Я листаю следующие фото и радуюсь, что вовремя выхватила телефон у него из рук. Просто дальше пошли фотографии, где у меня подушка под футболкой, имитирующая будущий округлившийся живот. Хотелось узнать, как я буду выглядеть через пару месяцев.
Все равно он рано или поздно узнает. Хотя… если бы заработать денег, я бы тогда переехала в другой город и начала там все сначала.
Заработать… вспоминаю про спасительный конверт от Миши и, пока одна, вскрываю его. Две бумажки по пять тысяч. Не густо по сравнению с прошлой жизнью, но в теперешних условиях лучше, чем ничего. В первую очередь надо купить витамины.
Хоть папа и не дал ничего взять, но кольца на пальчиках не заметил. Надо было все украшения на себя навесить, а не шкатулку забирать.
Я возвращаюсь на свое рабочее место и пытаюсь собраться с мыслями. Мне надо работать. А как можно нормально сосредоточиться на обработке видео, если на всех он. Отвлекает — где-то своей улыбкой, где-то бровями, где-то прикушенной губой. Мне нравятся все эмоции на его лице. Мне нравится он сам. И я знаю, что это больше, чем просто нравится. Я знаю на вкус его губы. Знаю, какие они мягкие. Но одновременно он шершаво ведёт ими по коже на шее и раскачивает все внутри, собирая бурю. Взрыв. Потоп.
Я не знаю, на сколько подвисаю в таком состоянии, поэтому когда ко мне обращаются, даже дергаюсь.
— Валерия, — окликает все тот же парень в клетчатой рубашке. — Михаил Егорович вызывает вас к себе.
— Спасибо, — киваю в ответ и поднимаюсь.
Что теперь? Телефон на всякий случай оставляю, чтобы опять не получилось двусмысленности.
Проходя мимо секретарши, задумываюсь, стоит ли что-то спрашивать, но поджидающий уже меня прищуренный взгляд решает эту задачу сам. Я перевожу глаза с нее на дверь босса и уверенно иду туда, игнорируя ее реплики в спину.
Но так уверенно я себя чувствую только тут, а оказавшись за дверью, наедине с ним, снова теряюсь и не знаю, как себя вести.
— Послушай, — Миша поднимается сам и с телефоном в руках направляется ко мне. — Я хотел бы иметь постоянный доступ к тем фото и видео, что ты делаешь, поэтому держи, — Протягивает мне айфон. С виду новый. — Я настроил синхронизацию, создал аккаунт. Пароль в заметках. Это не телефон для звонков. Номер знаю только я. Поэтому ты можешь звонить только мне, если надо. Фотографии будут дублироваться в облаке, я все буду видеть.
— Хорошо. — Я забираю телефон и внутренне выдыхаю. Это просто гениально. Теперь мне не придется показывать свой и сливать свои фотографии.
Телефон пока без блокировки, поэтому я открываю его одним жестом и проверяю контакты.
Шилов.
Так и хочется закатить глаза, но я сдерживаюсь.
— А нормально нельзя было себя записать?
— Нормально — это как? — Миша присаживается на край стол и смотрит на меня. Изучает.
— Нормально — это по имени.
— Но так информативней.
Ага. Информативней. Сложно забыть человека, который только один в записной книжке. Поэтому палец нажимает на “редактировать” и меняет имя на "Миша".
— Это все? Я могу идти?
— Да.
Я разворачиваюсь и слышу вопрос в спину, заставляющий затормозить.
— Ты все еще живёшь на квартире у Алисы?
— Да, — разворачиваюсь и смотрю на него, его вопрос явно не просто так. — А что?
— Они возвращаются на следующей неделе, во вторник.
Вот тебе и конец белой полосы. Снова надо искать, где жить.
— Да, я знаю, — вру в глаза и, надеюсь, не краснею. — А зачем ты спросил? Хочешь предложить пожить у тебя?
Не знаю, на что я рассчитывала, когда спрашивала, хочет ли он пригласить меня пожить к себе, но его эта идея не вдохновила. И я получила в ответ его емкое: “В моей берлоге места хватит только на одного”.
Видела я его берлогу и хватило бы там места даже не на меня одну, а еще и на маленький груз в животе. Но лучше так, чем, если я сейчас дам ему надежду, что у него будет ребенок, а потом окажется, что это Ванин.
