Их диалог прервался.
Шум подъезжающей машины. Кузьмин уже открывает ворота. Помогает выгружаться Кире и Даше. Значит снова успел сам представиться. Лёля издалека наблюдала за первыми реакциями подруг. Бог мой, обе улыбались шире некуда. Кузьмин, чертяка такой, умеет очаровывать!
— Лёлик, ты где? — уже вопила Кира, размахивая пакетами с новыми подушками.
— Мы приехали! — поставленным учительским голосом громко сказала Даша. Её гарантированно было слышно на другом конце участка.
— Тут я. Привет. Как доехали? Что купили? — засуетилась вдруг Лёля.
Её тут же подгреб под бок Кузьмин. Поцеловал в макушку.
— Всё хорошо. Они чудесные, — зашептал на ухо.
— Хорош шептаться, а то другим завидно! Лёлька, пошли новое постельное белье затащим. Красивое!
— Не носите тяжёлое. Скажите куда, я отнесу всё.
— Ладно, сам напросился, — и Кира с видимым удовольствием стала нагружать Александра пакетами. Пока он не стал похож на новогоднюю ёлку с подарками.
— На второй этаж, Шур. Там шкаф.
— Покажи мне.
Лёля помчалась показывать. Вперёд по лестнице, открыла дверцы старого двухстворчатого шкафа.
— Сюда.
Кузьмин бросил все пакеты на пол рядом со шкафом. Рывком притянул Лёлю к себе.
— Где мой антистресс?
Она даже пикнуть не успела, он уже целовал её жадно, прижимая к себе всё крепче.
— Что, так страшно было? — едва слышно прошептала Лёля, оторвавшись от поцелуя.
— Очень! Поэтому мне двойную дозу успокоительного, — выдал Кузьмин и продолжил.
— Доктор, нас ждут.
— Понимаю. Вечернюю дозу не отменяю, — засмеялся Шура.
Кузьмин неплохо разбирался в людях. Те, кто сегодня сидел с ним за одним столом определённо были лучше, чище и светлее большинства тех, кого он встречал до этого. Становилось ясно, откуда в Лёле столько доверия миру. От них.
Он ловил на себе внимательные взгляды.
То Кира откровенно разглядывает. Кажется, что только внешность. Но мелькнет что-то в глазах, и понятно, что сканер включён. Смотрит в душу. Ищет изъяны.
То Даша вроде мельком посмотрит. А видно, как выводы про себя делает и в какой-то мысленный блокнотик их заносит.
То Фёдор присматривается. Вопросы задаёт. Что ж. Их право.
Лёля с Кирой мыли посуду на кухне. Дашута собирала со стола. Мужчины стояли у печки.
— Лёль, как так выходит, что вы с Шурой только рядом просто сидите, а всем вокруг уже неудобно, так от вас искрит? — Кира спросила это так серьёзно, что у Склодовской сжалось сердце. Она обняла подругу.
— Не знаю, Кир, правда не понимаю. Сама пугаюсь. И не очень в это верю. А ещё мне на следующей неделе с его родителями знакомиться. Напьюсь, наверное, чего-то посильнее, чтоб от страха не умереть.
— Пусть только попробуют тебя обидеть. Хотя… Мне почему-то кажется, что твой Кузьмин живым щитом встанет. Но тронуть тебя не даст. Он прям кидается чуть что… Классный парень. Жаль там, где ты взяла, больше нету.
Глава 37
Последняя неделя мая — тяжёлое время для педагогов. Во всех смыслах.
Тёплая, почти летняя погода не даёт никому сосредоточиться на учёбе. Улица манит. Поздняя весна стучит в окна яркими солнечными лучами и зелёными ветвями деревьев. Кондиционеры школе не положены. А держать все окна всё время открытыми — не положено по технике безопасности.
Выставляются итоговые оценки. У пятиклашек триместровые, у десятиклассников — полугодовые. И годовые, конечно. Начинается всем известное выклянчивание повышения баллов.
Начальство начинает торопить с отчётами. Все уже хотят наконец провести итоговый педсовет.
Смачно поругаться там из-за нагрузки на будущий год. Непонятно, как они потом друг на друга смотреть будут после этого.
Урвать себе хорошие классы, желательно в одной параллели, чтобы было меньше подготовок. Взаимоисключающие вещи.
Отработать экзамены наблюдателем, экспертом или, того хуже, пережить, когда твои дети сдают, а ты можешь только трястись, как осиновый лист.
