футболку, сбрасывает кроссовки и прыгает в воду. Меня обдает холодными брызгами, но я не обращаю на это внимания. С открытым ртом я наблюдаю за тем, как Уилл хватает коробку и поднимает ее над водой.
Не глядя на меня, он подплывает к пирсу, забрасывает коробку и забирается обратно. Я не знаю, что сказать. Потому что совершенно не понимаю его действий и его самого.
Пока Уилл натягивает на свое мокрое тело футболку, стоя ко мне спиной, я прикрываю рот рукой. Он оборачивается в тот момент, когда по моим щекам начинают течь слезы. Его взгляд становится мягким. Не жестоким и не озлобленным, каким должен был быть. Он смотрит на меня почти с нежностью.
Я уже говорила, что совершу глупость сегодня. Я всегда делаю глупости. Но сейчас я не могу поступить иначе. То, как он прыгнул в воду за моим письмами, то, как он смотрит на меня сейчас…
Боже.
Прежде чем он успевает что-то сказать, я буквально бросаюсь к нему и обвиваю его мокрое холодное тело руками.
Уилл застывает лишь на какой-то незначительный момент. Затем его руки с невероятной нежностью и силой обнимают меня в ответ. Я зарываюсь лицом в его футболку, и мои горячие слезы смешиваются с холодными каплями океана на его одежде.
Я не знаю, сколько это длится. Счет времени я давно потеряла. Мне не хочется двигаться. Происходящее никак не укладывается в голове. И судя по всему, Уиллу тоже не хочется нарушать то, что сейчас между нами происходит. Быть может, ему страшно, как и мне? И изменит ли это что-либо вообще?
Но неизвестность пугает больше. Поэтому я отстраняюсь, продолжая его обнимать, и поднимаю голову. Уилл смотрит на меня сверху вниз, тоже не отнимая рук. Его хватка даже наоборот становится теснее. Сотня вопросов готова сорваться с моих губ, главный из которых «почему»? Почему, почему, почему?
Но я молчу. Не хочу больше знать. По крайней мере, сегодня. И этот момент я тоже разрушать не хочу.
Уилл поднимает одну руку и осторожно прикасается ладонью к моему лицу. Затем он проводит пальцем по заплетенной косичке в моих волосах, и его губы дергаются в слабой улыбке.
Мы столько упустили, столько разрушили. Столько забыли.
Хочу ли я, чтобы он меня поцеловал?
Да, хочу.
Сделает ли он это?
Нет.
– Я провожу тебя домой, – нарушает тишину Уилл.
И все звуки мира возвращаются обратно. Чайки, океан, голоса.
Я отступаю. Его руки безвольно падают вдоль тела.
– Не стоит, – говорю я, вытирая еще одну слезинку у рта.
– Фэй…
Я яростно качаю головой.
– Не хочу ничего слышать. Мне надоело терзаться этими вопросами. Пусть все будет так, как ты решил. Мне все равно. Только… пожалуйста, прекрати портить мне лето. Давай вернемся к тому, что было? Ты меня не замечаешь, ты со мной не говоришь. Я почти смирилась.
Уилл сглатывает. На его лице появляется гримаса боли. Отвернувшись, он смахивает с волос капли. Затем с трудом кивает.
– Хорошо. – Пауза. – Твоя сумка на заднем сиденье.
Кивнув в ответ, я разворачиваюсь и ухожу, оставляя его одного.
Уже на пляже, на стоянке рядом с его машиной я оборачиваюсь. Уилл уже сидит, свесив ноги. На его коленях лежит мокрая коробка.
Кирнан смотрит на меня, не отрываясь. Я делаю все для того, чтобы игнорировать ее взгляд. Будто это возможно.
Сдавшись, я со вздохом разворачиваюсь к ней лицом. После душа моя кожа выглядит слегка раскрасневшейся, так что я могу частично скрыть следы бессонной ночи.
– Ты плакала, – заявляет Кирнан как только я открываю рот.
Я смотрю на нее, нахмурившись.
– С чего ты это взяла? – мой голос слегка дрожит, и я мысленно ругаю себя за это.
Моя кузина тоже вздыхает, и теперь в ее взгляде жалость.
Мне сложно выдержать этот взгляд, поэтому я снова отворачиваюсь и начинаю рыться в комоде в поисках чистой одежды.
– Мы же видели, что он вчера приходил, – говорит за моей спиной Кирнан. – Мы не стали расспрашивать. Затем ты ушла и вернулась поздно. Фэй, ты плакала. Что случилось между вами?
Я уже несколько минут тереблю в руках одну футболку. Слезы снова наворачиваются на глаза, и я с силой сжимаю веки.
Ну что за плакса?
– Он вернул мне сумку. На этом все.
Кирнан подходит сзади и кладет руку мне на плечо.
– Просто расскажи всю правду и все.
Я поворачиваю к ней голову.
– Мне правда нечего рассказывать. Потому что я сама ничего не понимаю и не знаю. Единственное хорошее из нашего вчерашнего контакта, так это то, что Уилл обещал не портить мне лето. Все будет, как и было.
– Вы будете снова дружить?
Я качаю головой.
– Нет, как раз наоборот. Делать вид, что никогда не дружили.
* * *
Дядя Ллойд хлопает по креслу рядом с собой, когда я выхожу на задний двор. Он сидит в распахнутой рубашке и в шляпе, вытянув больную ногу перед собой.
Я плюхаюсь в садовое кресло рядом.
– Где ты нашла свою зарядку? – Он кивком головы указывает на телефон в моих руках.
Я сначала непонимающе смотрю на него, затем вспоминаю.
– Э-э, где-то в чемодане.
Он кивает.
– Хорошо. Утром разговаривал с твоей мамой.
– Как они там?
– Сегодня вечером собираются в «Джелли».
Я закатываю глаза.
– Им без меня очень хорошо.
Дядя смеется, откидываясь в кресле.
– Они скучают.
Возможно. Но вряд ли у них для этого достаточно времени. Я вовсе не осуждаю их. У меня замечательные и любящие родители. Благодаря им я не в чем никогда не нуждалась. Они много работают вот и все. И опять же, они это делают не ради себя.
Мой отец – Малкольм Слоун – один из лучших дантистов в Денвере, который несколько лет назад начал заниматься частной практикой. Мама – Энджи Слоун – его правая рука.
Иметь родителей-дантистов, возможно и удобно, но не так уж весело.
– Я бы хотела, чтобы они приехали сюда. Хотя бы на пару дней, – рассуждаю я, глядя на пляж. – Помнишь, как мы все вместе катались на досках?
Дядя Ллойд улыбается.
– Конечно помню. Энджи тогда укусила медуза.
Я стараюсь не рассмеяться. Вообще-то это не смешно. Это очень больно. Тем не менее вспоминать о маминой истерике довольно забавно.
– С тех пор она ни разу не купалась в океане.
Мы замолкаем с улыбками на губах. Я не могу справиться