Этот новый телефон стал щитом для спасения моего секрета, но, одновременно, еще больше увеличил пропасть между нами.
Не было необходимости ходить к нему, потому что теперь у меня был телефон и все вопросы можно было решить в мессенджере сухой перепиской. Без смайликов и скобочек. Я пару раз попробовала пошутить и прислать что-то такое, но он не поддержал. Зато, благодаря небольшому авансу, я смогла сходить в кафе и нормально поесть.
Вопрос с квартирой так и оставался открытым. Мне надо было найти за четыре дня, куда съехать, потому что стеснять молодоженов я не хотела. А снимать квартиру — пока точно нет денег.
Я возвращаюсь с обеда и, удерживая в одной руке мороженое, второй лезу в сумочку, чтобы ответить на звонок. Мама. Разговаривать при всех — не лучшая идея, потому что вряд ли получится просто посплетничать.
— Привет, — произношу холоднее обычного, словно мороженое повлияло на это.
— Лерунь, привет. Что у вас там с папой вчера произошло? Он ничего не рассказал толком, но был злой целый вечер.
— Ничего не поменялось, мам. Я не буду жить по вашим представлениям.
— Что он хотел?
— Хотел, чтобы я вернулась и вышла замуж за нужного ему человека, чтобы папа решил свои проблемы за мой счет.
— Он иногда бывает упрям, хуже осла. Может ты пойдешь на какие-то уступки, что-то сделаешь, как он хочет, а я поговорю с ним, чтобы он не лез в твою личную жизнь.
— Не надо мам, теперь это уже не важно. Он сказал самое ужасное, что мог сказать, — лучше бы ты, мама, сделала аборт и не рожала меня. — Мама тяжело вздыхает, значит, такой разговор все же был тогда.
— Где ты живешь?
— У друзей.
— Может тебе денег дать?
— Не надо, мам. Он забрал у меня все, что дал. Сказал, что это все его. Поэтому я не пойду первой ни на какие уступки. Мне вообще кажется, что ему и дочь не нужна. — Я не хочу унижаться и рассказывать ей еще и про работу, которую он для меня подыскивал. — Я нашла подработку и мне есть на что жить. Теперь я принципиально не возьму у вас денег.
— Лер, я, — мама замолкает подбирая слова, а я молчу, потому что мне больше нечего сказать, — я бы очень хотела, чтобы вы помирились с отцом и мы снова зажили дружно, как раньше.
— Как раньше уже точно не будет, мам. Вам не понравится тот путь, по которому я решила идти дальше, поэтому проще будет вообще не общаться.
— Лерунь, я люблю тебя, ты моя дочка. Я так не хочу выбирать между вами.
— Не надо выбирать, мам, я сделаю выбор за вас. У тебя своя жизнь и она рядом с отцом, у меня своя — с другими людьми. Прощай.
Я сбрасываю вызов и выключаю телефон. Знаю, что она захочет перезвонить, а мне и так хватает сейчас причин нервничать. Не хочу добавлять еще и эту.
В пятницу на общую планерку меня не приглашали, поэтому я тихо плодила аккаунты в соцсетях для фирмы “Shilov design”. Видимо, Миша для себя выбрал стратегию, что чем меньше он меня видел, тем меньше я создавала проблем и отвлекала его от работы. Но не напомнить о себе я не могу. Он же хотел просматривать то, что я собираюсь выкладывать, поэтому придется потерпеть меня.
— Михаил Егорович у себя? — киваю на дверь, обращаясь к Веронике, которая подпиливает ногти и даже не пытается скрыться. Надо бы ему открыть глаза на ее работоспособность.
— Нет, он уехал и сказал, что до конца дня уже не вернется, — довольно произносит девушка и ухмыляется.
Поджимаю губы и, подняв подбородок, возвращаюсь в свой кабинет. Куда интересно уехал с обеда? Может, что-то случилось?
Я зависаю в супермаркете над морозильником с мороженым и решаю, какое я хочу больше. Обычный пломбир или шоколадный. Может яично-ванильный? Или лучше малиновое? Хочется чего-то необычного. Прямо в горле дерет, а чуть ниже шеи что-то пульсирует и требует удовлетворить желание. В итоге я беру килограмм шоколадного и стаканчик с ароматом дыни.