Отбаяриться от классного руководства. Реально только для тех, кто выпускает одиннадцатый. И то, не каждый раз.
Выцарапать все положенные отгулы. Почти нереально.
И в отпуск.
Склодовская уже несколько лет как отвоевала у администрации право проведения уроков на улице. Они с пятиклассниками рисовали круговые диаграммы на асфальте мелом. С десятым классом чертили многогранники.
Невдалеке Кира Витальевна с напарницей и своими группами играли в "съедобное-несъедобное" на немецком языке.
Кузьмин дежурил. Поэтому Лёля спокойно сидела у себя в кабинете до позднего вечера. Привычку таскать тетради домой было пора оставить в прошлом. Тем более, что дома настроения их проверять не было совсем.
Вечера были заняты. Они гуляли, смотрели кино, что-то вместе готовили. Или ленились готовить. Но тоже вместе.
Сегодня нужно было всем выставить оценки, чтобы оставшиеся несколько дней доработать спокойно. Всем классам полагались интересные задания на повторение. Впихать новые знания можно даже не пытаться.
Когда она вышла с работы, был вечер. Такой тёплый, безветренный. В сквере цвела сирень всех оттенков. Голуби привычно заседали на голове и плечах памятника Энгельсу.
Склодовская сама себе удивилась, как начала фокусироваться на происходящем вокруг.
Ей, так легко замечающей детали, они вдруг снова стали доступны.
Раньше она проделывала путь в один квартал от школы до метро почти автоматически. Не видя зимой льда и куч реагентов, осенью и весной луж и грязных окон старых московских усадеб.
Сегодня Пречистинка была перед ней в мельчайших подробностях. Цвет вывески ресторана, меню, написанное мелом на чёрной доске с ошибкой. Букет в руках у юноши, ждущего у метро кого-то. Может быть, девушку. Золото купонов Храма Христа Спасителя.
Странное дело, со времени восстановления храма прошло уже немало лет. А она так ни разу и не была внутри. Хотя тему "Пропорции" объясняла именно на этом примере.
Вот в открытом бассейне "Москва", бывшем на этом месте в её детстве, была однажды. Причём зимой. Было забавно плавать, видя как прохожие бегут по морозу, кутаясь в шарфы и шубы. Сейчас храм был уже закрыт.
Лёля глянула на купола. "Господи, помоги мне завтра. Дай сил и терпения. Родители Шуры не могут быть плохими людьми." Толкнула тяжёлую дверь метро, правильное название которой долго не могла запомнить. * И влилась в вечерний поток спешащих с работы москвичей.
_______________
*Маятниковые двери метро называются пендельтюр. Обычные "металл и стекло" весят 60 килограммов. Двери станций первой ветки метро весят 110 килограммов.
Глава 38
По пути на дачу родителей Кузьмин остановил машину. Обернулся к Лёле.
— Солнце, я беспокоюсь, ты бледная. Плохо себя чувствуешь? Может вернёмся?
— Я нормально. Волнуюсь просто.
— Когда "просто волнуются" не проковыривают дырку в пакете с пирожными, — он взял её ладони в свои, — Давай, рассказывай свой самый большой страх. Что страшнее всего?
Что ж. Сам попросил.
До этого момента Склодовская ни разу не упоминала в разговоре свою бывшую семью. Ни мужа, ни его маму. Сравнивать двух мужчин ей тоже не приходило в голову.
Теперь же она выдала Кузьмину всё про общение с мамой мужа, что было в её опыте семейной жизни. Про то, как её испытывали. Подходит ли она в жены Павлу. А она старалась подходить. И угождать. Про то, как ей напоминали, что несказанная удача быть женой Павла выпадает не всем. Как унижали потом. И как пытались отобрать квартиру бабушки.
— Шур, мне стыдно, понимаешь.
— Тебе? Господи, за что?
— Я никогда не видела твоих родителей. И понимаю, что у плохих людей не бывает хороших сыновей. Но я уже нагородила в голове бог знает что.
— Лёееееля моя, мои родители и правда хорошие люди. Мама много говорит. Очень эмоциональная. Но знаешь, она даже ссориться не умеет. А отец только внешне такой суровый. Пока анекдоты пошлые не начнёт рассказывать. Я никогда бы не повёз тебя к людям, которые могут обидеть. Они знают, что ты — это я. Понимаешь?
